Мой гроб пустой, но черви сыты.
Весь мир вокруг застыл и тянется на свет...
Мой нерв резной и недопитый
ползёт сквозь чащу недомолвок полнить устье лет.

Вдаль устремляются надежды.
Вспять поворачивается блажь.
Кондратий, чуткий и кромешный,
берёт заснувший бриг на абордаж.

Но я опять не там... Барахтаюсь в пучине
неподалёку - в соли и тиши.
Тасуется колода экстазов и уныний,
из-грязей-в-князи и ссылок в камыши.

Висит над водной гладью толстопузый,
транслируя в виски неистовую суть.
Ложишься в гроб - босой и бескартузый...
Примеришься, чихнёшь - и дальше в путь.

я рисую новый день
понуро и несмело
мне чудится что я олень
причём иссине-белый.
мне видится зелёный шар
над зыбким горизонтом
когда варю чудной отвар
из кости мастодонта.
лиловых чар глухой обман
над городом довлеет
а мимолётный караван
проходит мне сквозь шею.
я пью сугроб затем другой
и обхожу ненастья
рисуя новый день культёй
на испареньях страсти.

я подвожу итоги,
итоги меня подводят:
лавируя меж вёсен,
впустую колобродят
по выбеленным полотнам
густых воспоминаний
из смога и коросты
к долу ночных закланий.

Прислушиваясь к нарастающему отчаянью,
эхо приветствует мой изголодавшийся голос
в узкой камере внутреннего сгорания.

Купаясь в тщеславии саморазрушения,
я жадно пью из фонтана,
бьющего (наповал) из распахнутого в ближайшей подворотне сердца.

Полый череп полон сказок:
когда чаша пуста,
готовый свидетельствовать наготу своей души я пью из бездны.

Дышу невпопад, нарочито громко и натужно, но полной грудью.
Во времена морального кризиса самые тёмные места в аду
зарезервированы для безучастных.

Здесь очень странная весна -
как будто выстраданная ночью
слеза подтухшего актёра,
блистающего бездонным многоточьем.

Здесь очень странные шаги -
их будто выстукивают спицами
две законсервированных старушки,
меняющих ритм-постук с зарницами.

Здесь непонятные часы -
они идут куда-то прямо к чёрту;
по оголённым мостовым
спешат вырваться из затхлости зоны комфорта.

Здесь крайне вычурное "здесь",
оно переполнено эстетством и пряными смыслами:
богема кичится благородством в саду
и меряется чернь в пароксизмах весны коромыслами.

Круговорот -
от ворот поворот.
Круговерть -
резвятся кони.
И день и ночь
в уключинах смерть:
весло к веслу,
ладонь к ладони.

Искрится
мягкая тропа
за горизонт,
к седым просторам.
Вдаль по воде,
между широт,
несётся
оголтелый скорый.

Весь мир внизу;
на сердце тишь;
манит запретная поляна,
где одичалый коротыш
рисует море полупьяный:
в одной руке луна серпом,
в другой - небесная прохлада.
Он пьёт из тысячи сарком
и бьётся оземь водопадом.

Из сотен жерл -
круговорот.
Из бездны слов -
родится воздух.
И день и ночь
в ладонях жизнь:
осатанело и морозно.

I. Тело его - питон.
Кожа его - галька.
Проходя мимо, он проползает.
Проползая - задевает, обдирает.
Внутри питона спрятаны люди.
Не много, всего несколько человек.
Когда он вздрагивает, они сталкиваются головами,
производя глухой резкий звук,
пугающий питона, который в свою очередь пугает его.
Люди говорят нечасто, негромко говорят.
Стараясь быть тише и только по существу - ведь неизвестно, как тело-питон поведёт себя:
он вроде большой и страшный, а на деле - пуглив и трепетен.

II. Питон ценит выдержку людей внутри себя.
Они стараются не провоцировать его, а он настроен быть спокойнее: ползать ровно и прямо.
Хозяина тела-питона это в общем и целом тоже устраивает.
Лишь иногда он берёт острый тонкий нож, вспарывает питона снизу - и вытаскивает людей наружу.
Скользких, жалких, полуживых - но всё ещё шевелящихся.
Глядишь, и выкарабкаются; глядишь, пообвыкнутся -
и заново пустят корни где-нибудь в долине.
Вдобавок, какое-никакое - а развлечение.
Да и свежая кровь не помешает, - думает он,
неторопливо штопая питона в предрассветной дымке.

а мы их кефирчиком поверх водочки!

в какой-то момент осознаёшь, что всё, от чего ты получаешь меньше (а порой и вовсе лишь геморрой), чем отдаёшь - это от Лукавого.
понимаешь -
зависаешь -
переосмысляешь -
и перестаёшь разбазаривать себя направо и налево.

эгоизм на корню, но весу ощутимо прибавилось и дышится легче.

пойду по пизде -
нестройно, но чётко;
несмелой и вялой,
но твёрдой походкой.

я двигаюсь туго
в миру этих чисел..
всё чаще сосу и ищу
жизни смысел.

всё чаще - алкаю
смердящих мгновений,
у вовки стреляя
во ржи вдохновений.

мне стыдно признаться -
но рожь - мой конёк.
а также для вовки
серьёзный урок.

мы с вовкой незримы.
друг с другом несхожи.
и оба не вышли
ни тушкой, ни рожей..

мы оба в разладе -
с конгрессом и с братом.
его друг - индюк;
мой - вагоновожатый..

но мы оба живём.
и довольны собой. -
я - третий; он - пятый -
в толпе на убой..

пойду-ка я лесом -
случусь под шумок.
авось, тогда выйдет
какой-нибудь прок.

Уход на «тот свет» супружеских пар, судя по средневековым свидетельствам, приведенным В.Чайкановичем, происходил с обоюдного согласия ради блага семьи. Идея же о том, что одновременная совместная смерть является залогом совместного пути на «тот свет» и вечного соединения, сохранившись на всем протяжении христианской эпохи в народном мировоззрении и фольклоре, стала вечно возвращающимся мотивом в литературе и искусстве (от Тристана и Изольды, Данте и Шекспира до Булгакова и Бурмейстера). Пережитки этого явления проявлялись в старообрядческих самосожжениях до XIX в. (Н.Н. Велецкая, Языческая символика славянских архаических ритуалов.)

Сейчас чаще совместное самоубийство совершают не юноша с девушкой, а люди одного пола: три влюблённые девочки, взявшись за руки, выбросились в окно, в 2006 - посвятив поступок "одиноким воинам декаданса", прыгнули ещё две девочки, а недавно в США сёстры-близнецы, проживавшие в разных городах, встретились, чтобы вместе застрелиться на стрельбище. В Японии самоубийцы используют душегубку - автомобиль, в салон которого проведена трубка от выхлопоной трубы; сев в него, дружная компания отправляется на тот свет.

одна я фея среди геев!

Существует версия, о которой писал ещё Фрэзер, и которая не отвергнута до сих пор: чучела Костромы и Купалы заменяют в играх человека, которого прежде приносили в жертву: сжигали или топили. И появилась версия, что Снегурочка - жертва богу зимы - Деду Морозу. Замораживая девушку, её "выдают замуж" за это божество.

Поскольку Снегурка - ожившая снежная баба - связана с Костромой, зимой и смертью, у меня возникла идея, что в начале зимы девушку морозили, и она оставалась замороженной, в виде снежной быбы, до весны. Весной она таяла, и труп надо было сжечь. Отсюда Масленица - проводы зимы с сожжением чучела.

Написала набросок: "Снегурочка, русалки и человеческие жертвоприношения". Там же - история про "медвежью свадьбу" - как уже в 1925 году, нарядив в свадебное платье,  девушку отвезли в лес, чтобы отдать "в жёны" медведю.

«Купалу называют "соботкой", т. е. "со-бытием", совместным сбором. Сюжеты купальских песен связаны с традиционной эротикой на игрищах (№ 62 по Бессонову), с обязательным купаньем и с отголосками жертвоприношений девушек божеству реки, "Дунаю" (№ 68, 72), со сбором целебных зелий (№ 79) и пр. Одна из песен (№ 94) повествует о приготовлении ритуального зелья (дягиля) в горшке; каким-то образом это связано со смертью женщины ("дяголю у горшок, дядину у пясок"). Ритуальная еда на празднике - растительно-молочная. Главным в купальской обрядности был, как известно, костер, через который прыгали попарно. Отголоском обряда является игра в горелки ("гори, гори ясно, чтобы не погасло...").»

 

Смотрят, как девушка горит, веселятся ("гори, гори ясно") и занимаются "традиционной эротикой"...

Mathilda: "Елена, не так все было страшно."
Конечно! Это было весело!

 

 

Тут пришла интересная идея - о том, что процессы в материи увеличивают количество изменений, которые являются инофрмацие, поскольку сами они тоже влияют на процессы. К информации я отношу процессы, структуры, формы и т.п. - всё, что не является самой материей. С этой позиции, вещество представлется структурированной энергией, а время - скоростью процессов. Пыталась обсудить на курайнике, но православные дважды затроллили. Даже непонятно, почему они так злобно реагируют на всё это... Предлагаю обсудить эти идеи тем, кому интересно, в новом специальном блоге. Там комментарии можно писать без регистрации. Но можно и здесь.

пока ничего определённого. зато неопределённого - хоть пруд пруди.

Начался рождественский пост, и я думаю, что неплохо было бы его отметить по своему - "чёрным постом" с какими-нибудь особо вкусными блюдами. Нечто подобное из средневековья:

Изабель Гауди на процессе 1662 года созналась, что «обычно мы приходили по ночам в несколько домов. На последнее Сретение мы собирались в Грейндхолле, где у нас было в изобилии доброй еды и питья. Во главе стола восседал Дьявол, все же ведьмы — участницы шабаша расселись вокруг него. В это раз он — перед тем как подать мясо собственного изготовления — приказал прочитать молитву Александру Элдеру из Эрлсита. Звучала она так:

Во имя Дьявола едим — Но стыдно нам и грустно нам. Разрушим дом мы и овин, И всех овец, живущих там! Немного мы оставим здесь — И так уж нечего поесть!

Молитва странная, смысл непонятен. Видимо, это они так голод вызывали... Надо бы новую молитву придумать.