«Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила…»»
Пушкин
Что же ночью нам не спится -
Ахи…вздохи…непокой…
Тень от прошлого кружится
В безысходности слепой.
Лет прожитых неподвижность...
Свою память ворошим…
Потерявшие невинность,
Что имеем - то храним.
Десять…две…одна страница
От молитв к небытию.
Про, «как за морем синица»,
Пропоют в чужом краю.
Крапаней
Вновь снега замели
Белизны небывалой.
Что забыть не смогли –
Всё прошло…всё пропало.
Одиночества круг –
Просто некуда деться.
Где далёкий мой друг,
От обид отогреться.
А зима доняла’
Одиночеством новым.
Позвонить, как дела,
По привычке, знакомым
Тишина вздрогнет вдруг
На словах обещанья…
Не тебе, милый друг,
Поцелуй на прощанье.
Крапаней
Мы были не правы,
Встречая рассвет.
Расплакались травы
Росой в алый цвет.
Из заводи мглистой –
В обьятья огня,
Молила, Пречистой,
Спасите меня…
Туманы…Туманы…
Теряется свет.
Обманы…Обманы…
Любила и нет.
Колени целует
Роса в алый цвет…
Поёт Аллилуйя
Предавший рассвет.
Крапаней
Всё бегом и кругом…
Расставанье с другом.
Обещаньям плата –
Плачет боль…Утрата.
Жизнь меняет вёсны,
Лето, осень, зимы…
В далях перекрёстных
Прошлое храним мы.
Встречи – расставанья,
Здравствуй – досвиданья…
Как-то всё печально,
Грустно и…банально.
Долгие разлуки,
Пригорюнясь, множим.
Забывая муки,
Прошлое тревожим.
Крапаней
Горячих слёз пью горечь на губах…
Синицу грёз не удержать в руках…
Пусть стынет боль,
Пророчество пусть в крик…
Мир одиночества, как вечность…или миг.
Заглянет в окна равнодушный свет.
Ночь незаметно скроется от бед.
Невозвратимость вырванных страниц…
Последний крик -
Полёт бумажных птиц.
Крапаней
Прилепилась боль нежеланная,
Грызёт исподволь, окаянная.
Горькой травушки рвала, лебеду…
Горе – горюшко вела в поводу.
Дрожит боль моя – лист осиновый.
Уйти за моря попросила бы…
Журавлём лететь – до небес достать,
Лихо потерпеть – лёгким эхом стать.
Полем стелется васильковый цвет.
Перемелется…Было горе – нет…
В ясных зореньках тает алый свет,
Мама – маменька, сохрани от бед.
Крапаней
Во мне ты бродишь
И меня не знаешь,
А иногда и вовсе забываешь.
Про что, о чем, зачем все это?
Мечта, забытая поэтом.
Я знаю это суждено,
Но не хочу…
Я не мечта.
Я здесь одна.
Конечно, я не идеальна,
Но ты – создатель: все реально.
Во мне сто граней,
Их не перечесть.
Ты выбираешь ту: одну - удобную тебе.
И следуешь за ней, как за виденьем.
А я другая, вовсе не спасенье.
Я не бурлящий океан эмоций,
Не солнца свет,
Скорей – луны холодной.
Я факел. Но, увы, давно погасший.
И нежность надо мной уже не властна.
Черства, груба, порой цинична.
И все же я меланхолична.
И есть во мне та мягкость к бытию,
Которая вселяет в душу доброту,
И я дарю ее для сердца людям милым.
Простите те, кого я не любила!
Наверно я сейчас напьюсь…
Воспоминанья, как расплата.
Вином разбавленная грусть
Меня осудит виновато.
Не умираю от любви…
Лишь в липкой дымке опьяненья,
Кусаю губы до крови,
Земли теряя притяженье.
Крапаней
Во мне ты бродишь
И меня не знаешь,
А иногда и вовсе забываешь.
Про что, о чем, зачем все это?
Мечта, забытая поэтом.
Я знаю это суждено,
Но не хочу…
Я не мечта.
Я здесь одна.
Конечно, я не идеальна,
Но ты – создатель: все реально.
Во мне сто граней,
Их не перечесть.
Ты выбираешь ту: одну - удобную тебе.
И следуешь за ней, как за виденьем.
А я другая, вовсе не спасенье.
Я не бурлящий океан эмоций,
Не солнца свет,
Скорей – луны холодной.
Я факел. Но, увы, давно погасший.
И нежность надо мной уже не властна.
Черства, груба, порой цинична.
И все же я меланхолична.
И есть во мне та мягкость к бытию,
Которая вселяет в душу доброту,
И я дарю ее для сердца людям милым.
Простите те, кого я не любила!
Вспоминая теперь о своем знакомстве с Гудмэном, я вспоминаю и себя, каким я был тогда, десять лет назад. Впечатления от тех давних событий – ведь для меня с тех пор прошла вечность – складываются сейчас передо мной в своеобразный узор, красоту и смысл которого я не всегда могу понять. Одно я знаю точно: человеческая память – это не склад информации, упорядоченной и готовой для последующего использования, и нам не дано знать, что из пережитого нами будет волновать нас десять лет спустя. Вот и теперь мне кажется, что история будет неполной, если я не расскажу немного о себе. Для меня это было временем становления, обретения своего внутреннего «я». Будучи от природы человеком замкнутым, я получал основную часть впечатлений из книжного мира, бредя на ощупь сквозь лес имен, названий и понятий. Открывая для себя новые имена в искусстве, я отбирал те, что казались мне наиболее важными, наиболее близкими – это было похоже на обретение воспоминаний после летаргического сна – и таким образом я формировал свой внутренний мир.
Тогда мне казалось, что каждая книга имеет только свое одно единственное прочтение, и я не мог принять такую точку зрения на близкую мне книгу, которая не совпадала бы с моей. Например, для меня Говард Лавкрафт был, прежде всего, мастером готической новеллы, поэтом мрачной старины, прославившим наш скромный городок; и я был очень неприятно удивлен, прочтя в одном журнале, что главной заслугой и основным вкладом Лавкрафта в искусство следует считать создание Мифа Ктулху, этой серой мешанины из доисторических монстров и кошмарных культов.
Как несложно догадаться, друзей у меня было не много, поскольку мои интересы не находили широкого отклика среди моих сверстников, поэтому я особенно ценил общение с теми, кто как-то разделял мои взгляды. Придя в тот день домой, я позвонил своей знакомой, Бетти Фишер, с которой мы учились в одном классе. В нашей дружбе не было ничего романтического, по крайней мере, с моей стороны, поскольку в то время я был без памяти влюблен в актрису Мишель Джонсон, которая навсегда покорила меня в образе Чайны из фильма «Музей восковых фигур». Это не было пустой иллюзией. Просто, тогда я так чувствовал.
Между мной и Бетти Фишер произошел разговор, примерно, следующего содержания.
- Привет, Бетти. Это Ньюлан.
- Ньюлан, привет. Как дела?
- Отлично. Знаешь, я сегодня встретил невероятного человека.
- Невероятного?
- Ага. Он, вообще-то, немного странный. Но, по-моему, забавный.
- Где же ты его встретил?
- Я осматривал один старый дом, и он там оказался. Он провалился сквозь ступеньки лестницы, и я помог ему добраться до его дома. Кажется, он переломал себе все кости.
- Какой ужас. Бедняга. Волнующее было приключение?
- Да уж. А потом, когда он пришел домой (он живет на набережной), представляешь,… у него из-под плаща выпал кол. Деревянный кол.
Днём прячутся звёзды
В стране голубой.
А ночью глубокой
Стремятся домой.
Как молнии, стрелы
Летящие ниц.
Горели и пели
Сердца звёздных птиц.
Небесной музы’ки
Божественна страсть…
Под сладкие звуки
Слететь и… пропасть.
Сгореть без остатка
На ждущей земле,
Даря силу страсти
Неведомой мгле.
Из крохотных стрелок
Родится росток.
Упрётся корнями
В бугристый чертог.
Давно моё сердце
Лежало в земле…
Узнает ли тайну
Звезда о себе.
Крапаней
Не зимы увяданье…
Сердце помнит слова…
Рук тепло ещё греет.
Взрывом боль в голове –
Ненавидеть не смею.
Ухожу и шепчу
На пороге прощанья:
Я тебя не люблю…
Счастлив будь…Досвиданья.
За порогом - зима
Чистоты небывалой.
Виновата сама
Полюбила-пропала.
На двоих – два крыла
У фигурок несмелых.
Жизнь как-будто спала,
И любить не посмела.
Ухожу…Всё как встарь –
Накипь слов обещанья…
Скрыло серую гарь
Не зимы увяданье.
Может это из снов
Позабытых…Но вроде,
В суете городов,
Грустно ангелы ходят.
За порогом – зима
Чистоты небывалой….
…………………….
Крапаней
Кочующие реки,
Клубящийся туман.
Прощаются навеки
Два сердца…И обман…
И частые разлуки..
И боль…С недавних пор
Негреющие руки –
Простив измен позор.
К чему воспоминаний
Связующая нить…
Лишь эхо всех прощаний:
Прошу простить…Простить…
А где-то там туманы
Не могут жить без рек.
И в море-океаны
Вливаются на век.
Крапаней
Посвящается всем безнадежным романтикам
Black loom the crags of the uplands behind me,
Dark are the sands of the far-stretching shore
Dim are the pathways and rocks that remind me
Sadly of years in the lost Nevermore.
H. P. Lovecraft
"Unda; or The Bride of the Sea"
Черны нависшие во тьме за мной отроги
Темны пески окрест лежащих берегов.
Мрачны тропинки и скалистые пороги,
Влекущие меня к летам потерянного Nevermore.
Х. Ф. Лавкрафт
«Ундина, или Невеста Моря»
Часть Первая
Часы на Первой Баптистской Церкви города Аркхэма мерно пробили полночь. Протяжные, немного печальные звуки возносились в ночное небо, навстречу луне. Тысячи раз горожане слышали эту музыку, звучавшую степенным лейтмотивом их новоанглийскому укладу, однако в этот раз она заставила остановиться случайного прохожего; поддавшись очарованию момента, он поднял взгляд в небо, и стоял так, словно захваченный иллюзией более древней, чем само человечество. И покуда эхо последнего удара не смолкло, окрестности хранили тишину.
Но вот, отзвук двенадцатого удара рассеялся в воздухе, и через минуту, словно по неведомому сигналу, площадь стала заполняться веселыми людьми с факелами в руках, облаченными в карнавальные костюмы. Кто-то носил маски, другие были в гриме, и все они совершали странные телодвижения, пританцовывали и что-то напевали. Некоторые темные окна зажглись, и стали слышны звуки органной музыки.
Что остаётся от длинного дня…
Пара звонков - кто-то ищет меня.
Хлебные крошки, для слов, или птиц,
Тихо слетающих в гнёзда страниц.
Скрип тормозов…То ли плач, то ли вой –
Эхо беды остаётся со мной.
Полки, не мной, непрочитанных книг…
И петушиный, не ранний ли? крик.
Крапаней
Когда расплачется отчаянье
Непониманья и обид…
Когда скользнёт из рук нечаянно
Тарелка – символ бурь и битв…
Прижмусь щекой, в знак утешенья,
К рукам, напрягшему плечу…
К дарам великого прощения
Я синей птицей полечу.
Крапаней
Среди чарующих цветов
Цвела Нежданная Любовь.
Подруга, Алая Заря,
Растаяла, с собой маня.
И День, один из самых лучших,
Поднёс к ногам от сердца ключик.
И тихо умирал Закат,
Поймав Любви печальный взгляд…
Но только Ночь, из снов, из грёз,
Укрыв Любовь плащом из звёзд,
Подарит молча свой рассвет,
Прощальных поцелуев свет.
Крапаней