Настроение сейчас - Надо делать уборку ((
По рекам и морям, а в глубине,
Где тишина стеною тёмной плоти -
Такие рыбы, что не снились мне.
Их там нельзя приветить, эти формы,
Их не видал мечтательный Кусто,
Уродуют их смерчи, бури, штормы,
И нА берег выбрасывает то,
Что не похоже даже отдалённо
На урождённый лишь во тьме калибр,
Собор и тягу в ходе своевольном -
Неведомого, странного до фибр.
У дна, где невозможна мысль о солнце,
Где лишь объёмы, ток и холод вод –
И тьма, и фосфорические кольца
В глазах - там рыба вечная живёт.
Любая из чешуек больше мира
Содержит, и скрывает, и хранит,
А хвост мощней земной оси шарнира,
А челюсти стирают в пыль гранит.
Неописуема любыми из понятий,
Непостижима в сущности своей,
Всего острей, круглей, продолговатей,
Сложнее, проще, алчней и щедрей.
Пугают гордых, юных, лицемерных
Галактик жабры в лабиринтах тьмы,
И хаос огоньков в глазах безмерных –
Возможно, это то, чем станем мы,
Иль то, что станет нами. Время, либо
Природа, Смерть, и что ещё – забудь!
Вселенная… Она – Большая Рыба,
Плывёт и хочет съесть чего-нибудь.
Настал момент преодолеть барьеры,
Её поймать и подержать в руках.
Надежда – удилище, леска - вера.
Крючок и груз – исповедальный страх.
Возьми свободы чётки, страсти перца,
И боли соль, - в смирении раствори.
Всем этим пропитай наживку – сердце,
Забрось туда, где ум не говорит.
И повторяй: благодарю, спасибо!
Я всё приму, к чему ни призови…
Я каждый день ловлю Большую Рыбу
И отпускаю в океан любви.
[448x252]
Сказать своё, оригинальное слово
О том, что (кажется) знают все,
Это как отдать последний целковый,
Чтобы пробежаться босиком по росе.
Билета обратного нет. Электричка
Сюда не придёт. Только прямо сквозь лес.
Гулять ночью одному привычно;
Без тебя, без страха, без себя, без...
Пожалуй, тот, кто вернётся куда-то
Расскажет о том, что не ждёт внутри.
Если слова что-то вроде платы
Чтобы кто-то тоже смог говорить.
Однажды летом, исключая драму
Как старый и ненужный нынче фон,
Вознёсся я... на лифте к ресторану.
И город весь мне был преподнесён.
Хоть не привёл сюда я сердца даму,
Которой нет, реальность плавя в сон,
Я вглядывался в улиц панораму -
И знал, что буду грешен... Но спасён.
Сегодня тихий вечер, лучший ужин...
Всё, что таит грядущего вуаль -
Такой же сон. И прошлого не жаль,
Но этот горизонт так сердцу нужен:
Оно живёт, пока стремится вдаль...
Нужна же горизонту... Вертикаль.
Кладёшь у своего порога,
И невзначай посмотришь вдаль,
Туда, где узкая дорога
Неведомо струит поток
Того, что помнишь как глоток
Из родника, что был утерян…
Молчи, вздохни. Поправь платок,
И слушай мирный шум таверен
Пока взбухает тьмой восток
И гаснет день, чей блеск неверен.
Немного времени спустя
Под шорох листьев бересклета
Ты улыбнёшься как дитя
Во снах, пугающих запретом,
Раздвинув время, на стенах,
Что тают медленно в волнах
Неявленного, замирая, –
Блеск чешуи, мерцание глаз,
А после быстро из-за края
Огромных крыл за разом раз
И трепет, и размах, и пляс.
Дыхание, полное огня,
Нежней, чем розы Палестины,
Заветной правдою пьяня –
С рождения мира вы едины –
Уже внутри зажгло ответ,
Не важно, чуешь или нет
К чему ведёт, и есть ли право
Закрыть окно на шпингалет,
И, стену ощутив шершаво,
Вернуться в тёплую кровать
Иные тайны открывать.
Уже летишь. Метаморфозы
В тебе произошли за миг,
И хрусталём застыли слёзы,
И высь пронзил счастливый крик,
И вырвался огонь наружу,
И мощью дикой небеса
Покорены… И звёздных кружев
Легки покров и пояса.
Ты вплетена во плоть Вселенной,
Что охладит волною пенной -
Ты вся и сила, и краса.
Глаза открыла утром. Что же,-
Откуда эта гарь на коже,
И где деревни и поля,
Где благодатная земля?
Повсюду пепел и руины,
И жизни нет на много миль,
Лишь идолы из красной глины,
Реки иссохшей русло, киль
Рыбацкой лодки… Чуть знакомы
На горизонте скальный шпиль
И головни на месте дома.
Контур контакта плывёт
Облачной тенью,
Лопнул мирка переплёт,
Ловко дуэнью
Крадёт половинчатый демон
Реальности грубой,
Жарящий на веретенном
Масле под шубой
Скрипки-распутницы гриф
Грустный и нежный,
Жажду свою утолив,
Он неизбежно
Сдаст эту скрипку в утиль.
Где, рядом с медью и мрамором
Будет тунисский текстиль,
Будут метафоры
Зачем нужен МФЦ?
Это социальный проект. Но не в том смысле, что он призван помогать людям с документами. Ведь если что-то по машине, то лучше обратиться в ГИБДД, по налогам - в УФНС, по недвижимости - в Росреестр... И вы получите нужные бумаги проще, быстрее... И дешевле. Кроме того, в МФЦ нельзя сделать ксерокопию полученных документов. Ну не предусмотрено это. Нельзя распечатать документы с флэшки или сделать скан... То есть, людям это не бывает нужно там? Просто об этом там никто не думает. В Ноябрьском МФЦ 25 окон, но, взяв талончик, ты ждёшь 30, 30, 40 минут... Почему?
А потому. Заявленная цель МФЦ - сделать Госуслуги более доступными для "простого народа". На самом деле это не так.
Смысл создания этой организации - достичь новых ступеней во взаимодействии государства и общества. Точнее, бюрократической машины.
Как это работает? И для чего? Всё довольно просто.
Первое. Решается задача специфически бюрократическая. Простым людям это не понять, нужно специальное бюрократическое мышление. Зайдите на сайт, ну хотя бы, Ямальского окружного МФЦ. Видите структуру? Представьте себе, каков там примерно штат. Представили? А теперь прикиньте, сколько служащих трудоустроено во всех подобных центрах по РФ. А ведь эти люди только и делают, что пересылают документы между другими госструктурами, ну и иногда запрашивают их там и выдают посетителям. Получается, для оптимизации документооборота МФЦ вовсе не полезны, а, наоборот, вредны, это лишнее звено. Замедляющее и усложняющее процесс. Да, там можно получить консультацию по оформлению разных дел, но это же можно сделать на соответствующих сайтах, нужно только приложить толику усилий. Но не сайте МФЦ. Все услуги платные.
Однако. Первый закон Паркинсона. Любая бюрократическая структура стремится к неограниченному, экспансивному росту. Представьте, насколько вырос штат чиновников, сотрудников и служащих госструктур благодаря МФЦ. Бюрократия одержала впечатляющую победу. А содержать всё это гигантское хозяйство приходится налогоплательщикам.
Второе. Собственно социальная составляющая. Куда девать эту огромную массу мужчин и (преимущественно) женщин, получивших (часто кое-как и "на коммерческой основе") юридическое образование, но отнюдь не ставших профессионалами? Потому что так было модно и вообще, куда нынче без образования... Пусть бумажки перекладывают. Тем более что давно многие говорили, что неплохо бы создать такую структуру - пришёл туда и все вопросы по документам решил. Быстро, понятно и без недоразумений. И претензий к Государству не будет, мол, почему о людях не думают... Вот, думаем же! Теперь никто не скажет, что, мол, негде решить вопрос с документами! И потом, это ведь услуги? Услуги. Значит, за это нужно брать деньги. Ну, пускай чуть выше нулевой рентабельности, чтобы народ не
Мелькание спиц. Сливающийся в круг,
Проходит год. Проходят год за годом.
Круженье лиц. Прикосновения рук.
И смех, и плач. И лёгкость перехода.
В день изо дня. Из года в год. Летим,
И ожидание почти уже условно
Бенгальского огня, необратим,
Продолжим путь, не веря бездне слов. Но…
Скажу тебе: яснее каждый раз,
И в утро каждое, и в каждое столетье
Свет из любых – но неслучайных глаз,
И то, что мир проявит в этом свете.
А что же зло? Как «чёрная дыра»,
Оно не спит, и выбор нужен всюду,
Простить, исправить, быть творцом добра -
И вымыть после праздника посуду.
– Нет, дайте пломбир. «Советский». - На пригородном перроне мало у кого был зонтик, сырые плащи и куртки при взгляде сверху, с высоты, наверное, напоминали опавшую листву. Скучный дождик, подумал Андрей, продолжается незримо и в вагоне электрички – всё было так же, кроме отсутствия капелек в неподвижном воздухе.
С рождения Андрей жил в промышленном уральском мегаполисе и приезжать в Москву не любил – из-за многолюдья, суеты и обилия агрессивной визуальной информации. Отец его рано оставил семью и уехал с женщиной, жгучей брюнеткой, стервой из соседней квартиры, которая довольно скоро после этого стала лежачим инвалидом. Андрей даже помнил отдельные картинки: он маленький, мать кричит «не пущу!», отец бесцеремонно отталкивает её и выходит. Мама тихонько плачет, а Андрей просто прижимается к ней… Последний раз Андрей видел отца на собственной свадьбе много лет назад, потом созванивались, но близкого разговора как-то не получалось. Отец в молодости работал инженером, был когда-то окрылён новыми идеями, хотел стать учёным - и в самом деле стал научным сотрудником, но заметного успеха не добился.
До обычного панельного микрорайона добрался быстро, размышляя в автобусе, чем жив сейчас этот когда-то очень красивый, спортивный и остроумный человек, которому в январе исполнилось 72…
Дверь открыл прямой, сухощавый старец в вязаном джемпере поверх белой сорочки и в мягких серых брюках.
- Здравствуй, папа.
- Здравствуй, сынок. Проходи на кухню. Я чай капорский заварил.
Живой, даже может быть, слишком, блеск в глазах, движения не скованные, но какие-то… осторожные. Алименты мама стребовала с него по суду, очень негодовала по этому поводу, да и там сущие копейки какие-то были… Прихожая и коридор были порядком захламлены, и всюду - книги, книги… Бердяев, Блаватская, Анри Пуанкаре, древние цивилизации, Карл Густав Юнг, Фейнман… Кухня светлая, чистая и очень бедненькая.
- Ну, рассказывай, как у тебя дела.
- Да так-то нормально всё. Работаю, всё стабильно. Антон шестой класс всего с двумя четвёрками закончил, на месяц в лагерь отправили, хотел шахматы с собой взять, да там точно есть, дали репеллент вместо этого… Тане велосипед купили, счастлива, домой не загонишь, подружки…
- Ты прости, что редко звоню, не хочу лишний раз тебя беспокоить… В бассейн так и ходите с Таней?
- Да, регулярно. А ты как… Как здоровье?
- Да ты знаешь… Всё бы ничего, только простата, такое неудобство, можешь поверить… Я вот что хотел тебе сказать.
Отец сделал паузу, остановив взгляд на чём-то за окном. Характерный для него жест, подумал Андрей.
- Во первых, я пенсию почти не трачу… Там скопилось кое-что. Если у тебя возникнут вдруг какие-то материальные трудности… Я могу помочь, перевести. Рад буду поддержать тебя. Во вторых… Я говорил тебе, помнишь? Мне помогли издать мою книгу и создать сайт. Хочу подарить тебе несколько экземпляров. Прошу тебя прочитать и высказать своё мнение.
Отец держал руки перед собой и говорил не торопясь, легонько постукивая подушечками пальцев по пластиковой столешнице. Андрей вновь пригубил в меру горячий чай, вкусный и необычный…
- Там обсуждаются проблемы, которые станут фундаментальными для развития не только науки, но и всего миропонимания очень скоро. Или не очень… Но их не обойти, а мне удалось, как мне кажется, нащупать те опорные точки, вокруг которых всё и повернётся. И предложить новый подход, разрабатывая который, физика совершенно изменит лик нашей вселенной, это будут удивительные, невероятные перспективы… На уровне высочайших духовных откровений древние уже предвидели это. А кое-что, возможно, даже использовали. Мне не хочется, чтобы всё это осталось без внимания.
- Спасибо, папа, прочту… Но ты же рассылал книгу в НИИ, в академию? Что говорят учёные?
- Текст не так прост, именно с философской точки зрения. Поэтому мне не удалось пробудить интерес к своей теории тех учёных, с кем я был когда-то знаком и кому высылал книгу. Они пока не могут беспристрастно оценить суть моей системы. Ведь тогда бы им пришлось отказаться от привычных и давно
- Куда ты засунул салфетки? Видишь же, у них все моськи в мороженном, мог бы и сам вытереть!
Алевтина была явно не в восторге от перспективы провести всю ночь почти в электричке. Андрей же с улыбкой смотрел на сыновей: они были счастливы. Ещё бы! Неразборчивые и очень важные объявления репродуктора, перестуки колёс и гудки маневровых тепловозиков, спящие в газетах и чемоданах транзитники в зале ожидания… путешествие. Андрей с затаенной щемливой радостью думал об этом их незабываемом времени восторга и открытий: абрикосы, оказывается, можно срывать прямо с деревьев на улице, а свешивающаяся через заборы вишня пятнает растрескавшиеся тротуары скоплениями багровых клякс, и люди ходят по ним, как по млечному пути, как ни в чём не бывало…
Дело в том, что оптимальным добраться до Белгорода оказалось авиаперелётом через Харьков, а потом на электричке. И днём они гуляли по старому Харькову, мимо храмов, чёрных деревянных двухэтажек Рыбасовской, залитых солнцем замшелых двориков и подворотен… Там раньше жила бабушка Андрея, работавшая в «холодном цехе» с салатами и бережно хранившая реликвии, оставшиеся от мужа, умершего от ранений вскоре после Победы: нежно-мутные и ломкие в несгораемой желтизне фотографии, аккордеон «Вельтмайстер», немецкие часы с благородно блестящим латунью механизмом в стеклянном коробчатом корпусе. Любопытным дошкольником Андрей завёл их когда-то тёмным тяжёлым ключиком – и они пошли!
Народу в электричке было немного, и разместиться с относительным комфортом труда не составило. Двинулись понемногу, оставляя в вечной темноте позади огни одного большого города, чтобы встретить на рассвете другой. На станции Казачья Лопань - длительная остановка, граница и таможенный пост. Дети и жена дремали на сумках с вещами, и Андрей, предъявив документы деликатным пограничникам, вышел из вагона прогуляться, навстречу живительной прохладе.
На перроне было почти пусто, лёгкий ветерок доносил из-за тёмных деревьев девичий смех, где-то чахоточно завёлся автомобиль, пролаяла собака… Жёлтый свет фонарей и окон станции, ночные ароматы и трели цикад Андрею захотелось сохранить как приятный, уютный сон – где-то в укромном кармашке… «Как документы!» - он спокойно улыбнулся и тут заметил, что в воздухе, атмосфере вокруг что-то изменилось.
В тишину ночи вдруг ввинтились с нарастающим напряжением голоса моторов, на площади перед станцией во множестве появились небольшие грузовички, перрон и площадь заполнили люди в комбинезонах и с приспособленными под ящики вдухколёсными тележками. Мельтешение мешковатых штанов и белых замызганных кепок, грохот и скип тележек, крики «В конец давай!», «сперва груши и смотри там!», «чё стоим? Кого ждём?!», «Где Митяй, мать его!...» Ящики! Во все двери всех вагонов электрички, в окна, в проходы и на сиденья (Андрей уже протиснулся к семье) с абордажным азартом братства «весёлого Роджера» мужики и молодые парни лихо передавали в лёт,
- Ну, как знаешь… Только смотри, маньяку не попадись! А то ходит, говорят…– Да того вроде бы в Академе видели. – Нее, тот был дядька-молоточник, его поймали давно. А этот новый! Зомби в плаще с мачете и светящимися глазами. Ну, удачи!
Весёлая компания студентов отправилась по адресу чьего-то давнего знакомого, который, как им казалось, будет рад их видеть. В час ночи. Страшно рад, да… Андрей же решил вернуться в общагу. Идти надо было от задворок вокзала Новосибирск-главный по Владимировской, далее по Дуси Ковальчук и через площадь Калинина. Неблизкий путь, но было тепло, хотелось прогуляться, да и хмель из головы выветрить.
Сессия сдана, до практики несколько дней…Свобода! На углу под фонарём у остановки двое мужчин и женщина. Золотозубый мужик что-то негромко говорит, она складывается пополам в приступах взрывного смеха, треугольник яркого платка на её голове совершает дёрганые клюющие движения…
Андрей, чтобы обойти их, свернул в переулок, прошёл между домами и упёрся в глухой забор, обходить его надо было левее, потом детский садик, огороженный сеткой-рабицей, тоже прохода нет нигде… Тропинки, лампочки над подъездами, кусты… Ряды тёмных окон «хрущёвок», редкий слабый свет кухонок и ночников… Громады учреждений каких-то… Андрей вроде бы представлял, где Владимировская, но никак не мог на неё выйти, улочки петляли, проходы переулков, ряды каких-то гаражей… Заблудился. И спросить дорогу не у кого.
Так, спокойно. Найти более-менее большую улицу и пойти по ней направо… Где он? Что это у нас? Тимирязева какая-то… Здесь он никогда не бывал. Ну да выведет. В голове проявилась мелодия. – прощай, детка, детка, прощай… - Нина смотрела пренебрежительно на вечеринке, не услышала его предложения потанцевать, оттолкнула его руку от своей и отошла… - я позвоню по телефону, вызову тебе такси… - Майк гений, это очевидно. Яркий треугольник платка, клюющие движения…
Поворот за угол и замер, податься назад. Две тёмные тени крадучись скользят вдоль стены противоположного дома. Поднята рука, негромкий условный стук в чёрное окно. Тишина. Повторный стук, громче, нервный. Фонарик из окна освещает лица подошедших. Тени исчезли в подъезде, чуть скрипнув дверью. Наркоманы…
Дальше, дальше. Помойка, какой-то сквер… и тихая, на пороге слышимости прекрасная мелодия. Из-за сплошных, тёмно-красных штор на 3м этаже. Будуарная тема? Но мелодия… Дебюсси, «Лунный свет», оркестр… Просто стоять, слушать. Что там? То же, что и везде. Ночь…
Тут он вышел на улицу. Но за ней лес… Это Ботсад! Подошел к ограде, полная луна вышла из-за тучи. Какие-то шорохи, зашелестела листва под лёгким ветерком. Резкий, вопросительный крик ночной птицы. Как хорошо идти по пустынному городу, в серебряном свете под жемчужными облачками, вдыхая причудливую смесь трудноразличимых, переменчивых запахов! Идти легко, но что-то… Сзади.
Как будто шелест шагов. Остановился. Ничего. Пошёл снова. Нет, точно шаги, негромкие, но отчётливые. Оглянулся, осмотрелся. Никого. Тревога тут же охватила его. Постоял. Далёкие железнодорожные перестуки, машина где-то поехала… Пошёл дальше. Показалось. Нет! Не показалось! Шаги в отдалении, точно не эхо, ритм другой, только непонятно, откуда, сзади или спереди, неспешные, чёткие и ровные! Не приближаются, но и не исчезают. Не заметил, как пошёл быстрее, напряжённо, нервно, шаги не торопятся, но не отстают, а как будто ближе, громче! Вокруг свободное пространство, почему не видно никого?! Пошёл спокойнее, ровнее и осторожно оглянулся на ходу. Вдоль ряда домов движется высокий силуэт в плаще и капюшоне. Что-то длинное и поблескивающее металлом в руке. И мертвенным светом повернувшиеся глаза! Андрей внезапно понял, что означает выражение «волосы зашевелились на голове». Не помня себя, побежал. В переулки, в свороток, за трансформаторную будку. Сердце бухало, зрение стало очёнь чётким – выглянув, с ужасом заметил силуэт в просвете между домами. В темноту проулка, а там… Тупик!!! Глухие стены!!! В панике огляделся. И тут сбоку сирена, скрип тормозов, выскочила машина патруля ДПС. У подъезда «скорая», ещё один полицейский «бобик». Мигалки. Вышел крепкий мужик в кепке – Ну, что тут у вас? – Да вроде пьяный дебош, жена, защищаясь, порезала мужа, но несильно. У бабушки сердечный приступ… - Ну, а мы здесь причём? – Жена говорит, дочь пропала. – сколько дочери? Восемнадцать. – Ооу, хо-хо… - Пять дней уже нет. Заявление пишет. Таней зовут. – Двигаясь к подъезду за опером, участковый из-за плеча показал крупное цветное фото. Посторонились: бригада «скорой помощи», носилки, на них охающая бабушка.
За
Ты женщина, ты тайна, ты мерцанье,
Ты неокрытость лучших из путей,
Ты отклик эха на моё молчанье,
Коварство ангела в добрейшем из чертей,
Ты ожиданье - и кинжалом слова,
Ты убивая, жаждешь воскрешать,
Ведя мирским, толкаешь от мирского -
Неповторимость, что не удержать.
Ты наполняешь простотой мгновенья,
Что без тебя - в пылу трудов и битв,
Ты веришь мне, сама как откровенье -
И бесполезность злата и молитв.
Ты только зов - и только разрешенье
От бремени загадок бытия,
Всегда моя вина - всегда прощенье,
Что должен был, но не услышал я.
[400x266]
Не тихо за окном: шумит какой-то драндулет
С утра. Иллюзией борьбы не то что бы сконфужен,
Но медлит метроном. Пестра, как лента лет,
Но ведь неуловима… Так в начале
Сколь надо скор нагрев, летит рука,
Неудержима током счастья и печали,
Как слёзы, как зов лета, как строка -
Потоком гладкого тепла краса пути,
И обязательно когда-нибудь ожога
Пусть малого жупла, но разбуди
Трезвление безмолвия и срока.
Стоит себе. Бывает одиноко,
Костра бы и смотреть, и ничего,
Так, иногда подкидывать поленья,
И угли шевелить… Метафорой чего
И искры, и зола, что саду удобренье.
Казалось, знал, за чём бежал вприпрыжку,
Не различая ничьего лица,
То лобик разобью, то подверну лодыжку,
Любой дороги я хотел конца,
В любой игре так жаждал перебора.
Тем временем, вот платьице твоё,
Что может быть измято слишком скоро,
А кто-то смокинги внаём сдаёт,
И гладит их, старательный и ловкий;
И там утюг не абы как скользит,
С изяществом, небрежною рисовкой,
Как Цезарь посреди Сената плит,
Творение вершащий монолит…
И будет он, сердит, ещё довольно долго
Теплом стальной души себя переживать
И ждать во тьме. Глядит медведями берлога,
Мерцает тишина. Звонят.
Скорее открывать.
Люблю. Не быть похожим на кота.
Вот это да.
Не быть похожим – значит ли
совсем не быть?
Молчать и плыть, и даже
Видеть что-то…
Быть не похожим
Ни на что, ни на кого.
Вот это новость!
Нет же, старость.
Такая старая, что старше нет.
Но всю забаву суетных сравнений
Оставим для других, далёких дней.
Не нужно нам сейчас
ни сравнивать, ни в речи
изыскивать чужие имена.
***
В глазу замытом, так же неспокойном;
Что может звать, хвалебить и искриться
Всё ищет на земле и в небе дойном.
Быть по сему. Но вслед заупокойным
Приходят песни не о том, что снится,
А что давалось просто так, невольным
Страниц ли дней свободным вздохом? Лица
Не прячутся, не лгут, не убегают:
Увидеть, ощутить - готов ли снова
Что каждое мгновенье скрывает
Так просто, что невидима основа?
Творит, и никогда не перестанет:
Проходит всё. Но остаётся Слово.
по некрашенной извести бродят.
Гладкими дискантами диктанты
гастарбайтеры электордят.
Для грациозной гризетки
опасны глазные протезы,
Кто-то выскочил и вприсядку,
глядит и трясёт ирокезом,
куцие улиц долины
цехами расцвечены светские,
как будто бы за моими
протезами не мозги, а орехи сплошь грецкие,
вижу померанца и остролиста
гипреборейскую завязь,
лыжу Розенкранца украл у бариста
и дальше пополз извиваясь
до боли рожденья
Гарантийный талон.
Не починят бесплатно мой телефон.
За мгновение до пробужденья.
PS.Кто первым поймёт, какой марки телефон, тому... ну не знаю.
Полночный голос в проводах, гудки,
Идёт c Ямала поезд; дольче вита,
Здесь станции пустынны и редки.
И кажется, всегда здесь будут те же
Нетрезвые попутчики и сны,
И неба взор, такой призывно свежий,
Хотя ещё так долго ждать весны.
И хочется в заснеженные дали
Смотреть, волнуясь непонятно чем,
И нет обратной стороны медали,
Есть только жизнь. И вновь, неизречен,
Лишь мягкий свет в лесу прутнистом видеть,
Да ничего ж не мыслить и не ждать,
И наста волглого предмартовскую выклеть
В пространство синих теней провожать.
Противоположность спонтанности – не осознанность, а зависимость
(отсыл к Спинозе и свободе как познанной необходимости,
рабство как зависимость от внешних причин).
Противоположность осознанности – стимуляция.
Бессознательное/поглощающее реагирование, ведомость.
Недостаточность. Всего и чего угодно.
Покой+сопричастность=спонтанность
Анонимность+ответственность=осознанность
Осознанность+спонтанность=свобода
В дрожащей луже небо и сосна.
И никакого берега иного:
Всё здесь. Всё омывает быль-весна,
Под зыбью ветерка шального
Откалывается, как айсберг-ночь
Клаксоном бед неновых, утончённых
Предавший друг – весна. Ему помочь –
Флажки расставить радостей сезонных.
И неопределённость облаков
Легка для бреда, но трудна для фальши,
И вот уж не мечтать, что будет дальше,
Однажды в среду, лучший день сурков,
Среди ботвы и первозданных линий,
А что-то надо делать с этой глиной.
Приборы врут? Нет, я приборам вру:
Хочу искать, хочу ль найти – не знаю.
Пыль прелести с окна небес сотру,
Чтоб всё пройти, подобно Менелаю.
Оправдывается, как мот-игрок,