Когда наступает ночь, когда вся водка уже выпита и мы остаемся наедине со своей совестью, когда на нас никто не смотрит, кроме того, кто смотрит на нас всегда - мы начинаем думать такие вещи, которые днем думать нельзя, думать стыдно.

Днем стыдно быть сентиментальным, стыдно страшиться за удел своей души, днем ты коммерсант, торгующий кирпичом, и постройка храма - это всего лишь выгодный заказ и, как следствие, хороший доход. Но ночью твой доход не имеет никакой цены, ночью ты думаешь о том, что без твоих кирпичей не было бы храма, и это значит - тебе есть что ответить тому, кто сейчас смотрит на тебя в тишине и кому внятен подлинный смысл и истинное название любого ремесла.

Я учу немецкому языку, это мое ремесло и мой хлеб. Я беру с людей деньги за их невежество. Я наживаюсь на их несчастье, как полицмейстер, что за деньги выписывает пропуск из гетто, как профессионал по подделке паспортов, как таможенник, за взятку ставящий нужную печать, как капитан, берущий на борт неучтенных пассажиров.

Двадцать пять лет я работаю на эмиграцию. Через меня прошло по самым скромным подсчетам около тысячи человек, выбравших свободу. Я винтик той огромной индустрии, что обслуживает их беду и надежду.

Эти люди, которым предстоит долгий и трудный путь в края, где сытно, тепло и безопасно - они уже заплатили и мытарю, и мастеру по паспортам, и капитану, что возьмет их в трюм. А у самого причала стоит моя будочка, где я продаю им то, без чего им будет очень трудно - хлеб, нож и карманный фонарик. Я продаю им пищу, свет и оружие, с которыми они сойдут на берег, и я последняя в цепочке тех, кто желает им доброго пути.

Придет время, и я продам последний товар последнему покупателю, и последний пароход отчалит у меня на глазах, и лавочка моя запылает.

Каждый проводник когда-то не успевает перейти границу, но группа-то уже по ту сторону, и он говорит - ну что ж, Господи. Я сделал, что мог, и говоря по совести, я сделал не так уж мало. И бесполезные деньги текут у него из карманов, пока он падает.