В процессе уборки в моей старой комнате, у мамы, нашла на шкафу папку - красную, картонную, знаете, такие раньше были в учреждениях - на тесёмочках, с выдавленной страшной надписью: "Дело". Папка эта ещё древняя, дедушкина, зато дело оказалось моё личное, секретное. Правда, с просроченным сроком давности и теперь доступное для понимания только мне - в полузабытых ассоциациях.
А у нас в классе был мальчишка... (Строчка из популярной девчоночьей песни.) - Ну, натурально, у каждой девочки - даже и у вполне себе уже взрослой не-девочки - нацарапана на самом донышке сердца история, начинающаяся с этих, или с похожих слов. При всех наших диаметральных порой отличиях, есть, есть у нас какие-то сокровенные общие "исходники": первые сердечные каракули, которые с возрастом рубцуются, леденеют, каменеют и даже, увы и ах, зарастают мхом. А что ж, всё закономерно: не век же каждой ранке брызгать кровью, природа милостива, и, к тому же, так она нам наращивает броню для взрослой жизни с её уже серьёзными сабельными ударами. Увязающими во мху. А всё-таки, оказалось, что, если стереть пыль и мох, то на железо-бетонной крышке моего непрошибаемого саркофага вполне ещё кое-что читабельно.
Так вот:
Был у нас в классе мальчишка. По имени Костя: симпатяга с шапкой русых волос, лидер по характеру и в меру хулиган - как все мальчишеские заводилы, а куда ж им, пассионариям, без креатива - и при этом, как ни странно, отличник. Вообщем - личность! Сложная и загадочная. Другие ребята у нас были попроще, и, за отсутствием ярких альтернатив, по Косте тайком вздыхала чуть ли не вся поголовно прекрасная половина нашего класса "Б", и даже часть "А-шниц" закидывали удочки на вихрастое достояние нашей влюблённой республики. А поскольку жил Костя в одном подъезде со мной, то мне весь этот сердечный ажиотаж вокруг его персоны стоил бездну сил и нервов - даже, пожалуй, побольше сил и нервов, чем самому герою.
Благодаря этому судьбоносному соседству я имела тучу "левых" подруг - девочек, непонятных мне и далёких, примерно как синички для игуаны, но умело напрашивающихся в гости, чтобы: 1) посмотеть, как Костя высовывается на свой балкон, чтобы они могли помахать ему с моего и похихикать; 2) подкараулить, когда он выходит гулять, или приходит, нагулявшийся, и "нечаянно" пересечься с ним в подъезде; 3) выбрать момент, чтобы подбросить ему под дверь записку о том, что ему отдана вечная симпатия, а чья - пусть даже не пытается угадать. Чтобы сохранить инкогнито, записку порой умоляли написать меня. Однажды я чуть не засыпалась: когда Костя с верным другом устроили шпионскую сверку почерков, добывая на переменках всеми неправдами девчоночьи тетрадки.
К счастью, я неплохо пишу левой рукой, что и практиковала в этом лирическо-шпионском жанре. Потом, отчаявшись кого-то разоблачить, он прямо спросил у меня, показав записку - кто? - подозревая, что я в курсе всех этих подмётных дел. Благо хоть, что не заподозрил меня лично в авторстве романтических посланий, а то ведь я и с лирическим содержанием помогала, обеспечивая им милое разнообразие. Имена я, понятное дело, ему не выдала, вдохновлённая опытом любимых мною пионеров-героев, пароли тоже, но явка была безнадёжно провалена, что не мешало самым проверенным девчоночьим кадрам заседать у меня после школы, обсуждая сердечные дела. Я к тому времени уже так втянулась во все нюансы синичьего щебета, что вполне себе компетентно давала ценные игуанские советы. А мальчики, с лёгкой руки своего бессменного лидера Костяна, наградили меня официальным званием "Любовная советчица", прилипшим намертво до выпускного класса.
А всё же одна из тех девочек - самая упорная, а, может быть, самая из них влюблённая и, уж точно, как по мне, то самая лучшая - моя действительно близкая подруга Лилька - в конце концов своего добилась: к старшим классам она, вдоволь намахавшись ручкой, назагоравшись и настроившись глазок Костику с моего балкона, переместилась от сидений у меня в гостях к "сидениям" у Кости, а сразу по окончании школы они поженились и... сразу родили дочку.
И вот, как-то, спустя несколько лет, зашёл у них разговор, спровоцированный Лилькиным чисто женским любопытством - а кого бы, мол, ты выбрал, если бы не было меня? Надеялась, видно, наивная, что он ответит что-то вроде: "А если б не было тебя, тут ничего бы не стояло." И вдруг супруг ей отвечает, ничтоже сумняшеся: "Я бы женился на Машке."
- Ага, раскатал губу, - сказала я, когда Лилька со смехом, как бы в виде шутки, передала мне это мужнино заявление. - Меня только забыл спросить. Мечтатель.
К тому времени мы с ней виделись редко: она переключилась на своих новых институтских подруг и постоянно их у себя собирала, а мне иногда говорила, показывая фотки, где частенько фигурировала какая-то бледная особа:
- Вот эта девочка - просто вылитая ты, ну - твой типаж. Очень-очень похожа во всём, правда. - И обещала: - Я как-нибудь обязательно вас познакомлю.
Сдружилась она в институте с этой девочкой ближе всех, прям как с родной - видимо, по привычке к старой доброй "Любовной советчице" под боком. Только познакомить нас она так и не успела, потому что эта девочка, "во всём похожая на меня, ну, просто - мой типаж", ходила-ходила к Лильке в гости, а потом взяла да и увела у неё нашего пассионария. При том, что училась Лилька вместе с этой кикиморой и змеёй подколодной, пригретой на груди - не где-нибудь, а на психологическом факультете.
То есть и психологи кое-чему вынуждены учиться на личном опыте - по жизни, полной сюрпризов, а не только по трудам Фрейда и Юнга, мир с ними обоими. Покидая семью, Константин сказал, что хочет начать всё заново, потому как гложет его ощущение, что живёт он какой-то не своей жизнью. В смысле - с Лилькой он до сих пор жил не своей, а теперь всё переиграет и будет жить своей. Даже дочу оставил без колебаний, разве что алиментами не обидел. И с тех пор ещё двоих детишек завёл - "своих", надо полагать, уже в доску.
Теперь, возвращаясь к моей, завязаной на тесёмочки, красной папке "Дело". Там внутри всего-то и было спрятано, что тонкая тетрадка по русскому, карандаш и красный камушек-брелок - прозрачный, с таинственной спиралью внутри, похожей на галактику.
Как-то, классе в шестом, увидев у Кости этот брелок, я не удержалась и сказала:
- Ух ты! Дай посмотреть.
- Нравится? Бери! - с этими словами он тут же снял камушек с ключей и подарил мне. Карманную галактику! Нигде больше такой не видела, только похожую, на коте в кино "Люди в чёрном".
В тетрадке - сочинение про Фамусова, с двойкой: наш отличник её после школы выбросил в снег, а я подняла. Собиралась вроде как отдать Лильке, а потом думаю - да ладно, зачем ей?.. Она себе легко другую достанет, с пятёркой. Чтобы было, чем гордиться.
Карандаш как-то в классе на инглише у меня упал, а Костя его поднял и попытался вместе с ним переселиться за мою парту: положил его передо мной, и сам сел рядом. Ух, как я его со своей суверенной территории выпихивала! Показательно, лупя учебником английского по башке, чтобы все видели - мол, может быть, вы все в него и влюблены, а я - ТАКИ НЕТ!
Женился бы он на мне, ха. Трепло. Прозрел. Вовремя. Серьёзно, очень вовремя - я тоже со школьной поры капитально так прозрела - по Юнгу. Раньше надо было думать. А не разглядывать демонстративно мою загорающую Лильку со своего балкона в цейсовский бинокль.:):)
P.S. Да, кстати, не подумайте, что я была так же симпатяшно-крокодилиста, как упомянутая ящерка: в четырнадцать лет была даже признана мальчиками самой красивой девочкой в классе - нифига, конечно, подобного, не такая уж я была красивейшая, и при извести о своей "самой лутшей красоте" ржала, как конь, упав спиной на парту, под мрачными и нифига не восторженными взглядами одноклассниц - реально было, и стыдно вспомнить: я спиной на парте лежу ржу, они вокруг стоят и злятся, пара-тройка - намного более красивые. Но сам факт был приятен, канеш, чего лукавить. Характер такой - игуанский, лучше всего обозначенный нашей классухой: "Не от мира сего," - говорила наша Ирина Витольдовна обо мне, любимой, вертя пальцем у виска.
Имена изменены, совпадения случайны.