Я жил много лет по дороги законам,
Средь жителей стран всех я слыл иноверцем,
И ветер носил мой корабль по волнам,
Пока не прибил к твоей гавани, Сердце.
Стоял у руля, завороженным взглядом
Твой образ ловил через невод толпы.
Мгновенье ушло! Снова нет тебя рядом.
О, Сердце, зачем же увиделись мы?
И я вошел в город, корабль оставил
И Сердце хотел разыскать в переулках.
Дни путались, город со мною лукавил,
А ночь лишь смеялась на улицах гулких.
Мелькали твои отраженья и тени
Во встречных фигурах и ясных глазах…
О Сердце, прости мне мои сновиденья,
Где блики твои в моих пели руках!
И с грустью однажды призналась луна,
Что смерть караулит тебя от меня,
Что время и даль – между нами стена,
Прозрачней стекла, но страшнее огня.
Что нет мое Сердце желанной дороги,
К тебе по которой летел бы я с ветром,
Что против нас даже жестокие боги,
В чьи храмы я тщетно ходил за ответом.
И плача, я в море уплыть вновь задумал,
Но сросся с причалом мой легкий корабль.
Взлетел в небеса, но земля притянула -
Я душу в глазах твоих, Сердце оставил.
Я бился в силках, пел и плакал от боли,
Молил саму смерть и богов заклинал,
А Сердце во сне недоступной звездою
Светило, и я к нему рваться устал.
И взяв острие, я шагнул за пределы
Миров тех, что знали мои глаза,
Но Сердце свое отыскать не успел я,
Как цепью сковала меня гроза.
Я пленник в межмирье, но вижу отсюда:
Причал, как рука, мой корабль отпустит,
Звезда моих снов, что вовек не забуду,
В моря уплывет за неясной грустью…
"Опоздавший умереть, или не успевший родиться, он застыл мухой в янтаре, упрямо смотрит в один из тварных миров. И ветер терзает его тело, звезды жгут ему плечи, горячими взглядами, манят войти в их владения. Но он, кажется, не замечает боли, он висит в пустоте и безвременье Границы, обернувшийся на полпути, он все смотрит назад. И путники кричат от страха, проносясь мимо этого живого изваяния, мимо застывшего стремления. Их пугает искаженное болезненной неподвижностью тело и светлое блаженство на мертвом лице, где только живые глаза светят ярче и отчаянней огней Границы. Живые глаза, неотрывно следящие за чем-то в покинутом мире...." (из записок одного путешественника между мирами)
Маленький Скерцо остается один, уже третий раз остается дома один.
Рыжему Скерцо не страшно: уже третий раз он дома совсем один.
Скерцо ждет, не дыша, полуночного боя старинных часов,
Открывает тяжелые двери, что прям за камином, открывает и ждет.
Маленький Скерцо видит как из огня выходят капризные леди,
Рыжий Скерцо не видит их лиц, только видит - капризные леди.
Скерцо руку подаст каждой, помогая спуститься на гладкий пол,
Улыбается нежно, говорит комплименты, скучает, скучает и ждет.
Маленький Скерцо смеется от счастья, он видит ее - прекрасную Розмари,
Рыжий Скерцо через удары сердца приглашает на танец прекрасную Розмари.
Скерцо нервно считает шаги, чтоб не сбиться: раз-два-три, раз-два-три..
На старинных часах скоро утро, и Скерцо боится, боится и ждет.
Маленький Скерцо прекрасно знает, что однажды приходит рассвет.
Рыжий Скерцо не раз уже видел как в окна к нему приходит рассвет.
Скерцо ждет предрассветной прохлады и тянет тяжелые темные шторы,
Пряча залы от солнца, надеется на продолженье, надеется и неизменно ждет.
Маленький Скерцо чувствует как растворяется в воздухе Розмари.
Рыжему Скерцо больше не страшно, он держит так крепко свою Розмари..
Скерцо чувствует, как пропадает дыхание, как все превращается в пыль, и
Все мечтает о том, что окажется там, за камином, мечтает и ждет.
Маленький Скерцо безумно влюблен, безнадежно, смертельно болен.
Рыжий Скерцо устал от солнца, доктора говорят, он смертельно болен.
Скерцо знает, что если получится вдруг умереть у камина, то там
Ждет его Розмари, и скучает, как он, и любит, любит и ждет.
Маленький Скерцо смеется от боли, доктора говорят - умирает.
Рыжий Скерцо безумен, бесстрашен, он давно уже знает, что умирает.
Скерцо ходит по комнате и считает ритм вальса, стук сердца,
Бой старинных часов, раз-два-три, все считает, считает и ждет.
Маленький Скерцо больше не будет оставаться дома один.
Рыжий Скерцо теперь никогда не останется дома один.
Скерцо спит, наконец-то, навечно, не видя дневного света,
Ждет когда же разбудит его Розмари. Скерцо умер. Умер и ждет.
(c) Daniel Fitz-Walter
Ave, Maria. Ave..
"Ты видела, Мария, золото и пепел? дыхание перехватывает, как осыпается с неба, и прям в ладони, думал обожжет, но нет, холоднее лунных лучей.. а луна, говорят, то к мертвым. Хорошо им, мертвым, с луной. А я пока живой еще, но золото не сжигает. А слышала, Мария, какая музыка с тем светом льется? Чище родниковой воды талой, чище весенних капелей.. что за голоса это? Ангелы? Мария, тебе незачем быть, если ты не знаешь что за цветы из хрусталя по утрам растут на полянах в лесу. Говорили роса - не хрусталь, но те цветы звенят, если тронуть, хрусталь бьется, рассыпается на маленькие золотые искры, тает в пепле и золоте.."
Робкий детский шепот утонул в раскате грома, яркие белые вспышки озарили неподвижное бледное лицо - не камень то, не мрамор - застывшая навеки печаль и радость. Застывшая музыка, тишиной дарующая покой.
- Ты бы видела, Мария.. - вздохнул ребенок и принялся тереть кулачками глаза.
Но Мария молчала в ответ, только неуловимо угадывалась улыбка в глазах, да в ударах ветра по витражным стеклам храма слышалось тихое светлое пение.
Мальчик поежился от ночного холода и прижался ближе к ногам Пресвятой девы.
- ...знаешь, Мария, если бы я мог, я бы показал тебе все, что видел сам. И пепел, и золото, и осенние рассветы россыпью изумрудов, и танцы лесных фей под луною. А там, в лесу, есть огромное старое дерево.. когда грустно или страшно, там можно прятаться от всего мира, и точно никто не найдет, даже сам господь. Тебе ведь бывает грустно? я знаю, бывает. Всем бывает грустно.. - ребенок вздохнул и закрыл глаза, невольно погружаясь в прохладный глубокий сон под неслышимую песню ветра и гроз за окнами храма.
"Ты бы видела, Мария..."
Рассвет настал из туманного пепла и золота. Опадал на раскрытую ладонь Марии сквозь окна под самым куполом храма. И прозрачными чистыми каплями стекали слезы радости по неподвижному мраморному лицу ее.
(c) Daniel Fitz-Walter
Я пытался себя заставить перестать верить во все чудастости, перечеркнуть весь этот бред, что в тетрадях, разорвать, сжечь и забыть. Закрыться в квартире и ни за что не выходить. Сидеть, страдать, пить горький чай и питаться книгами. Не книжками о других мирах. Вовсе нет. Оборвать последние соединения с другими мирами и переносами туда со спичками, свечой и словами-выдумками. Читать энциклопедии, да, точно… Хотя нет, пришлось бы обойтись и без энциклопедий, а то мне уже хочется подумать над тем, не связано ли слово «энциклопедия» с клопами или циклопами. Но мысли и исписанные листы, там, внутри, где-то рядом с сердцем, которое отказывается изъясняться так, чтобы мне было понятно, снова зашелестели, Муз сказал, что обидится и покинет навсегда и перестал служить мне лампой, а домашние духи внезапно затихли и попрятались по углам, у краказябры сделался грустный взгляд, луна слетела с окна. Все отвернулось. И тут уж мне пришла в голову мысль, что я жутко одинок. Что теперь мой мир разбился на осколочки. Что скоро и я рассыплюсь-раскрошусь. И более того, я даже расстроился из-за этого, что уж совсем удивительно. Даже подумал о том, не повеситься ли. В результате, разозлился, хлопнул дверью и выбежал на улицу. В одном тонком свитере. Этой снежной холодной зимой.
Что-то холодное стукнуло по голове. Какая-то рыжая девчонка случайно попала по мне… снежком? И тут я огляделся вокруг. И увидел это. Зиму. Настоящую зиму. Заснеженный двор, дети, играющие в снежки, белый, только что выпавший снег и…тут я понял, что вешаться мне рано, это уж точно.
- Не откликаетесь, господин Мегхен?! Задумался? – притворно возмутилась девчонка.
- Откуда ты…? – попытался перебить ее я.
- Над чем, Кристофер?
- И имя? – тут уж настала моя очередь возмущаться. Не очень это приятно, когда кто-то знает о тебе слишком много.
- Знаю. Просто знаю. Вижу и слышу. А ты истории пишешь. – она снова засмеялась.
- Иногда…Лишь пишу. Глупые.
- Не-а. Живешь этим. Не скроешь. Так о чем ты, говоришь, задумался?
Тут, вдруг, внезапно захотелось рассказать ей о том, как я глубоко несчастен. Но, только подумав об этом, захотелось смеяться. Несчастен? Действительно ли? Поэтому вместо этого я спросил:
- Ты видишь облака на небе?
- Не-а.
- И я не вижу. В том то вся и проблема. Я их представляю. Почему они плывут?
- О, они не плывут вовсе, это наша голубая планета вертится! Разве проблема?
- А сколько тебе лет?
- Много. А так, всегда восемь. Ты знаешь, я поспорила как-то с демонами…Но это длинная история… Расскажешь мне свои истории?
- А ты мне свои? – уже смеясь.
- И не расстраивайся ты так. Она вернется.
На миг стало невыносимо больно и все потеряло свой, вернувшийся было цвет.
- Ее больше нет.
- Вернется. Но другой.
- А так откуда ты…
- Напоишь меня чаем? – снова этот беззаботный смех и звон бубенцов на сумке. Цвета, кажется, снова появились.
Стало так холодно, что тепло и так тепло, что холодно.
Так мы проговорили весь вечер и немного ночи. Уже сидя в более и менее теплом подъезде на огромном подоконнике, с пакетным чаем, теплыми словами и улыбками. Расходясь в разные стороны, случайно спросилось:
- Скажи имя.
- Зачем?
- Вдруг исчезнешь.
- А вдруг исчезнешь ты? – хитрый взгляд, - Эли.
Я вернулся домой. А на утро, когда, на удивление счастливый, лежал с простудой (вот и злись теперь, ха!), увидел, что Муз мирно спит на столе (как всегда днем). И вообще, все по-прежнему. На своих местах. Даже луна, каким-то образом, обратно вернулась на окно. Что же это? Хорошо, что я не забыл обо всем этом…
«Му-уз…» - позвал я.
Он тут же проснулся и, для порядку, как всегда, сердито заявил: « Явился. Не запылился. Как и следовало ожидать.»
« Что же это так? Почему?»
"Будешь ехать, напиши дорожную сказку" - говорил мне Сашка Фитц-Вальтер, провожая с Казанского. Ну, вот, в общем-то..
Обещанная Дорожная.
Она не выносила меня как минимум за то, что я носил рыжий шарф, курил ментоловые сигареты, пил крепкий кофе без сахара и любил осень.
Этого было достаточно для лютой ненависти, так она считала.
Каждый раз, когда я приходил к ней в гости вечером, с букетом листьев или цветов, промокший и счастливый, она называла меня последними словами и отправляла в магазин. За хлебом. Я возвращался с конфетами, печеньем к чаю, и лимоном. Она скептически хмыкала, упрекала, что я без хлеба (печенье, это вам не хлеб!) и шла на кухню ставить чайник. Потом мы пререкались еще минут пятнадцать, как правило все время, пока я варил кофе, и слышал в спину "вот сбежит твой кофе - сам будешь печку отмывать!". Я кивал и улыбался - у неё на кухне мой кофе еще ни разу не сбегал, видимо знал, что ждет его за пределами джезвы. Я бы на его месте тоже не стал капризничать.
- Ненавижу тебя, - фыркала она, когда я аккуратно наливал кофе в чашки.
- За непролитый кофе? - смеялся я.
- За кофе вообще. Ты меня спаиваешь.
- Радуйся, что не виски или абсент, их я тоже люблю.
- Пфф. - многозначительно отвечала она, подозрительно принюхиваясь к содержимому своей чашки, - в прошлый раз ты проиграл. Начинаешь.
- Конечно. - я закуривал и делал первый глоток. - Ну, значит так..
Мы терпели друг друга шесть с половиной лет, только потому что никак не могли завершить нашу игру. А шесть с половиной лет назад я еще не носил рыжего шарфа, не курил ментола, пил горячий шоколад и любил осень. А зеленого шарфа, кофейных сигарет, шоколада и любви к осени недостаточно для лютой ненависти, так она считала. Тогда-то она была и сама еще всего лишь рыжей девочкой в клетчатой рубашке и с парой кисточек в кармане..
Наша игра началась случайно, в поезде "Москва - Санкт-Петербург".
- Эй, ты, блондин. Помог бы, что ли.. - девушка с двумя сумками, фотоаппаратом и огромным планшетом в руках, стояла в проходе. Сзади толпились бабушки и демонстративно ворчали. - у меня 74 место, боковушка.
И с этими словами на меня было повешено две тяжелые сумки. Планшет дама соизволила тащить сама. И слава богу.
- И надолго в Питер? - поинтересовался я, когда все сумки были тщательно спрятаны под сиденье.
- Неет, что ты, - она улыбнулась, - я вообще не умею долго в одном городе находиться. А ты зачем туда?
- Гуляю, - честно ответил я.
- О, - она даже рассмеялась, - и ты тоже. Давно гуляешь?
- Давно. - киваю, для убедительности. Не так уж и давно на самом деле, зато плодотворно.
- И я давно. Расскажи что-нибудь?
- Конечно. Ну, значит так..
Мы закончили разговаривать только около какой-то кофейни Санкт-Петербурга, когда официант сообщил нам, что "заведение уже закрывается, три часа ночи, вам вызвать такси?", дружно отказались от такси, заказали по последней чашечке, докурили последнюю сигарету и вышли в ночную прохладу города. Её ждали где-то, меня ждал кто-то.
- Ну хорошо, ты победил, - улыбалась она, - у меня истории закончились. Но в следующий раз, когда мы встретимся, начну я. И смогу тебя победить, точно-точно.
- Хорошо. Тогда мы непременно встретимся. - улыбаюсь ей в ответ.
- До встречи?
- До встречи.
Мы разошлись в разные стороны города, и встретились спустя полгода.
Этот город был южный, ночной и приветливый.
- Начинай?
- Ну что ж.. и начну. На третий день, как я приехала в Питер...
Я внимательно слушал, проверял на правдоподобность. Отвечал ей - своей историей, потом она, потом снова я, она, я, она, я, она.. а потом у меня кончились истории.
- Вот видишь, я победила. Один - один.
- Маловато, не находишь?
- И правда. Ну что ж, тогда увидимся.
- До встречи.
А однажды мы встретились в московском метро.
- Я больше не гуляю по городам, - грустно сказала она, завидев меня, - мне нечего тебе рассказать. Ты, наверное, выиграл.
- И я тоже, не гуляю - по городам. Пойдем гулять по одному?
Она пожала плечами и поплелась следом.
А вечером я варил для неё кофе. Она призналась, что её бесит мой рыжий шарф, что зеленый был приятней, и что сигареты, которые не пахнут кофе - это не сигареты.
Я сказал, что с короткими волосами ей было лучше.
- Фу ты какой.
- Мм?..
- Совсем другой стал. Брр. Ненавижу тебя. Стоишь у меня дома, на кухне, варишь кофе, что за ерунда. Выиграл - так не гордись.
Я рассмеялся.
- Тебе совсем нечего мне рассказать, чтобы победить? я же тоже теперь почти не гуляю по трассам, шансы равны.
- Ну... - она задумалась на пару минут, потом улыбнулась, - ну что ж. Начну.
- ...и мы с тобой - тоже. Пока не
У камина сидели трое...путешественники по мирам...хитрое провидение занесло их сюда, в маленькую кофейню на перекрестке миров, и потирало руки, предвкушая интересную развязку очередной истории...они гуляли про разным реальностям в поисках своих отражений...истерзанные временем, тающие от усталости и почти забывшие о своей цели, они пришли сюда на запах домашней выпечки и теплый свет из окон...а кофейня эта была необычная - живее любой живности... без имени и без хозяина...сама по себе...но с характером: не каждого к себе на порог пускала...только тех, кто искал ответы...от скуки шуршала по хозяйству и готовила вкусности.как она это делала?руками помощницы...с виду обычная девушка...только было в ней что-то потустороннее, нечеловеческое...почти неподвижные серые глаза, слишком длинные пальцы, неисчезающая странная улыбка и полное отсутствие голоса...жутенькое зрелище...но путники быстро к ней привыкли...она двигалась быстро, не отвлекая их от главного...от молчания...они пили ройбуш и грели мысли...они не заметили, как на столе появился большой поднос, укрытый горкой печенья...пахло миндалем...улыбки переглянулись и стали еще безмятежней...руки потянулись к маленьким радостям, но остановились на полпути - глаза заметили присутствие помощницы...медленно она протянула руку к печенью, и захватив одно, разломила пополам...как в китайском ресторанчике одной из реальностей, путники заметили внутри листок, скорее всего с предсказанием. увидев понимающие лица, девушка улыбнулась еще шире и исчезла...переглянулись в недоумении...но желание узнать таинственное взяло верх...быстро расхватали печение...послышался хруст и шуршание маленьких сообщений из будущего...затянулась пауза...глаза вновь и вновь перечитывали написанное...тишина наполнилась странным звуком - в углу заиграла старая музыкальная шкатулка, припорошенная пылью...проснулась, решив разрядить обстановку...мирно потрескивали поленья в камине...окно радовало чудесным видом на сиреневые облака в черном небе...вот только вся эта прелесть не касалась сознания путников...они сидели неподвижно, смотря в одну точку..."Ты возрадуешься в вечном сне, ибо найдешь там то, что ищешь", "Ты потеряешься в поиске, и найдешь, обернувшись через плечо", "Ты поможешь найти, но потеряешь себя"...
[шкатулка медленно замолкала...тикали старые часы на стене...время бежало как счастливый ребенок...у камина сидели тени и пили ройбуш с миндальным печеньем...]
На вечернем небе появились первые звезды, а за ними тихонько прокрался тонкий молодой месяц. В воздухе музыкально потрескивал мороз. Откуда-то издалека слышался детский смех и струилась радость.
Но в семье у Даньки грустно - заболел его братик Сашка, и прямо перед волшебным Рождеством. С каждым днем ему становилось всё хуже и хуже, и Данька не отходил от постели близнеца, держа его всю ночь за руку, а днем лечил его, играл, пел для него, рассказывал сказки. Тогда Сашка улыбался, и казалось, что он вот-вот уже выздоровеет, но тихий смех снова прерывался надрывным кашлем, темнокудрая головка устало падала на подушку, огоньки в глазах потухали, и сердце у Даньки сжималось от боли.
...Мальчик вышел из подъезда, сел на заснеженные ступеньки и горько заплакал. При брате он себе этого не позволял, но сейчас уже не мог сдержаться - просто не знал, что ему делать.
Вдруг послышалось:
- Перестань! Не надо слёз!
- Ой, кто это?
- Тот, кто у тебя под ногами.
Данька удивлённо посмотрел вниз.
- Снег, что ли?..
- Да, снег. И хочу тебе сообщить, что слёзы твои ужас какие горячие. Они беспощадно топят мои снежинки.
- Извини, я не хотел сделать тебе больно, - сказал Данька.
Снег стал ласковей:
- Да я понимаю, понимаю. Вытри слёзы! Вот так. Знаю я их причину. Ну, попробую помочь! - и, недолго думая, принялся созывать снежную метель со всех концов города. - Хэй, толпа, соберитесь! Нужно отдать частичку холода, чтобы уничтожить Сашкину горячку!
Данька удивленно наблюдал.
- Извини, - огорчился Снег, - наша прохлада не может помочь твоему братику. Но ты не теряй надежду, проси помощи у всех, кого встретишь.
- Спаси-ибо, - всхлипнул Данька, и, вытирая слёзы, побрел по мостовой не разбирая дороги. В это время на зазывы Снега прилетела настоящая метель. Сильный ветер сорвал с Даньки шапку.
- Отдай! - крикнул мальчик.
- Ха-ха, не отдам! - смеялся зимний хулиган. - Сейчас как заброшу шапку во-он на ту крышу! Тогда все убедятся, какой я умелый!
- А, мне всё равно, - махнул рукой Данилка, - неси её куда хочешь, хоть на фонарь зацепи. Я бы только одно у тебя попросил - одолжи силы моему братику! Ты такой сильный, а он... даже с постельки не может подняться, так ослабел от болезни.
- Ой-ой, а я нашёл время для шуток!.. Извини, - смущённый Ветер вернул мальчику шапку. - К огромному сожалению, у меня нет такой власти - отдавать свою силу. Если бы мог, так с радостью помог бы... Ох. Мне нужно лететь дальше. Не падай духом только, не теряй веры!
Мальчик попрощался с Ветром. Метель улеглась, темные акварельные разводы на небе прояснились, в нём теперь ясно светили звёзды и месяц. Данька
Господам Сказочникам, Волшебникам, обывателям миров волшебных или просто наблюдателям!
Имеется для вас у нас несколько сообщений.
133 - хорошее число. Именно столько вас, тех замечательных авторов, которые делятся своими волшебными сказками и вас, тех, кто проникается их волшебством.
Тех, кто приходит поделиться кусочком тепла и тех, кто сюда за ним приходит.
Невероятно здорово, что Библиотека стала именно таким местом. Каждый день кто-то, в поисках "волшебства", "сказок", "рисунков волшебства" и даже "психоделического треша", что неожиданно, находит нашу Библиотеку. И здорово, что ее ищут именно так.
Мы и представить не могли, что кто-то оставляет нам на почте открытки и пишет настолько теплые слова.
Спасибо всем вам. Нам тепло с вами.
Очень грустно, когда кто-то вдруг решает уйти. Надеемся, здесь будет все больше Сказочников и больше их Читателей.
По правде сказать, мы и сами появлялись здесь редко. И нам за это очень стыдно. Фитц-Вальтеров пристыдить сложно, а тут мы даже пристыдились сами. Теперь мы обещаем себе-вам, что ни-ку-да не денемся.
Сказочники, пишите чаще! Ведь сейчас ноябрь, за лето-осень у вас наверняка скопились листы с волшебными историями. А скоро зима - время снежинок под фонарем и посиделок в кофейнях с коричным кофе, старыми тетрадями и уютными шарфами. Мы будем греться историями друг друга, а весной - прозрачный творческий разгул.
А вы, Читатели, не молчите. Сказочники, они же художники. Пусть и банальное "тепло-красиво", но слова - они слова и есть, пусть суматошные и сумбурные, но все же. Имеют вес и цену, рождают новые и новые сказки.
___________________________________________
Всего через два месяца Новый Год и Рождество, самое волшебное время зимы.
Покамест мы бы хотели предложить вам одну забавную штуку, коли желающие да активисты найдутся.
Возможно, кто-то из вас знаком с понятием Friendship Book. А ежели нет, так слушайте.
Штука эта - тетрадь. Любого размера-толщины-цвета, на ваш вкус. Тетрадка эта передается из рук в руки по знакомым вашим да друзьям, в нашем же случае - по Сказочникам, в одном городе живущим. Каждый в ней что-нибудь да напишет, нарисует, подпишет. Тетрадей может быть много, по числу владельцев-участников само собой. Когда все желаемые ваши Авторы свои творения там напишут, тетрадь ваша к вам же вернется, и останется теплой памятью. Таким же образом, кстати, господа Сказочники могут получать иллюстрации к своим творениям.
Желающие такую штуку делать - просим сюда. И те, кто не прочь написать, и те, кто хочет такую тетрадь иметь. Что-кому-когда скооперируемся и словимся. По вопросам - сюда же. Скромники да тихони - не скромничайте. Основное место действия - Москва, однако, коли подберется должное количество из городов других, скооперируем и там.
Надеемся, вам будет интересно.
Искренне ваши, близнецы Даниэль и Александр Фитц-Вальтеры.
Спонтанное что-то получившееся как-то.
***
Было шесть часов вечера, когда я понял: сегодня или чудо, или – вопреки. Со мной было три зажигалки и два стеклянных шарика. Их я взял подышать свежим воздухом после долгих месяцев томления в коробке. Они были кусочком чуда. Зажигалки – частью вопреки.
Шесть часов вечера – время, которое осенью напрочь пропахло красками и дешевым ванильным кофе. В это время я только открывал их и размешивал, краски. Или точил карандаш. Резал о бумагу палец. Свинцовая, до слез, усталость, запах красок и дешевого ванильного кофе – это шесть часов вечера осенью.
Вообще-то я шел искать рыжего кота Эрика.
Слева стояла Сказочница_которая_не_знала_что_она_сказочница. Мимо прошла Сказочница, которая в черноволосом пареньке-вороне в промокшей клетчатой рубашке признала сказочника.
Вообще-то я шел искать кота Эрика.
А получилось – вопреки.
Я вынул под дождем тетрадку и хотел было начать писать карандашом, цанговым, из тех, что никогда не подводят, и чей механизм слишком прост чтобы ломаться. Да из него куда-то подевался грифель.
Тогда я взял чернила и стал писать ими. На втором слове «закончились» они и правда закончились.
Получилось – вопреки.
Alex Fitz-Walter
Автор: Gemini_Contra
Двое.
Никто и не догадается, кто эти двое.
Вдох - вдох, выдох - выдох... смех - смех.
Гуляли по улицам большого, почти пустого города. Перед рассветом, да тем более в летнее время, рано, нет никого на улицах. Тишина.
Шаг - шаг..
В фонарях, как говорили, живут сказки. В небе - рассказывали - живут ангелы.
- У них глаза зеленые. Как и у тебя, должно быть.
Город послушен. Город любит этих двоих. Доверяет им тайны, играет с ними в прятки.
Есть такое место в этом Городе...
Если спуститься прямо под мост, потеряется время. Там можно часами, и - молча, пройдет всего пара минут.
...а вот когда дождь, там холодно и странно. И все равно стоять можно долго, думать о чем-то своем.
Кажется, недалеко фабрика. Запах шоколада.
Улыбка - улыбка.
Держась за руки, упорно не желая отпускать. На холоде руки замерзают, потом становится больно.
...когда придут домой, будут греть дыханием пальцы друг друга.
А пока не страшно - Город.
Никто и не заметит тонкие тени в свете фонарей. Кто будет смотреть? только дети да кошки.
У них - плотные тени, совсем черные. И только тени скажут наблюдателю как крепко эти двое держатся за жизнь.
Нет, никто не боится смерти, смерть придумана уже много раз, написана на черновиках, исправлена и закреплена за событиями.
Черновиков много. Это большая ответственность - начистую писать в небе.
Небо над ними - ментоловое. Холодное, раздирающее легкие. Они любят Небо.
Это ведь Небо. Как его не любить.
Небо верит им. Небо течет холодком по их венам. И кровь от этого только чище.
Есть такое время в осени, когда наступают зеленые рассветы. Сначала - листопады, потом дожди, потом холода. И к началу льдов - рассветы. Это похоже на большой изумруд, в который поместили солнце.
И небо становится зеленоватым, холодным, безумным.
Ментоловым.
А когда приходит снег, начинаются сказки. И самое, что ни на есть обычное, волшебство. Тогда согреваться можно сладким кофе, и новыми выдумками. Впрочем, снег не настолько холодный, как может казаться.
Прохожие видят их - двоих - сквозь снег. Удивляются. О чем-то думают. Идут дальше.
Кто-то удивляется - спрашивает...
- Правда, - подтверждают они, совсем как один, - не заметно что ли..
Улыбка - улыбка. Смех - смех.
Никто и не услышит бесшумных шагов, шепота сквозь снегопад "не отпускай"..
Никто не узнает.
- Кто из вас кто?..
Определять по кольцу на пальце - у одного на безымянном, у другого на указательном.
Как просто обмануть.. как незачем и как, порой, забавно.
- И это единственное ваше отличие?
- Других, простите, пока не нашли.
Никто и не отличит... взгляда - от взгляда, слова - от слова.
Шаг - шаг..
Все слишком быстро теряет смысл.
Это Мир зовет - дальше.
Это Небо говорит - выше.