К 80-летию Победы в Великой Отечественной войне.
Не литературоведческие заметки на фоне воспоминаний и сегодняшних реалий
Двадцать второго июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война.
(Песня времён войны)
Перед началом
Да война началась двадцать второго июня. А готовились ли к ней? Тут водораздел мнений.
– Нет, конечно, никакой подготовки. Жертвы первых дней говорят сами за себя. Руководство страны растерялось, испугалось, бросило армию и народ. Промышленность не работала. Идеологию не отработали.
Другой взгляд:
– Готовились, но не успели. Против нас оказалась вся Европа. Времени не хватило. Ведь за 40 дней пала Франция, за несколько дней – Дания, Норвегия, Греция, Югославия. Рухнула Польша, руководство которой отказалось из-за своей зоологической ненависти к России от помощи Советского Союза. Вся Европа (кроме Англии) работала на Германию.
Кто способен был остановить эту Европу во главе с Гитлером?
После войны выходило немало книг, воспоминаний о начале войны, её победоносном окончании. В общем, шёл поиск причин поражений и истоков побед. Официальная идеология отвечала довольно чётко: причина побед – в руководящей и направляющей силе Коммунистической партии и социалистическом строе, в умении, сплочённости её руководства во главе со Сталиным (после XX съезда КПСС этот тезис всё больше и больше корректировали), в мощной индустриализации страны, в мужестве, стойкости, терпении нашего народа, в отсутствии мощной пятой колонны.
Ну, что же, в каждом из этих положений была своя доля правды.
Но была правда и в другом. Ошиблись в сроках, когда ожидали нападения Германии (1942 г.). Ожидали нападения Гитлера (Сталин предупредил об этом на выпуске командного состава из военных училищ), объявили частичную мобилизацию в ряде областей в мае и июне 1941 года. И только что запустили в производство лучшие образцы военной техники (танк Т-34, штурмовик Ил-62, реактивный миномёт «Катюша»). Эх, если бы раньше!
Гудериан, танковый стратег Германии, получив ощутимый удар по своей бронированной орде от атак тридцатьчетвёрок под Ельцом глубокой осенью 1941 года, глубокомысленно отметил:
«Если бы мы знали, что у России есть такой танк, как Т-34, то Германия бы не начала войну». Если бы они и мы больше знали к началу войны…
К ошибкам, просчётам и преступлениям относят аресты и расстрелы, устранение из армии большого количества командного состава. Нет сомнения, что это ослабляло армию, но новая война показала, что старыми методами и приёмами воевать было нельзя. Командиры появлялись и учились в бою, там же погибали, и на их место становились другие. Это были жестокие, но необходимые уроки войны.
В 1972 году я от имени комсомола и издательства «Молодая гвардия» поздравлял с 75-летием Георгия Константиновича Жукова. В беседе я ещё спросил у маршала: «А всё-таки, Георгий Константинович, почему мы победили?» – Секретарь ЦК Комсомола взглянул на меня с удивлением, но маршал после паузы сказал: «Правильный вопрос. Вот один из ответов. Действительно, Германия по всем статьям тогда была лучше готова к войне, чем мы. Возьмите генералов. Мы в академиях военных учились у Клаузевица, Шлиффена Мольтке. Прусский офицер – это же военная косточка, каста целая. Немецкий солдат покорил Европу, победоносно прошёл по дорогам Франции, Бельгии, Польши, взял Норвегию, Грецию, Крит. Англия дрожала. Немецкая техника на начало войны была лучше нашей – «мессершмитты», «фокке-вульфы», «тигры», автоматы. Мы войной учились, – подумав, Жуков закончил, как мне показалось, торжественно и с назиданием, – мы победили потому, что у нас был храбрый, патриотический молодой солдат, политически обученный, душевно подготовленный сражаться за Родину». В какой-то мере для нас это было откровение, хотя, возможно, и сказанное в ответ на присутствие делегации молодёжи.
Так вот, как же вырабатывалась эта идеология, этот дух патриотизма, который помог воспитать такого солдата? В тридцатых годах в стране произошло важное и переломное событие для массового сознания.
Если в двадцатые годы идеологи, «пролетарские» писатели лихо гарцевали на лозунге «мировой революции», на всеобщем интернационализме, на отрицании «буржуазной» классики («Пушкин – певец дворянской усадьбы», «Во имя прекрасного завтра сожжём Рафаэля, растопчем искусства









