На католическое Рождество, во время которого я обычно нахожусь как раз в католической Европе с ее украшенными улочками и соборами, я почему-то почти всегда вспоминаю одну и ту же историю. Когда-то почти 30 лет назад у меня была учительница по французскому языку - Роза Семеновна Вейсман. Это была лучшая учительница в мире (такая же спустя 25 лет попалась мне с немецким языком). Старая интеллигентная еврейка, умеющая учить так, что сейчас, по прошествии двух с половиной десятков лет и практически не имея за это время разговорной практики, я по-прежнему все понимаю по-французски и в общем-то говорю вполне прилично, когда припрет. В начале 90-х Роза Семеновна учила французскому мою младшую дочь, но недолго: в возрасте 70-ти лет решила уехать на постоянное место жительство в Германию по программе... Не помню, как именно та программа называлась, что-то связанное с немецким чувством вины перед евреями и готовностью замолить грехи, предоставив евреям жилье и работу в цивилизованной европейской стране. 

Я долго тогда ее увещевала: "Роза Семеновна, вы с ума сошли? Куда??? Вы живете в Москве, в отдельной квартире, в центре, не пропускаете ни одной премьеры ни в одном театре, включая Большой, или консерватории. Пенсия маленькая? Да к вам пол-Москвы на уроки по 25 долларов в час выстроится разом, только свистните. Два таких урока в день - ваша пенсия за 2 месяца. Вы в 70 лет с вашим французским и итальянским на каком языке в этой Германии разговаривать будете?

Про театры я, кстати, не понаслышке знала. Роза Семеновна несколько раз водила меня в Большой, где за червонец, а  то и трешку, сунутую в руку нужной билетерше, нас сажали на роскошные места в одной из лож. У меня с любовью к опере и балету всегда была некоторая напряженка, но Роза - я это знала точно - ходила в Большой каждую неделю.

Она мне в ответ говорила, что Мюнхен, где она намерена обосноваться, это центр Европы, все рядом, колыбель мировой культуры, в общем. Что работу или пособие предоставляют, жилье тоже. Продукты, опять же, качественные, а у нее холецистит... В общем, уперлась. И уехала в итоге вместе с 40-летней дочерью-языковедом, сумев вывезти чемодан словарей и особо любимые книги. Остальное оставила мне - в наследство.

Спустя полгода я получила от нее письмо.

"В Мюнхене остаться не удалось - писала она. - За три дня до моего приезда было принято решение не оставлять евреев-переселенцев в крупных городах страны. Поэтому живем мы в небольшом поселке - в ста с лишним километрах от Мюнхена, где одни казахстанские и поволжские немцы. В доме стены фанерные, как в общежитии. Крохотная комнатка, крохотная кухня. Работы для дочери нет. Предлагали посудомойкой, уборщицей. Три раза предложили - на этом все предложения закончились. Живем на пособие и нет никакой возможности потратить на себя хоть часть денег, вырученных за квартиру. Все друг на друга стучат. Если вдруг выясняется, что у кого-то есть накопления, пособие перестают платить тут же..."

Заплакала я тогда, как сейчас помню, на последней строчке этого письма:

"... А по воскресеньям я хожу в кирху. Слушать музыку..."