Р

Ресторан. Считанные разы я был в ресторанах. Да и ресторанами эти места можно назвать с большой натяжкой. В моём представлении ресторан – это бархатные занавеси, чёрно-белые официанты и чёрно-белая клавиатура рояля, экзотически взлохмаченные растения в кадках, обрушивающийся сверху золотой свет, раздробившийся в хрустале и на металле приборов. Это ещё дамы в вечерних туалетах и джентльмены в смокингах. Причудливые блюда, украшенные, как индейские тотемы. Гул голосов и заглушающая звон и причавкивание музыка, живой оркестр с живыми инструментами. Так и вижу какого-нибудь скрипача то баюкающего, то пилящего скрипку… Короче, ресторан должен быть таким, чтобы в конце трапезы можно было, вставая, небрежно отбросить, промокнув губы, крахмальную салфетку.

     Первый раз очутился я в ресторане лет в 16. Кострома. Наши две группы из художественного училища в последний день летней практики, после экскурсии на автобусе, приведены в ресторан, ни названия которого, ни внешнего вида я не помню. Помню смутно его «внутренности»: какой-то полуподвал, оформленный «а ля Рюс», со столами и скамьями из толстых фигурных досок. Кажется, на стенах висели панно – тоже деревянные, толстые, тяжкие, как вздохи.

     Я сидел за одним столом с нашим педагогом, его женой и сыном. Всех тонкостей не перескажешь, но было мне крайне неуютно, я давился пищей, от части блюд пугливо отказывался. До сих пор помню, как с раздражением ткнул в меня пирожком педагог и сердито сказал: «На! Бери!»

     Конечно, он не хотел меня оскорбить. Его возмущала, нервировала моя стеснительность. Нежно со мною он не мог, не умел. У каждого свои возможности и своя манера общения. Но я ещё больше смутился… Насколько помню, на улицу я вышел раньше всех и, поскольку тогда я не курил, бессмысленно слонялся по двору, по-волчьи озираясь…

     Второй… Второй раз я оказался в небольшом ресторанчике где-то на Кропоткинской. Олифант пригласил меня пойти «за компанию»: тогда он развлекал приехавших в Москву своих друзей-французов. Из всего запомнилось только, что я ужасно нервничал из-за того, что Олифант всех (и меня в том числе) угощал, а я не был французом и, вроде как, не имел права на дармовщину. А денег, как всегда, не было. Просто пошло и, как теперь выражаются, «тупо» - не было. Опять-таки, Олифант угощал широко и непринуждённо. И всё-таки я нервничал…

     Да, запомнилось, также, то самое блюдо, когда в горшочке сверху картошечка с чем-то, а под этим слоем – раскалённое, как лава, мясо. Коварное блюдо. Помнится, я сжёг себе язык и нёбо, и слёзы выступали на глазах… По-моему, одной из француженок была Коко, девушка-полицейский. Щуплая и жилистая брюнетка с орлиным носом и мощным подбородком. Рукопожатие у неё было очень крепкое – не то руку пожимает, не то наручник на тебе защёлкивает.

     В третий раз меня опять угощали. На сей раз – немцы. В Берлине. Х-хе, вот он менталитет: напечатав последнюю фразу, инстинктивно поёжился. Не коснулась ли меня лёгкая тень подозрения? Не подумал ли кто, что я сотрудничал с нацистами?.. Смешно, а действительно ведь поёжился… И в том ресторане внизу журчала и булькала гигантская зеленоватая клепсидра. А мы сидели на втором этаже, и под нами шипел фонтан, и дрожала вода в бассейне, куда я, помнится, послушно кинул монетку, чтобы вернуться ещё раз…

     Я говорил на ломаном английском. На ломаном-переломанном английском. Шекспир и Шоу свирепо таращились на меня с воображаемых портретов. Официантка, наверно, вычислила, что я русский и потому, подавая нам бокалы с пивом, так стукнула ими, что пена разлетелась злобными плевками.

     Было горячее мясо, тонущее в красном соусе. Обворожительные пирожные. Шоколадные напоминали негритянских танцовщиц в юбочках. Розовые с кремом – кораблики с парусами…

     Подружка моего немецкого приятеля была весьма привлекательна. Я умудрился сделать ей комплимент.

     - Ха-а! Она стала весь красный!- сверкнул очками немец.

     - Стильная женщина!- развёл я руками.- Хочет гармонировать со своей кофточкой…

     Дальше вспоминать сложнее. Были поминки в двух ресторанах… Но об этом не хочется писать. По крайней мере, здесь и сейчас…

     Потом ещё в ресторане на Останкинской башне что-то такое отмечала школа «Будущее», где я работал. Даже танцевал там с учительницей английского…

      Ещё одни поминки… Память занавешивает события слоями тюля. Более или менее отчётливо помнится свадьба в православном ресторане… как он там назывался? Чуть ли не «Хлеб насущный». Расположен он на территории Рублёвского музея, бывшего Спасо-Андроникова монастыря. Там играли свадьбу. Невеста вся в белом, естественно, и вся такая православная. Жених в сером костюме, с глазами, разжиженными от счастья. На гуслях там ещё играл кто-то…

     Я чего-то очень длинно пишу… Талант мой, где твоя сестра? Что-то я её давно не видел… Слушайте, вспомнил! Кажется, водил один раз в ресторан Сонечку!.. Или это было кафе?.. Там ещё гардеробщик помог надеть пальто и ей, и мне… а на чай ему я не дал – опять не было денег…

     Эх-х! Нет, ребятки, а в воображаемых мной ресторанах всё-таки намно-о-о-ого лучше!..