Перламутр с древних времен используется мастерами - ювелирами для инкрустирования предметов повседневного быта, и широко применяется при изготовления перламутровой мозаики как самостоятельный материал, так и в сочетании с разными камнями.

http://a-dedushkin.livejournal.com/1084782.html

Написала по впечатлениям от холивара "Верил ли Энштейн в Бога?"

 

      Закон парных случаев отражает совпадения редких событий, за которыми стоит или чистая случайность, или закономерность неустановленного универсального принципа случайной связи - синхронистичности. (Словарь психолога.)

      Взбиваю миксером молочный коктейль. А все мои кулинарные операции в последнее время происходят в комнате, потому что на кухне ремонт. Сын с дивана говорит мне:

- Мам, тебе ещё долго сверлить? А то мне телевизор не слышно.

    Выключаю миксер и заглядываю в стакан - хорошо ли взбито? В воцарившейся тишине из телевизора раздаётся весомая реплика:

- Достаточно!

- Вот, тебя только не спросили, - ворчу я и дую на пену. И впрямь - достаточно. 

    Ко мне приходит милый друг.  Садится на диван, и я, наклонившись, его чмокаю. Тютелька в момент поцелуя телек говорит:

- Солнышко моё, здравствуй.

      Речь в этот вечер заходит о самообороне. Друг:

- И что, ты его сумкой отлупишь?

     Я:

- Да.

Телевизор:

- Умничка моя!

А когда между нами возникает многозначительная пауза, телек выдаёт:

- Выходи за меня замуж.

   Мы улыбаемся. Дело в том, что я с некоторых пор уже думаю над этим предложением - не телевизора, конечно, а милого друга. Позже целуемся уже всерьёз, а из телека доносится:

   - Идиллия!

   Особого удивления, восторга, шуточек "по поводу" у нас не возникает: давно уже привыкли к попыткам нашего ящика быть язвительным комментатором, пророком, при случае мудрым собутыльником и третейским судьёй, лезущим с компетентными репликами во все проблемы, и, находясь в бормочущем игноре, изображать из себя патриарха семьи.

     Есть у меня приятельница Элла - симпатичная молодая женщина, и нельзя сказать, что обделена умом, но считает, что обделена жизнью. Ну, это как раз не чудо: вообще все мы тут довольно стойкие перцы, но нет-нет, да и поплачемся друг другу в жилетку на

Телепортация.

Немец, в доме которого появляется полтергейст, вызывает, конечно, полицию. Американец, встретивший приведение, звонит своему адвокату. Кроме того, к нему примчаться спецслужбы, врачи и юристы, а журналисты, услышав эту историю, просклоняют её на все лады на страницах своих изданий. Кто-то посмеётся, а кто-то осветит случившееся со всей серьёзностью. А как на удивительное реагировали в СССР???
Загадочный случай, произошедший в 1968 году с Иваном Цаплиным, в условиях своего времени выглядел даже анекдотично. Другое дело, что у нас было тогда не до шуток. Особенно, когда пытались уложить в обычные рамки такое, что вообще ни в какие рамки не укладывалось.
"Мистер Поу, опаздывая, вбежал в зал ожидания, и в ту самую минуту, когда он взглянул на часы, - оказался у себя дома". Чтобы у нас да случилось такое? Да не в жизнь. Это всё у них там-за железным занавесом. Между тем, случаи спонтанной телепортации известны довольно широко. Можно даже предположить, что именно эмоциональная составляющая в этих случаях играет основную роль спускового механизма.
Учёные, которые поддерживаются волновой теории мироустройства, объясняют феномен телепортации, как своеобразный эффект резонанса. Всё имеет частоту колебаний, иногда частоты совпадают, камертон легко отзовётся другому. Вполне вероятно, что колебания могут сочетаться и с силами, о которых почти ничего не известно. Если, например, признать как некую самостоятельную силу чувство страха - а почему бы и нет?- и предположить, что она совпадает с близкой ей частотой, то высвободившаяся энергия обязательно как-то себя проявит - причём в иных случаях совершенно непредсказуемо! Возможно, именно энергия такого рода и сыграла злую шутку с матросом Цаплиным. 
2
Есть присказка: " Куда сбежишь с подводной лодки?". В продолжение её с некоторых пор на флоте травят иногда, неспешно покуривая, байку про одного раздолбая. Загадочная история эта такова. Родился Цаплин в деревне Попышево на берегу Лены - в 150 км от ближайшего города Усть-Кута. С детства он боялся темноты и замкнутого пространства - есть такая напасть, клаустрофобия называется. Наказывая за что-либо, батя, плотник, запирал пацана в самодельный шкаф. И как не старался Ваня подружиться с его пространством, а не было ничего страшнее, когда лица коснётся в темноте старый тулуп. Как бороться с этим страхом? Вот, скажем, боится человек высоты - тут всё просто: не залезай на крышу, да и всё. Темноты боишься - свет зажги! А что делать, если ты до смерти боишься, что в темноте твоего лица коснётся тулуп?... Иван подрос, запирать его перестали. Однако напасть не проходила:
его мучили кошмары про шкаф и страх замкнутого пространства.
3
К 18 годам Иван решил твёрдо перебороть себя и попросился служить на подводную лодку. Он тренировался в Усть-Куте на лифте: мотался, кокнув лампу, в замкнутом пространстве тёмной кабины. В милиции Усть-Кута даже завели дело о хулиганстве. Но военком все же удовлетворил его просьбу, и отправился Цаплин из деревни Попышево, что на берегу Лены, в Мурманск, на берег Ледовитого океана. Случалось, что жутковато ему было под водой. Но как говаривал командир, "Куда сбежишь с подводной лодки?".

Иван крепился, к тому же в одиночестве не оставался. Но однажды в торпедном отсеке, где он в тот момент находился, заблокировалась дверь. Потолок в

Из тырнета.

В животе беременной женщины разговаривают двое младенцев. Один из них – верующий, другой – неверующий
Неверующий младенец: Ты веришь в жизнь после родов?
Верующий младенец: Да, конечно. Всем понятно, что жизнь после родов существует. Мы здесь для того, чтобы стать достаточно сильными и готовыми к тому, что нас ждет потом.
Неверующий младенец: Это глупость! Никакой жизни после родов быть не может! Ты можешь себе представить, как такая жизнь могла бы выглядеть?
Верующий младенец: Я не знаю все детали, но я верю, что там будет больше света, и что мы, может быть, будем сами ходить и есть своим ртом.
Неверующий младенец: Какая ерунда! Невозможно же самим ходить и есть ртом! Это вообще смешно! У нас есть пуповина, которая нас питает. Знаешь, я хочу сказать тебе: невозможно, чтобы существовала жизнь после родов, потому что наша жизнь – пуповина – и так уже слишком коротка.
Верующий младенец: Я уверен, что это возможно. Все будет просто немного по-другому. Это можно себе представить.
Неверующий младенец: Но ведь оттуда ещё никто никогда не возвращался! Жизнь просто заканчивается родами. И вообще, жизнь – это одно большое страдание в темноте.
Верующий младенец: Нет, нет! Я точно не знаю, как будет выглядеть наша жизнь после родов, но в любом случае, мы увидим маму, и она позаботится о нас.
Неверующий младенец: Маму? Ты веришь в маму? И где же она находится?
Верующий младенец: Она везде вокруг нас, мы в ней пребываем и благодаря ей движемся и живем, без нее мы просто не можем существовать.
Неверующий младенец: Полная ерунда! Я не видел никакой мамы, и поэтому очевидно, что ее просто нет.
Верующий младенец: Не могу с тобой согласиться. Ведь иногда, когда все вокруг затихает, можно услышать, как она поет, и почувствовать, как она гладит наш мир. Я твердо верю, что наша настоящая жизнь начнется только после родов. А ты?

Хи, мне понравилось.

Бывший студент одного из орловских вузов заочно поступил в Московскую академию художеств им. Сурикова (но не воспользовался этой возможностью). Вот как это было. Приводим переписку. Текст и пунктуация авторские.

[показать]

Дорогие коллеги!
Высылаю вам свой рисунок. Помогите, пожалуйста, нарисовать нормальную лошадь, я столько времени убил а всё равно получается это у***ще с человечьими ногами. Погибает ведь нормальный рисунок!

Дорогой Андрей,
в вашем рисунке чувствуется истинный талант. Ваш рисунок и письмо вывешены у нас в галерее. Ржём все. Спасибо огромное. Если есть ещё рисунки, немедленно высылайте.
Со слезами на глазах,
проф. А. Бичуков.

[показать]

Дорогие коллеги!
Честно сказать, не ожидал такой легкомысленности от столь уважаемых мужей. По-моему, смеяться здесь не над чем, коллега просит вас о помощи, что тут смешного? Я, блин, три часа потратил на этих ёб***ых лошадей… хрен нарисуешь, но некоторые ошибки я все-таки подправил: у коней задние ноги коленками –назад!!!

Дорогой Андрюша!
Вы скоро доконаете старого больного человека. Мне нельзя так много смеяться, вы снова попали в точку, ваш второй рисунок снова в галерее и собирает толпы народу. Вы срываете занятия, профессора не могут сдержаться и прыскают при одном упоминании о конях. Клодт, если вы знаете кто это; впрочем это не важно, он тоже много времени уделял коням, так вот покойный Клодт в настоящее время, по всей видимости, так бешено вращается, что центробежная сила задевает и меня. Андрюшечка ответьте нам, пожалуйста, на вопрос: какому городу земля русская обязана рождением такого самородка? Какой садист перебил лошади задние конечности, или, может быть, она их сама повредила, прыгая с дерева

Автор - Владимир Елистратов.

    Выпала я совершенно из виртуальной жизнедеятельности, потому что мой ноут сбрендил: отказался печатать буковки, пристяжную клаву отверг, только мышью  показывал кино и прочие чудеса глобальной сети, не давая мне их прокомментировать - что жуткая, как выяснилось, пытка. Издевался, скотино, и мстил за все мои на нём клавишные концерты, лунные сонаты и прочие рапсодии. А виновата не я, неее, виноват кефир, которым я на него случайно капнула - ну, как капнула - не жадничая, можно сказать - в особо крупных размерах. Всю клаву, кароче, залила кефиром, а потом ещё сверху слезами брызнула с досады. И он ещё мне, поганке, после этого кино показывал. До последнего своего накефиренного вздоха...

     Не, хороший он у меня был. Добрый. И служил долго. А ел мало. И при этом не гадил. И почти не спал... Ценная была коняга, да что там - бесценная.

Аминь.

    Но теперь - уря! - у меня есть новый компьютер, даже дваААААААА! - компьютера. Живём! Ладно, что пропал инет, есть я в нём, нет - от него не убудет, работа ж у меня стояла без основного инструментария, а цигель по сдаче давно уже ай-лю-лю.

   Так что, крошка, кончай перекур, пакуй бутеры, срочно в шлем, в броневик - тире - летающую тарелку - тире - амфибию и вперёёёоод! - на погружение в инфернальные миры.

     Но первым делом эта крошка-хаврошка чего сделала, есессно - рванула на имхонет и высказалась там по особо выбесившим фильмам - отвела душеньку, устроила после долгого затишья, как у них это называется в профиле - "всплеск активности",  определеньице - прям из психиатрии и ясно, что неспроста. Потом сюда в лирушку - обозначиться, что живая, и похвастаться - хе-хе!  

     У меня есть два компа! Па-па, папарапа па-па! А у Лисы волшебные очки - пара! - па! - завидуйте мне белки и жучки, йо-ху!

Это прекрасно, я считаю. Эх, ма, тра-ля-ля!

Ля!

Буду здесь выкладывать прикольный тролляшник, по мере поступления его на мои (и некоторые чужие) комменты:

1. Взгляд с маргинальных высот: 

   Вам трудно это понять, свои мещанские понятия эктстраполируете на... (далее гон на тему поста)."

2. С больной головы на здоровую: 

     А вообще, у меня вызывают сочувствие и жалость профессиональные тролли, продающие родину за пятачок, оптом и в розницу. Хотелось бы понять мотивы...

3. Вера в лучшее: 

    Ну не верю я, что дело только в банальном меркантильном интересе. Вроде местами умные люди...

4. Глубокомысленное снисхождение с академических высот:

     Видите ли... Эээмм... Мне нравится ход ваших мыслей, но, мммм... Сделайте мне одолжение, почитайте ..... (физику, химию, или другое, что хоть каким-то боком проскочило в обсуждаемой теме.)

5. Провокация уже отчалившему собеседнику:

   А вот повезло, или не повезло Вам, что я ответила - это решайте сами. 

6. Ясновидение:

    А что вы хотите, или не хотите, так я вам скажу... (далее объясняется, чего хочет собеседник, а заодно - чего он не хочет.)

7. Отлуп философу, с элементом ясновидения:

     Много букаФ, прочел только половину и увидел, что написано тоже самое, что и у других.

8. Врачебное:

     В интернетиках вам не помогут. Это к психотерапевту. И чем быстрее - тем лучше.

9. Безапелляционное (если собеседник слишком умён, или апеллирует к источникам, которые для трололо - тёмный лес. Также подходит, когда попросту нечем крыть):

     Вы сами ответили на свои вопросы. Так что не буду повторяться.

  Есть у меня родной человек, ушедший в мир иной - это мой отец. И, допустим, даёт мне судьба в руки все возможности, чтобы снять о нём художественный фильм. Ну, кто-то, мей би, ещё подумает, а для меня это однозначно - нет, ведь его судьба - это нечто суверенное, личное, а что я об этом знаю? И что я могу снять о нём? Что могу. О ком угодно, но о родном, близком - нет. А вот, допустим, если бы моего отца, при прочих равных условиях, знала и любила вся страна? Станет от этого мой фильм гениальнее?  Навряд ли. Точно ведь не станет. Зато увидит вся страна. 

     Теперь представляем такую картину: "Хм-хм, вся страна? - говорю я, потирая руки, - в таком разрезе будьте покойны, для всей страны я сделаю эту фильму! Не как для себя, а в разы достовернее и гениальнее.

  Я беру посмертную маску отца и на её основе леплю силиконовое лицо - в нём у нас будет красоваться главный герой. Ну и что, что это будет портрет уже мёртвого папы, зато - до морщинки, до пупытышка, достоверней некуда. И веки мы ему подымем, и глаза проковыряем - будут почти как свои, ручаюсь. Потом воспроизвожу до тонкостей обстановку, машину и прочее . Вскоре среди этого бродит мой папа в посмертной ипостаси, но почти как живой. Вооот, достоверность есть, теперь возьмём жареный факт, самый больной из его биографии -  алкоголизм, наркомания, в этом роде - когда он трясущимися руками глушит рюмку за рюмкой и так упивается, что наступает катарсис - достоверно стопудов, так наверняка и было. А где такая достоверность, и до гениальности уже один шаг, разве нет? 

    Последняя закавыка - со всей страной: когда это было, что папу в ней знал каждый пацан? - в прошлом веке, при загнивающем социализме. Теперь у пацанов одни компьютеры на уме. И фиг они сегодня мне баблосы понесут, чтобы поглядеть на папу а-ля натурель и его алкоголизм. Скорее себе на пиво потратят мои денежки. 

     Пиво! Э то ж гениально! Запаяю-ка я рекламу фильмы с папиным портретом на пивные банки! Теперь никуда от нас голубчики не денутся.

     Молодёжь должна знать свою историю и подноготную её героев.

     А при папином культурном центре-музее мы устроим  ресторанчик .  Чтобы люди, уставшие от достопримечательностей, могли покушать и набраться сил. Кто скажет, что это плохо - отдохнуть, покушать, и набраться... мне-мне, сил -  пусть первый бросит в папу камень.

     Так вот, себе такой я бы сказала - иди, уёбище, и убейся об стену.

    В процессе уборки в моей старой комнате, у мамы, нашла на шкафу папку - красную, картонную, знаете, такие раньше были в учреждениях - на тесёмочках, с выдавленной страшной надписью: "Дело". Папка эта ещё древняя, дедушкина, зато дело оказалось моё личное, секретное. Правда, с просроченным сроком давности и теперь доступное для понимания только мне - в полузабытых ассоциациях.

     А у нас в классе был мальчишка... (Строчка из популярной девчоночьей песни.) - Ну, натурально, у каждой девочки - даже и у вполне себе уже взрослой не-девочки - нацарапана на самом донышке сердца история, начинающаяся с этих, или с похожих слов. При всех наших диаметральных порой отличиях, есть, есть у нас какие-то сокровенные общие "исходники": первые сердечные каракули, которые с возрастом рубцуются, леденеют, каменеют и даже, увы и ах, зарастают мхом. А что ж, всё закономерно: не век же каждой ранке брызгать кровью, природа милостива, и, к тому же, так она нам наращивает броню для взрослой жизни с её уже серьёзными сабельными ударами. Увязающими во мху. А всё-таки, оказалось, что, если стереть пыль и мох, то на железо-бетонной крышке моего непрошибаемого саркофага вполне ещё кое-что читабельно.

     Так вот:

     Был у нас в классе мальчишка. По имени Костя: симпатяга с шапкой русых волос, лидер по характеру и в меру хулиган - как все мальчишеские заводилы, а куда ж им, пассионариям, без креатива -  и при этом, как ни странно, отличник. Вообщем - личность! Сложная и загадочная. Другие ребята у нас были попроще, и, за отсутствием ярких альтернатив, по Косте тайком вздыхала чуть ли не вся поголовно прекрасная половина нашего класса "Б", и даже часть "А-шниц" закидывали удочки на вихрастое достояние нашей влюблённой республики. А поскольку жил Костя в одном подъезде со мной, то мне весь этот сердечный ажиотаж вокруг его персоны стоил бездну сил и нервов - даже, пожалуй, побольше сил и нервов, чем самому герою. 

     Благодаря этому судьбоносному соседству я имела тучу "левых" подруг - девочек, непонятных мне и далёких, примерно как синички для игуаны, но умело напрашивающихся в гости, чтобы: 1) посмотеть, как Костя высовывается на свой балкон, чтобы они могли помахать ему с моего и похихикать; 2) подкараулить, когда он выходит гулять, или приходит, нагулявшийся, и "нечаянно" пересечься с ним в подъезде; 3) выбрать момент, чтобы подбросить ему под дверь записку о том, что ему отдана вечная симпатия, а чья - пусть даже не пытается угадать. Чтобы сохранить инкогнито, записку порой умоляли написать меня. Однажды я чуть не засыпалась: когда Костя с верным другом устроили шпионскую сверку почерков, добывая на переменках всеми неправдами девчоночьи тетрадки.

К счастью, я неплохо пишу левой рукой, что и практиковала в этом лирическо-шпионском жанре. Потом, отчаявшись кого-то разоблачить, он прямо спросил у меня, показав записку - кто? - подозревая, что я в курсе всех этих подмётных дел. Благо хоть, что не заподозрил меня лично в авторстве романтических посланий, а то ведь я и с лирическим содержанием помогала, обеспечивая им милое разнообразие. Имена я, понятное дело, ему не выдала, вдохновлённая опытом любимых мною пионеров-героев, пароли тоже, но явка была безнадёжно провалена, что не мешало самым проверенным девчоночьим кадрам заседать у меня после школы, обсуждая сердечные дела. Я к тому времени уже так втянулась во все нюансы синичьего щебета, что вполне себе компетентно давала ценные игуанские советы. А мальчики, с лёгкой руки своего бессменного лидера Костяна, наградили меня официальным званием "Любовная советчица", прилипшим намертво до выпускного класса.

    А всё же одна из тех девочек - самая упорная, а, может

      Однажды у нас почти полгода жил друг Рома: влип он тогда в очень нехорошую историю - из-за женщины, что для Ромы вообще-то характерно, но в тот раз всё обернулось настолько скверно, что Рома вынужден был "залечь на дно": он спрятался у надёжных друзей - то есть у нас - и даже из дома одно время старался не выходить. А поскольку человек он по-натуре военный и энергичный, то в отсутствие всякого занятия подключился к хозяйству: такого порядка и чистоты, как при Роме, у нас, безалаберных, не было ни до него, ни после. С наведением в берлоге глянца Рома справлялся буквально на предсветовых скоростях и большую часть времени изнывал от безделья и не знал, куда себя девать.

   - Эх, достать бы хорошей древесины, - сказал он мне однажды: - Знаешь, какие я парусники умею делать? Отец научил, было у него такое хобби... - И рассказал увлечённо, какие у них дома в Воркуте были корабли - целый рукотворный флот, потом в зареве реформ всё продали, осталась лишь одна большая каравелла, которую они с отцом вместе сделали - во всех деталях - хоть в витрину ставь, хоть на воду...

    Увы, но на тот момент всё наше семейство, включая временно усыновлённого Рому, пребывало в глубокой финансовой жо...  На покушать курочку, а не овёс, и то не всегда наскребалось - и тем более средств на покупку древесины, чтобы Рома мог заняться кораблестроением, у нас не было.

     И вот, еду я чуть позже велосипедом по нашей улице - там, где она целый километр идёт вдоль леса. Гляжу - а на лужайке близь дороги сложены берёзовые брёвна. Древесина а-ля натюрель! Как бы ничья. Брошенная в чистом поле на произвол, без часового и даже без таблички - не трожь, мол, дорогой прохожий, воровская твоя морда, это наше! Остановилась, осмотрела их - длинной метра по два с половиной, довольно ровненькие, диаметром сантиметров десять. То ли мини-отчёт макси-бюджетной операции по прополке нашей лесо-парковой, то ли кто-то нелегально себе напилил и недальновидно оставил без присмотра: мол, никуда не денется, кому в Москве нужны дрова? Нам! - хозяйственно подумала я, весело сгребла брёвнышко подмышку, кое-как влезла с ним на велик и поехала. 

     Улица наша там долго идёт под уклон, так что даже педали крутить не надо, а надо, наоборот, притормаживать. Только я не учла, что с брёвнышком наперевес все мои маневры, особенно скоростные, станут пред-аварийными, потому что вес мой с бревном изрядно увеличился, и часть его оказалась вынесена вперёд опять же в виде бревна. Кстати сказать, такая же проблема была у звероящеров: разогнавшись, они совершенно не могли маневрировать, и, когда добыча начинала вилять из стороны в сторону, раптора уносило мимо шустрой вкусняхи далекооо вперёд - а там, глядишь, и внезапный обрывчик в глубокое доисторическое ущелье, и падение кувырком - прямо на обед к родственникам подлой вкусняхи, заранее там всей семьёй собравшимся. Так наши юркие предки и выжили. И, кстати, многое нам, потомкам, от тех стратегических зигзагов  генетически передали.

     Но я отвлеклась. Так вот, лечу это я под уклончик - одна рука на руле, другая занята берёзовым "копьём" - почище, чем у дон Кихота. Не хватает только шлема с забралом на башке и мельницы в конечной точке моего стремительного полёта. Зато на горизонте прямо по курсу появляется бабулька, на роль мельницы не подходящая ни по одному параметру, разве что на роль пугливого дракона: она уже издалека видит меня и заранее прижимается к обочине. Я пытаюсь притормозить, но велик идёт юзом, поворачиваясь при этом копьём точнёхонько на бабку. Она поспешно переходит на другой край, одновременно я бросаю тормозить и чуть поворачиваю руль - выходит, что опять на неё. Снова пытаюсь тормознуть и увожу руль, но бабулька уже там - в аккурат под прицелом бревна. Я обратно, и она туда же. И при всём при этом мы стремительно сближаемся, потому как тормоз меня не останавливает, а только даёт юз - меня

       Отец моего друга Ромы  был начальником Воркутинского отделения Северной железной дороги. За отсутствием в тундре автомобильных путей сообщения, ЖД там - основная "дорога жизни", и детство у Ромы было просто зашибись: один из самых крутых и "прикинутых" ребят в Воркуте, и невелика беда, что всё это в холодах за Полярным Кругом, зато летом - самые престижные санатории в Крыму. Ну вот, примерно так, на всём готовом и лучшем, Рома вырос и ушёл служить в десант. Тут и грянули основные реформы. 

      Из армии он вернулся в совершенно другой мир: папу поезд перемен снёс с поста и уверенно вёз в дурку, мама спивалась, и на этом фоне ещё подрастала младшая сестрёнка.  Сналёту, ещё не въехав в обстановку, но совершенно от неё охренев, бывший мажор и выпендрёжник, а теперь единственная опора семьи, устроился работать на шахту. Но там как раз свирепствовал военный коммунизм: месяцами никаких денег, только чёрное золото и самоотверженный труд по его добыче. Это способствовало быстрой ориентации Ромы в новых экономических условиях: нащупав кое-какие из ещё старых отцовских связей, он попрощался с коммунизмом и ушёл в теневой бизнес.

      В те пристнопамятные времена конкуренция среди предпринимателей была хуже волчьей, а устилать дорогу своему бизнесу трупами Рома оказался не готов. В результате, сам чудом оставшись жив, он оказался в Питере - без гроша в кармане. Зато там был армейский друг, который помог Роме - учитывая его десантный опыт - устроиться телохранителем к крутому бизнесмену. Наконец-то в новой жизни забрезжил просвет: зарплаты вполне хватало на то, чтобы семья в Воркуте не голодала, да и сам Рома слегка перевёл дух и даже завёл себе девушку, по старой мажорной привычке - красотку, каких поискать. Уже и мысли о женитьбе витали, но вышло так, что ромину зазнобу увидел его работодатель, и она ему понравилась - ну, просто до спермотоксикоза, а привычку отказывать себе в чём-либо, хотя бы из соображений порядочности, он оставил ещё в СССРе. Спонтанно образовавшийся треугольник привёл к тому, что Рома измочалил своё непосредственное начальство, оно же - охраняемое лицо, после чего вновь едва спас свою жизнь - тем, что подался в контрактники, а там - десантный спецназ и - Чечня.

       Вернулся он со второй чеченской уже в Москву, где для начала подался в простые гипсокартонщики. Потом сколотил свою бригаду - всё же больше помощи семье, чем свались он к ним в родную Воркуту. Пройдя войну, к девушкам Рома не охладел, а к бизнесменам не проникся. А надо сказать, что и девушки не обходили Рому вниманием: высокий широкоплечий блондин, с юности сохранивший слабость к дорогой шикарной одежде: переоденется после работы и - модель-моделью! Только глаза не модельные - жёсткие и холодные - и как раз это девушек цепляет просто убойно. И вот, при оформлении под евро-стандарт виллы какого-то круто-теневого бизнесмена, в Рому втрескалась пассия хозяина виллы, и давай зажигать с ним в отсутствие своего папика не по-детски.  Долго ли, коротко, но папик застукал свою гламурную королевну в объятиях смазливого бригадирчика. Королевне он просто заехал так, что она куда-то улетела, а Рому недальновидно назвал трупом и приступил в одиночку к осуществлению своего пророчества, положившись на собственные силы в деле зарывания молокососа - а Рома и выглядит, как ни странно для ветерана, очень молодо. Биографии роминой этот крутой дядя не знал, а в глаза ему, понятное дело, не вглядывался,  а то бы действовал аккуратней - издалека и сразу пистолетом. Погиб он от одного удара - переносица вонзилась в мозг. Рому драться не учили, его учили убивать. А война эту науку закрепила намертво - на уровне программы. Вот и сработало на автомате. А пристукнутый дядя был такой крутизны, что в поисках закрывшего его специалиста по евро-ремонту тогда запросто могли перетрясти всю столицу, причём бандиты совместно с ментами.

       Выхода у Ромы было два: покидать Москву на попутках, либо прятаться у кого-то из друзей, которых наверняка никто не знает. История нашего знакомства - это песня

       "Есть многое на свете, друг Горацио, что в ящике тебе не увидать." (Кто-то из киношников.)


        Мой друг Лёха работает на телевидении. Одно время он не вылезал из командировок по "горячим точкам", есть опыт "репортажей под обстрелом". Словом - Лёха один  из тех, кто способен рисковать жизнью, "чтобы вы это увидели" - в течении какой-нибудь минуты в новостях.  Само собой, что самому Лёхе довелось увидеть гораздо больше - в том числе и такого, что не заснимешь для репортажа. Потому что одно дело - рисковать жизнью под пулей, случайной, или шальной, и совсем другое, например - положить голову под шашку, чтобы тебе её гарантированно срубили. И никто не узнает, где могилка твоя. Вот какую историю, произошедшую в городе N, он нам однажды рассказал (подлинное название города умалчиваю во избежании упрёков в "разжигании"):

       Он оказал услугу одному местному - немолодому, доброжелательному, открытому и очень хорошему на вид человеку - и тот пригласил его к себе, "посидеть, отметить".  Ну, как, "к себе"  - "доброжелательный человек" оказался хозяином борделя - незаконного, само собой, но и не тайного -  туда он Лёху и привёл посидеть. Сидели долго. Пили. За столиками рядом девушки очаровывали клиентов. Лёха, которого алкоголь всерьёз сшибает только на вторые сутки его планомерного распития, задавал вопросы - поначалу осторожно. Но вскоре понял, что хозяин заведения не из тех людей, кто в родном городе чего-то опасается: спокойно, как о работе, он поведал Лёхе о том, что "кадровый состав" заведения пополняется за счёт девочек, лишившихся невинности - родители, мол, сами их приводят и продают ему по сходной цене:  делай с ней, что хочешь, а у нас больше нет дочери. Отныне родные о ней не вспоминают и не справляются, как если бы похоронили. Та же участь может постигнуть и женщину постарше, если она замужем и уличена в измене:  таких в заведении тоже хватает - их сюда сбагривают оскорблённые мужья, чтобы впоследствие тоже навек о них забыть. Все в городе знают об этих "вместилищах порока", но даже недовольные помалкивают:  такое наказание падшим женщинам закреплено обычаем, якобы берущим начало из тьмы веков , и местные правоохранительные органы тоже "в теме".

     Вообщем, в процессе гостеприимного застолья Лёха стал глядеть на окружающих "жриц любви" совсем другими глазами, но вынужден был воздерживаться от комментариев: он оказался в положении человека, попавшего в чужой монастырь, где, понятно, куда рекомендуется засунуть свой устав. В какой-то момент его собеседник, уже изрядно принявши на грудь, встал и-за стола и поднялся по лестнице на второй этаж. Весь женский состав заведения после этого сгрудился у начала лестницы, а вскоре хозяин появился наверху, с оголённой шашкой в руке. Подняв её над головой, он крикнул:

- Девочки, вверх!

   Девочки не очень-то охотно, но устремились плотной кучкой к нему вверх по лестнице. Когда они почти его достигли, он крикнул:

- Девочки, вниз! - и они с визгом бросились вниз, а за ними, шатаясь и размахивая шашкой, тронулся хозяин. Пройдя несколько ступеней и ни до кого не достав шашкой, он остановился и опять поднял её:

- Девочки, вверх! - и они побежали вверх.

     Те, кто злословят обо мне, пусть знают - Я ГОРАЗДО ХУЖЕ. (Чя-то мудрость.)

     Моя тётя Люся была преподавателем, и их институт каждое лето посылал студентов работать вожатыми в летние лагеря, которые и сейчас ещё нет-нет да и называют пионерскими. Ну так, газовали семьдесят лет, а теперь тормозной путь - в зависимости от веса: пионерия рулит! Ведь в ней побывала вся страна. Вообщем, очём я: меня тётя обеспечивала путёвками в разные летние лагеря, изредка даже ведомственными:  где требовались вожатые, туда же преподавательский состав института сбагривал на каникулы своих детей.

      Дело было в конце августа, я как раз вернулась после тётиной путёвки из самого лучшего лагеря на свете (не подумайте на Артек): там был полный бардак! Дисциплина формальная, режим плавающий - лишь бы детей вовремя накормить - мероприятия импровизируются на ходу и получаются просто шикарными - один смех! Вечером попеременно кино и дискотека. А в остальное время мы, "хозяева лагеря", чувствовали себя, как вольные пеликаны в пампасах - а пампасы в лагере и его окрестностях были огого! - набитые малиной, земляникой, черёмухой и тайными штабами. Нашими. В них юные пионеры играли в карты, в войну, курили бычки и изредка сигареты, между затяжками непринуждённо  жонглируя междометиями - чувствовалось, что папы у них были подкованными в этом на все ноги - задние и передние. И нас, ясноглазых детей преподов, лихие индейцы, конечно, обучили всем этим тонкостям. В меня там влюбились двое мальчишек - в первый раз в жизни! И сразу двое! Это только десятилетним девочкам под силу заценить. А в десять лет всё всерьёз. Хотя, им было уже не десять, оба были старше меня - девочки, плачьте - на два года! И в мою подружку тоже втрескались двое - наш пионер и местный - и всё это добавляло к нашей роскошной вольной жизни бурю романтики и экшена.

    Увы, всё хорошее мигом кончается. И вот, я вернулась в деревню, к тётке, в глушь, в Москву. В ней ещё немножко было лето, но такое блёклое - хоть плачь, с единственным для меня теперь развлечением - покататься с моей  одноклассницей Светкой на великах. Грусть-тоска, а что делать - созвонились, договорились.

    Через полчаса подъезжаю - вся такая по-ковбойски обветренная, в шортах, майке и кедах - к месту встречи. Издалека вижу, что  что Светка уже на месте, но с какими-то проблемами: в неё вцепился пожилой довольно-таки дядька, схватил велик за руль  а, чтоб не уехала, переступил через переднее колесо и ногами его зажал. Старый, весь в морщинах, а туда же - в маньяки. Светку уже за руки хватает. И лицо такое фактурное. Вообщем, пора спасать.

    Гоню последний метраж во все лопатки и колёса, резко, с разворотом торможу возле них и говорю грубо и даже так сипло:

- Эй, ты, дядя, а ну, отпусти её! 

     Дядя ко мне обернулся, смотрит и на меня тоже с подозрительным интересом,  но Светку не отпускает. Тогда я рявкаю:

- Кому сказано, убери свои грабли! И... - дальше чешу отборными идеоматическими оборотами, почерпнутыми  в детском санатории труда и отдыха. Вставляю туда про то, что вон за тем поворотом ещё наши ребята, сейчас они подъедут, и... дальше опять обороты - про то, что они с ним сделают. Вообщем: НАС СОПРОВОЖДАЮТ 2 КРЕЙСЕРА, 6 ИСТРЕБИТЕЛЕЙ, 4 ПОДВОДНЫЕ ЛОДКИ И МНОГОЧИСЛЕННЫЕ КОРАБЛИ ПОДДЕРЖКИ.

        "Ах, какая же это мука - воспитывать!" (Фрекен Бок.)

     Мой приятель Коля воспитывает маленького сына и считает, что всем детям без исключения присуща тяга к воровству. В споре Коля неумолим и в качестве примера вспоминает, как сам малышом украл машинку на детской площадке, а когда родители заставили её вернуть, ему было так стыдно, что он на всю жизнь усвоил, что воровать - это плохо. Чтобы разубедить Колю в поголовной детской клептомании, я говорю, что у меня как раз в детстве даже в мыслях не возникало взять чужое. Позже - там да, не без искушений. Но Коля непреклонен: ты, говорит, просто не помнишь. Козырной аргумент. Да, такого я не помню. Я помню другое. 

     Новая, очень красивая воспитательница проявила ко мне особенное внимание, чем я была немножко смущена: высокая и такая высокомерная с виду тётя, мельком оглядывая всех детей, при взгляде на меня вдруг улыбнулась, погладила по голове и потом даже присела, чтобы поиграть со мной. В конце дня она меня уже полюбила, как родную: посадила к себе на колени и по-секрету рассказала, что у неё тоже есть маленький сын, даже меньше меня (мне тогда было четыре года). И я была бы очень доброй девочкой, если бы дала ей до завтра своего мишку, чтобы её сыночек тоже с ним поиграл.

      А, надо сказать, что садик наш был подмосковный, домой нас оттуда возили только раз в месяц - на "пересменок" - и этот маленький нежно-розовый мишка был моим другом и попутчиком - самым моим доверенным существом, ночным собеседником и хранителем. Хотелось бы сказать, что я с радостью его одолжила, но, признаюсь честно - воспитательница переоценивала мою доброту: я не собиралась с ним расставаться - даже на одну ночь. Но она была такая в меня влюблённая, такая красивая и добрая...

    Утром, когда она появилась в группе, мишки с ней не было. Ко мне она не подошла и даже не смотрела в мою сторону, но я всё ждала, уверенная, что он сидит у неё где-нибудь в сумке и ждёт - не дождётся поскорее прижаться к родной груди. Не могла же она забыть! Мишку я до вечера так и не получила. Не отдала она его и на второй день.  И на третий. Почему-то мне было очень неловко напоминать взрослой тёте, что она взяла мою игрушку, но где-то день на четвёртый я по нему совсем истосковалась, набралась мужества и спросила: 

- А когда вы принесёте моего мишку?

- Да-да-да, - сказала она душевно, - я совсем забыла, прости, я тебе его завтра принесу.

     Назавтра руки воспитательницы вновь были девственно пусты, а меня она попросту не замечала. Мне же гордость не позволяла опять клянчить то, что мне дорого и, вообще-то говоря, моё. А требовать чего-то от чужих высокомерных женщин я ещё не умела. Так до конца месячной смены я и оставалась для неё "прозрачной". А потом она исчезла - наверное, уволилась. Ну, не утопилась же.  

     Потом я ещё долго тихонько плакала по ночам. Нянечка думала, что мне страшно и, чтобы успокоить, ложилась со мною рядышком. Вскоре она начинала храпеть и раскидываться - то-то мне морока - храпящее тулово вместо моего мишки! - и с тех пор я научилась плакать одними глазами, молча.

     Помню своё растерянное, горькое удивление - от того, что мир устроен вовсе не так, как я думала, и в нём такое вот несправедливое

     У моей школьной подруги Cветы удивительный отец: в детстве мы знали, что к нему можно обратиться с любым вопросом, и он даст развёрнутый ответ - сходу, безо всяких интернетов - он знал всё! Как энциклопедия. А ещё он был поэтом - об этом я узнала случайно, когда в четырнадцать лет сама накропала поэму - рыцарскую! - и Светка уговорила меня надиктовать эту поэму ей на магнитофон (тогда ещё у нас были живы кассетники). 

     Вскоре, как-то за  чаепитием на кухне у Светы её отец  к нам присоединился и, слово за слово, рассказал о своей бурной поэтической юности и о друзьях той поры: он тогда состоял в группе брутальных молодых поэтов, и их общественные акции, сродни имажинистским, будоражили творческую Москву и не давали покоя соответствующим органам. Лишь одному из них - лидеру их группы - удалось тогда опубликоваться: отвоевал издание аж двух своих стихов в журнале "Юность"! Но, поскольку журнал считался прогрессивным, эта их маленькая победа имела широкий общественный резонанс - и даже гораздо более широкий, чем поэтам мечталось в их самых бруталистических прожектах: о них протрещали на весь мир "вражьи голоса", и чуть ли не сам Сева Новгородцев в "Голосе Америки" брякнул что-то про "свежий ветер", то ли "свежую кровь" в жилах русской поэзии. Ну и, ясно, кому в результате это стоило свежей крови... 

      Позже в этот вечер светин отец подошёл ко мне с потрёпаной тетрадью и сказал: вот, почитай, это моё. Впечатления от стихов не помню - да много ли я тогда смыслила? - помню, что, отдавая, смущённо сказала "спасибо". И только сейчас понимаю, что мне следовало гордиться самим фактом: меня, кажется, признали поэтом. 

     Прошло много лет. Сижу я как-то в кафе с подругой, с которой мы видимся, дай, Бог, если раз в год, и только в этом, "нашем" кафе. С улицы заходит парень - худощавый блондин, и я отвлекаюсь от разговора: мне кажется, что я его знаю. Он присоединяется к своим друзьям за другим столиком, а чуть позже подходит к нашему с каким-то вопросом. Потом подходит ещё раз. Ситуация довольно банальна - парень клеится, не особо это скрывая, причём конкретно - ко мне. Нам сейчас не до знакомств, но чем-то он меня зацепил ещё при входе, и мы в конце концов знакомимся. Его зовут Дима. В завершении вечера он меня провожает, позже мы начинаем встречаться. Нет, раньше мы не могли быть знакомы - это исключено.

     О его отце мне рассказывает его мама: это был непризнанный поэт, растоптанный эпохой, которого только теперь мало-помалу начинают издавать. Не сразу до меня доходит, что я уже где-то слышала эту историю и эту фамилию. 

     Я позвонила Свете, поговорила с её отцом. Нет, я не ошиблась.

     В многомиллионной Москве судьба свела меня с сыном того самого поэта - друга светиного отца, что когда-то не в добрый час попал в герои-стихопроходцы у западных СМИ. После этого в естественной стране своего обитания он стал неиздаваемым, наглухо, но продолжал писать стихи - в стол. Много стихов. И много алкоголя. Умер от спонтанной остановки сердца.

     Но совпадения пока ещё не сказали нам "прощай". Спустя какое-то время мы с Димкой едем за гонорарами: я за своим, а он за отцовским: его мама наконец нашла приличное издательство - оказалось, моё. Мы заходим в здание и поднимаемся на один этаж. Дима тут впервые. Вообще-то издательство крупное и занимает пять этажей. Мы проходим вместе по коридору и останавливаемся каждый у своей двери. Я-то была уверена, что поэзия вообще в другом секторе, но... наши