Из подвала доносилось тихое журчание воды. К нему примешивалась отборная брань и звон инструментов, плеск воды. Подвал девятого дома затопило по колено.
Утирая грязный лоб, сантехник Мокрицын проклинал прорвавшую фановую трубу, проклинал свою профессию, стеная на весь дом о том как он навеки обречен «ковыряться в чужом дерьмище», вспоминая родительниц не только всех жителей дома, но и самих труб, разводных ключей, протекавших резиновых сапогов. И даже новенький, намедни купленный ниппельспанер не радовал его в тот день. Битый час проторчав в подвале, Мокрицын вылез наружу, покурить. Сигареты намокли, и пришлось просить закурить у детворы, что играла в футбол. Даже привыкший к канализационным ароматам Мокрицын испытывал мучительное неудобство, стреляя «Космос» у пятиклассника-вратаря - запах от сантехника исходил неимоверный, да еще и солнце на улице светило как-то совсем не по-осеннему – жарко и душно. Перекурив и горестно вздохнув перегаром, Мокрицын полез обратно в подвал. Наконец, после часов изнурительной борьбы, поток нечистот уменьшился – кажется, фановая снова стала нормально работать. Мокрицын удовлетворенно осклабился: «Пошлооо говно по трубам!» - так он говорил всякий раз, когда заканчивал работу.

И жизнь девятого дома снова потекла в прежнем русле - неторопливо, как поток нечистот по фановой трубе.