Что творится снова, что творится! Вся Сорбонна забурлила, заклокотала и закипела. Вместо занятий теперь проходят общие собрания, повсюду плакаты и лозунги, толпы студентов на улицах – в общем, почти революция.
[354x294]
Впрочем, все по порядку. Вчера на входе в корпус Мальзерба двое студентов раздавали листовки вот с таким содержанием (сокращенно): «После оглашения решения общего собрания, проведенного 9 февраля в основном корпусе Пари IV Сорбонны, и последующих манифестаций 10 февраля, решено было закрыть доступ в аудитории Мальзерба по следующей причине: согласно постановлению префектуры полиции, центр не может функционировать, если в нем не обеспечена должным образом охрана, а 11 февраля весь персонал здания присоединился к бастующим». Внутри самого здания всех входящих встречал плакат с надписью: «Входящие, оставьте упованья «По случаю забастовки в центре Мальзерба 12 февраля будет открыт только Большой амфитеатр и только для проведения общего собрания студентов, преподавателей и работников университета. Начало собрания в 10:00».
[142x232]"-Я не могу
-Почему
-Не могу...я боюсь
-Чего?!
-Надежды!"
Оказывается, при наименовании парижского RER произошел забавный случай. В конце 60-х годов, когда строительство только началось и работы велись всего на двух участках, одним из которых был La Défense – Étoile, разработчики назвали новую подземку «Métro Express Régional Défense Étoile» («региональное экспресс-метро Дефанс-Этуаль»). Ну, звучит благородно, подумали они, и дали задание художнику сделать соответствующие вывески на входы. А на вывесках такого рода писали не все длиннющее название, а аббревиатуру. Художник уже замахнулся кистью, как его вдруг осенило, что если сложить первые буквы наименования, то получится звучное MERDE*. Merde! – буркнул он и бросился звонить вышестоящим в Дефанс.
Как художник объяснял высоким чиновникам, какую аббревиатуру он получил путем простого сложения первых букв, история умалчивает, только чиновники догадались, что это будет, скорее, не название метро, а его характеристика. Попробовали сократить – получилось MER («море») – тоже как-то нелогично, да и домыслить легко. Помнится, в 2004 году была популярна песня Каложеро «Face à la mer» («Лицом к морю»), так вот, когда я процитировала это название одному моему другу, он тут же переспросил: «Как-как? Face à la merde?»
В общем, ответственные лица не придумали ничего лучшего, как переименовать то, что строили, в более благозвучное: RER (Réseau Express Régional – региональная сеть экспрессов). Со временем эта сеть разрослась до пяти линий, а название осталось прежним. Но в памяти народа все еще жива история с переименованием. Не удивлюсь, если отважному художнику когда-нибудь поставят памятник «За спасение чести парижского RER».
*merde (англ. shit, нем. scheiße, исп. mierda, итал. merda и т.д.) – читается [мерд], в дословном переводе означает «дерьмо». Употребляется также в качестве междометия, в таком случае переводится как «черт!» или «бл@дь!»
[262x197]
[540x55]
«Mardi 13 janvier 2009 à 12h29
RER A :
En raison d'un arrêt de travail spontané des Agents de Conduite SNCF, lié à l'agression d'un mécanicien à Maisons- Laffitte, le trafic est totalement interrompu sur les branches :
- Cergy Le Haut
- Poissy.
L'interconnexion RATP / SNCF est suspendue à Nanterre Préfecture»
(Выдержка с сайта RATP)
Поясняю: на машиниста поезда напали и, похоже, побили. Остальные машинисты в поддержку товарища прекратили работать. В результате встали два участка линии А на неопределенный срок.
У меня есть однокурсница – Джеймс Бонд в юбке, она способна добывать информацию из любых источников. Она позвонила в справочную RER и среди прочего спросила, как же удалось напасть на машиниста, когда он всегда закрыт в своей кабинке, вроде пилота. И ей поведали, что машинист этот вышел из кабины, и пока дошел от головы поезда до хвоста, успел схлопотать.
А месяц назад побили контролера, и машинисты устраивали забастовку в поддержку контролера. Я вот думаю, зачем террористические организации бомбы подсовывают? Ведь достаточно остановить линии RER, как весь город будет парализован, и ущерб окажется куда больше, чем от простого взрыва магазина (мы это проходили в ноябре прошлого года). А остановить линию RER просто: достаточно избить машиниста или контролера…
p.s. По сообщениям в новостях, машиниста избили еще вчера, в 19:40. Хотя "избили" - сильно сказано, ему просто дали в глаз. Из кабины он вышел, чтобы выключить сработавшую сигнализацию, и нарвался на 6 (по другим данным, 7) молодых людей. Машинист получил больничное на 2 (по другим данным, 4) дня, а его товарищи объявили забастовку в знак солидарности.
Веркор (Vercors) – горный массив, расположенный в Западных Альпах, к юго-западу от Гренобля (регион Rhône-Alpes). Жители этого массива по-французски называются vertacomicoriens (вертакомикорьенцы) по имени кельтского племени, когда-то обитавшего в этом регионе. Массив этот примечателен своими лыжными станциями и организованным сопротивлением в годы второй мировой войны. К чему это я все рассказываю? Да к тому, что всю прошлую неделю я была вертакомикорьенкой. Или вертакомикориянкой… Тьфу, в общем, жила в Веркоре, открывая для себя новый вид активного отдыха – лыжный спорт.
До Гренобля мы ехали на TGV чуть меньше трех часов, оттуда – на арендованной машине еще 27 км до Ланс-Ан-Веркор (Lans-en-Vercors). Большая часть пути пролегала по горам; дорога, соответственно, петляла во все стороны каждые 50 метров, создалось впечатление, что ее строители никак не могли найти правильный выход с гор или же просто были врагами французского народа.
Ланс-Ан-Веркор - «коммуна», что-то вроде небольшого поселка или маленького городка, с населением чуть более 2000 жителей, ориентированная в основном на туристов-лыжников, которые в период праздников туда слетаются как мухи на говно мед. Лыжная станция базируется на высоте 1400 метров, включает в себя 15 лыжных трасс и 12 подъемников. Самая высокая вершина, предназначенная для спуска, находится на высоте 1827 метров. С нее открывается прелестный вид на другие горы, в том числе, на самую высокую точку Европы – Монблан.
Надо сказать, что до этой поездки лыжи ассоциировались у меня со школьными уроками физкультуры, вечно мокрыми варежками с налипшими на них комками снега, насквозь промокшими штанами и обмороженным носом, истекающим жидкостями разной консистенции… В девятом классе я демонстративно перестала ходить на физкультуру на лыжах и получила единственную тройку в аттестат. Хотели поставить двойку, но на уроке в зале я виртуозно съехала с каната вниз головой, вообразив его цирковым корд-де-парелем, и потрясенный учитель согласился на тройку.
Теперь экипировка была достойная: теплый и непромокаемый комбинезон, непромокаемые перчатки, снего-ветро-солнцезащитная маска, пластиковые ботинки, взятые в прокат, и такие же лыжи. Арно боялся, что я на лыжах держаться не смогу, и даже купил мне страховку на все виды травм. Ага, щас! На второй день были покорены все синие трассы, а инструктор с редким французским именем Пьер, арендованный на час, долго удивлялся, почему все так быстро получается, потом высказал предположение, что я, наверное, занималась каким-то смежным спортом. Ага, ответила я, танцами.
На третий день Остапа понесло на красные трассы. «Ты не умеешь тормозить и столкнешься с кем-нибудь», - удерживал Арно. Но я решила, что второй такой же самонадеянной овцы на красной трассе просто быть не может, поэтому если я не смогу кого-то объехать, то меня объедут, не слепые же. И принцип этот работал безупречно до тех пор, пока посреди трассы не остановился сам Арно. Он меня, видите ли, подождать там решил. Я спускалась безупречной змейкой, но когда до него осталось метров десять, змейка как-то странно изогнулась и трансформировалась в стрелку, направленную точно в цель. Вся трасса – и справа, и слева – была пуста, но я торпедой неслась прямо к единственному объекту, и, естественно, его поразила. Объект рухнул наповал, придавленный палками, лыжами и пятьдесят одним килограммом женского тела. В другой ситуации он бы и обрадовался, но в данном случае женское тело, обтянутое комбинезоном, да еще в маске, больше напоминало крупногабаритную стрекозу с оторванными крылышками, копошащуюся прямо посреди него в тщетной попытке взлететь. Так что Арно, легким движением руки, смахнул с себя стрекозу вместе с остатками лыж и палок и что-то буркнул себе под нос, наверное, благодарность за скромный вес.
Остальные красные трассы были пройдены без приключений в тот же день, так что последующие дни прошли уныло и однообразно, без вывихнутых конечностей, разорванных селезенок и черепно-мозговых травм. Красные трассы кишели малышней лет от четырех в сопровождении инструкторов, которые учили их не столько правильно делать повороты, сколько самостоятельно вставать в случае падения.
Каждая трасса, вне зависимости от цвета, имела свое название. Впервые увидев стрелку с надписью «écureuils» (белки), я подумала, что в этом направлении находится какой-то беличий заповедник. Потом обратила внимание и на другие названия: chevreuils (косули), gelinottes (рябчики), ours (медведи), tétras (тетерева) и т.д.
За все время пребывания в Лансе нам встретилось три негра. По
[266x354]
Матильда – имя серьезное. Когда она вырастет, то, наверное, станет учительницей… или врачом… ну или, в крайнем случае, ученым. А пока ей два года и шесть месяцев по скрупулезному подсчету изможденного папы, она любит бегать, прыгать, делать прически тем, кто не успел убрать волосы, воодушевленно сосать соску и разговаривать (все последовательно). Когда Матильда разговаривает, я чувствую себя бездарной тупой скотиной, не понимающей совершенную матильдину речь, которой позавидовал бы сам Демосфен. Бедняга же все детство картавил, а Матильда – нет, она не будет, хотя по русским меркам все французы немного того… картавые.
Так вот, Матильда притащила свою любимую игрушку и начала тыкать пальцем в изображение то ли ишака, то ли быка, я так и не поняла, кто это был на самом деле, ослобык какой-то, и на матильдином языке он назывался «буке». Изучение буке заняло порядка 20 минут. Потом Матильда попыталась затащить меня в постель самым наглым образом, и плевать ей было на мою гетеросексуальную ориентацию. Она привела меня за руку, разулась, залезла под одеяло и настойчиво потянула меня туда же, гипнотизируя пристальным взглядом. Будь я в возрасте Матильды, я бы, конечно, не устояла, но возраст обязывает… обязывает как минимум раздеваться, прежде чем ложиться в чужую постель, а раздеваться желания не было. Поэтому я взяла Матильду под мышку и вернула за общий стол.
Матильда, разочарованная таким немотивированным отказом, от своей идеи все же не отступилась: она решила помочь мне раздеться. Прямо за столом. Для начала ей захотелось освободить меня от лишней и никому не нужной юбки. Надо сказать, что юбка моя держалась на замке и широком поясе, завязывающемся на бант. Матильда быстро разобралась, за какой конец надо дернуть, чтобы бант развязать и неутомимо дергала за него минут 36. Если бант вовремя не водружался на место, догадливая Матильда расстегивала замок. От этой занимательной, особенно для меня, игры Матильду отвлек предложенный десерт в виде мороженого.
Оказывается, есть большая разница в том, где будет есться мороженое: рядом с мамой или рядом с юбкой на широком поясе, переходящем в бант. Бант был безоговорочно признан лучше мамы, хоть и скрылся на время под скатертью.
То, что мороженое имеет свойство таять и течь, я знала из уроков физики и практического естествознания. Матильда была слаба в обеих науках, поэтому она стала щедро поливать свое розовое платье подтаявшим мороженным по пути оного из тарелки в рот. Так что вторая часть Марлезонского балета прошла в увлекательнейшем соревновании: Матильда капала кругом мороженым, а юбка с бантом забавно крутилась вокруг, пытаясь поймать тряпкой капли мороженого на лету. Юбка с бантом регулярно и позорно проигрывала с опозданием в несколько долей секунды.
Вообще-то я хотела написать пост о встрече Рождества. Вообще-то кроме Матильды и меня было еще восемь взрослых, семь мужчин и двое грудных детей. Вообще-то был даже один очень интересный мужчина: он весь день держал конец своего галстука в нагрудном кармане, как кенгуру детеныша. А потом вся гоп-компания стала разъезжаться по домам и начался процесс прощания. Любопытные наблюдатели зафиксировали бы несколько сотен слащавых чмоков, потому что большинство французов приехали с дикого запада, а там любовь выражается четырехкратным целованием. Кто силен в теории вероятности, может посчитать точное количество задействованных чмоков, а мне что-то лень, пожелаю-ка я лучше всем веселых праздников и столько же поцелуев каждому, только страстных, только от любящих и любимых!