Все посматривают на время. Раньше слегка встряхивали для этого рукой и мельком бросали взгляд на левое запястье. Сегодня в ладонях мусолились мобильные телефоны.
Проводница стала зазывать всех пассажиров на плоскости дермантиновых полок.
5 минут. До отправления. До отравления грустью уходящего поезда.
Последний раз сделав глоток, поставил бутылку у столба. Я заметил, что люди стараются оставить свои ненужности возле пахнущих надежностью творений промышленного зодчества, вроде столба или стены.
Вот так стоишь-стоишь, почти молча, а в последний миг сыпется град слов. Которые перемежаются обниманиями и поцелуями.
Цепкий глаз полупроводника с полными лодыжками в долю секунды считал информацию в билете. Равнодушная ритуальная проверка.
Неловкая толкотня в проходе. Провожающие не хотят уезжать. Они желают вырваться наружу и остаться в своем городе навсегда.
Провожающие - это такой народец. В совершенстве владеют языком жестов, который с легкостью проникает сквозь окно вагона, на котором как обычно красуется облупленная надпись "закрыто на зиму".
Провожающие стоят перед тобой, задрав голову и изображают невероятные штуки. Прикладывают указательные пальцы к уголкам глаз, что означает предстоящие рыдания. Крутят воображаемый телефонный диск и пишут пальцем на руке - мол, не теряйте связь. Да чего только не делают. О прощальных махах ладошками и говорить нечего. Каждый обязан исполнить этот классический номер.

На меня же смотрят внимательно и без лишних движений. Стоят, не уходят.
Отправление задерживается.
Тягостно...
Вот чуть приметный толчок. Родители, два одиноких и маленьких человека, плавно сдвигаются в сторону.

Грустные глаза. В очередной раз они остаются на потрескавшемся асфальте перрона. А я уехал...
Уже мелькают передо мной кусочки окраин с букетами зацветающей черемухи. Кто-то деловито принялся есть котлеты с прилипшей фольгой.
Курю в тамбуре. Стекло отчужденно холодит висок.
Потом иду и покупаю пиво. На сдачу мне дают халву. Ума не приложу, что делать с этой халвой.
Немного спустя, дарю её тётке-соседке. Думаю, может из благодарности хоть спать будет беззвучно.
Лампы мигнули и погасли. Приходится пить пиво в сумерках.
Все уже улеглись и простыни преют под жаркими телами ночных путешественников.
Демоны храпа начинают соревнование в мастерстве. Сначала разминка, потом показательные выступления и вот к полуночи происходит финал.
С раздражением слышу, как в последний момент к ним присоединяется фальцетный храп соседки, который и будет бездарным аккомпанементом всей этой поездки.
Отчаянно шурша пакетом, достаю все эти сырые, простуженные тряпочки, которые железные дороги выдают за постельные принадлежности.
Короткая схватка со скрученным матрасом и удушенной им сироткой-подушкой.
Глоток нагретого Жигулевского. Последняя затяжка. Сквозь летящую мимо темноту виден туман.
Туман прокрался и в мысли. Отворачиваюсь к дребезжащей стенке.
Не думаю о том и о тех, кого оставил. Не думаю о том и о тех, кого встречу. Стараюсь не думать.
Засыпаю с дрожащими ресницами...