Пришла пора закрыть одну тему. Тянулась она три месяца, сегодня померла.

Написал на днях колонку про то, как был на просмотре в комитете РФС по этике. Приведу ее здесь с незначительными купюрами.

НА ПРОСМОТРЕ

 Ехал я как-то на такси по стране Словакии. Дело было 8 декабря, за несколько часов до игры "Жилина" — "Спартак". Зазвонил телефон.

- Это Сергей Александрович Фурсенко, - сказал голос в трубке. - Мы хотим пригласить вас в комитет РФС по этике.

Далее последовало несколько комплиментарных оценок некоторых моих качеств. Не всех, разумеется.

Удержавшись от выпадения из машины, ответил, что польщен и что надо подумать. Посоветовался с начальством. Решил дать согласие.

Основных мотивов было два: если есть недовольство чем-то, нельзя отказываться от возможности это изменить. Пусть даже призрачной, иллюзорной. Возмущаться со стороны — одно, пытаться исправить — совсем другое, и конструктивизма в этом больше. А не получится, никогда не поздно отойти на исходные позиции.

Мотив второй был сугубо профессиональным. Не вывалить на читателей, конечно, всю подноготную весьма резонансного комитета, а уяснить, каковы там приводящие механизмы, насколько этот орган самостоятелен и объективен в моем понимании этих слов. Ну и иметь возможность публиковать что-то в разумных пределах, объяснять читателям логику решений по крайней мере.

Через какое-то время перезвонил Алу Алханов. До этого я два месяца бомбардировал письмами и перечнями заготовленных вопросов минюстовскую пресс-службу, но с Алу Дадашевичем меня для интервью так и не свели. А тут раз - и сам на проводе. Что, в общем-то, объяснимо. Ведь на этот раз связаться надо было не мне, а Алханову.

Поговорили. Пришли к консенсусу. Была озвучена какая-то близкая декабрьская дата, когда решение вступит в законную силу.

- Ну а вернетесь из командировки — подъедете в РФС, напишете заявление, чтобы соблюсти формальности, - сказал Алханов.

Родная газета предложила обнародовать факт приглашения в тот же день. Я поостерегся. Не потому, что совсем уж не верил Фурсенко и Алханову, а потому, что рано кричать "Свет!", пока не взошло солнце. Мысли кое-какие в голове зашевелились, однако. Например, что неплохо бы поставить вопрос о реагировании комитета на очевидные, но не оформленные официально безобразия, хорошо различимые во время телетрансляций. И что крайне желательно выработать механизм воздействия на "договорняки" сугубо комитетовскими полномочиями, поскольку в нашем футболе "их есть", с этим не поспоришь, а раскочегаривать нашу правовую систему можно до Страшного суда, причем с той же нулевой эффективностью.

Прошло три месяца. С тех пор мне никто по поводу комитета не звонил. В "СЭ" периодически появлялись заметки: "расширили", "видоизменили", "поручено сформировать новый состав". На днях, наконец, сформировали. Себя и Евгения Ловчева, также приглашенного Фурсенко и Алхановым, я в этом составе не нашел.

В общем-то, ничего страшного не произошло. Пока колбаса в супермаркете не оплачена, покупатель имеет право выбрать другой сорт. И футболиста, приглашенного на просмотр, не обязательно возьмут в команду. Но если скажут, что все-таки взяли, то найдут, наверное, потом какой-то способ известить об обратном. Я так думаю.

Чем обозреватель "СЭ" не устроил приглашающую сторону, тоже не суть важно. Поскольку речь идет о комитете по этике, наверное, как раз приземленной этической планкой, которая у нас с Ловчевым до высоких стандартов не дотягивает. Не по весу же туда людей отбирают и не по размеру ботинок, правильно? И снова ноль претензий: этикой мериться — занятие пустое и глупое.

Смущает же вот что. Членство в комитете — штука морально затратная, съедающая время и нервы. Это не отпуск на Бали — скорее, командировка за Урал. Но если договорились — надо лететь.

Не сказать, что уже собрал чемоданы, однако отлетом самолета был удивлен. Это ведь не я просил купить мне билет. Это авиакомпания была заинтересована в пассажире. Передумала? Ради бога. Но предупредить-то можно? Ведь без этого телодвижения РФС напоминают игры детей, звонящих в дверь, а затем убегающих в темень подъезда.

[...Пропущено...] 

А новому составу комитета по этике искренне желаю продуктивной работы. Она важнее любых просмотров и колбасного шопинга.

Теперь необходимое послесловие. Сегодня мой телефон в ханты-мансийском роуминге зазвонил вновь.  Собеседик был тот же - Сергей Фурсенко. Без долгих предисловий он извинился  за несостоявшееся приглашение и объяснил причины: один очень авторитетный член исполкома, уважаемый президент футбольного клуба, высказался резко против моей кандидатуры, и "отстоять меня не удалось".  Держать нашу беседу в секрете Фурсенко не просил, почему, собственно, о ней и повествую.

Несколько выводов.

По редкому, но счастливому совпадению, написание колонки и звонок президента РФС состоялись почти одновременно: первое чуть раньше, второй чуть позже. Теперь публиковать материал в газете смысла нет: вопрос закрыт, обе стороны удовлетворены и, слава богу, живы-здоровы. А появление моего текста в блоге - лишь иллюстрация к сюжету. Все-таки информация о приглашении прошла в СМИ. После нее ко мне подходили люди, спрашивали, когда мое первое заседание, интересовались, почему так долго решается вопрос. Я не знал, что им ответить и как все это объснить.

Теперь знаю и, пользуясь своей маленькой трибуной, объясняю. Ведь эта история касается меня напрямую. И имеет, к счастью, логическое завершение.

Вывод второй. Рад, что в исполкоме нашего РФС существует плюрализм мнений. Было бы гораздо хуже, согласитесь, если бы этот орган был заточен под одного человека. Тогда бы демократией там и не пахло. А так - пожалуйста: мнение, контрмнение, взвешенное решение. 

Догадываюсь и о том, авторитетный президент какого клуба высказался против моей кандидатуры. В конце концов их в исполкоме всего два. Подозреваю также, что послужило поводом. Хотя тут детализация не нужна: ясно, что профессиональная деятельность, отбросившая густую тень на мой этический облик. 

Только ведь и в этом масса плюсов. Ни я, ни президент уважаемого клуба не безошибочны в своей работе. В том числе - с точки зрения этики. И очень здорово, если он имеет возможность выразить отношение к моим ошибкам на исполкоме, а я к его - в газете. Из этого, наверное, и рождается истина.

Вот такая история.