3
Сходятся, женятся, рожают… Вот у Топтуновых двое детей. Пока двое. Вряд ли они на этом остановятся, - горазды детей рожать эти православные! Я-то лично ничего против не имею… Пусть их рожают. Не уверен, правда, что много хорошего эти дети увидят. В нашем-то грешном-то… мире-то… А детишек вообще-то жалко.
Был первый по-настоящему весенний день. Ожило небо. Ожила земля. Точно треснуло и осыпалось мутное стекло, за которым оказалось нечто радостное, сверкающее, золотое. Дымчатые облачка летели по небу быстро и весело. Солнце, как любимая после разлуки, бросилось на город, топя его в ласках. Еле слышный хрустальный звон стоял в воздухе, и дышалось удивительно легко, как дышится, когда первый раз выходишь на улицу после болезни.
Отец Фёдор вышел из храма. Пока дошёл до своего домика цыплячьего цвета, человек пять подскакивали за благословением. Священник с радостью отметил, что сегодня в них, в этих склоняющихся перед ним фигурах, было больше какой-то весенней бодрости, нежели раболепства. А на лавочке рядом с домиком сидел Никитка Топтунов. Руки глубоко засунуты в карманы грязноватой малиновой курточки, взгляд печален, даже скорбен. Особенно бросалась теперь в глаза строгая худоба его серьёзного личика. Священник шагнул к нему.
- Здравствуй ещё раз, добрый молодец! Что кручинишься-то? Неприятность какая приключилась, что ли?
Мальчик машинально встал. Не вынул даже, а с усилием вытянул руки из карманов, точно за пальцы его цеплялось что-то. Не глядя на отца Фёдора, пробурчал:
- Ничего не приключилось… Просто… всё нормально…
- Нормально? Хочешь, посидим вместе?- и священник сел на лавочку, ласково приобнял Никитку за плечи, усадил рядом.
Мальчик напрягся, сдвинул брови. Отец Фёдор потрепал его по спине.
- День сегодня особенный какой-то, да? Смотри, как солнышко расплескалось… Хорошо!.. А ты такой пасмурный, хмурый. Это, брат, жалко. Господь так нас порадовать захотел, весну нам дарит… А тебе и дела нет. От солнышка отворачиваешься…
- Это не мне Бог весну дарит,- неожиданно произнёс Никитка.
- Почему же? Чем ты хуже других?
Желваки у мальчика задвигались совсем как у взрослого мужчины, на которого обрушилось горе. Он молчал.
- Слушай, Никит, если не хочешь говорить – не надо. Только жалко будет, если ты из-за какой-нибудь безделицы так огорчаешься. А если что-то серьёзное случилось… Лучше бы рассказал мне. Ты же знаешь, я тебя люблю и всегда рад помочь, чем могу.
- Отец Фёдор…- у мальчика от напряжения даже кожа ходила на висках.- А что в аду с людьми будут делать?
Отец Фёдор вздохнул.
- Знаешь, милый… Мне вот кажется, что в аду не жарко и нет там никаких котлов, сковородок и «адского пламени»… Там, по-моему, очень холодно должно быть.
- Холодно?- Никитка оживился и даже повернулся всем корпусом к батюшке.
- Холодно, милый, и очень скучно. Ведь ад – это место, куда те попадают, кому с Богом быть не хочется. Вот представь себе: праздник, бал какой-то… В залах огни, разноцветные фонарики всякие… Танцуют люди, смеются. Всем так хорошо, так весело друг с другом! А есть те, кто не пожелали на бал явиться. Почему? Ну, например, не захотели вместе со всеми радоваться… Не поверили, что там, в залах этих прекрасных, праздничных, им так же хорошо будет, как и другим. А кто-то из упрямства на улице или в прихожей остался. Из принципа, как говорится…
- А это… Ад, значит, на улицу похож?
- Не знаю, голубчик, я там не был. Почему-то мне кажется, что он похож на серую пустую комнату. Или на пустырь, где ничего не растёт… Короче, скучное и безрадостное место. Именно безрадостное, оттого что там никто не верит в то, что есть Свет и Радость… Да, а что это ты адом так заинтересовался? Думаешь, тебя там ждут?
Мальчик поглядел на отца Фёдора с таким невыразимым страданием, что священник даже испугался.
- Господи, да что случилось-то, голубчик?! Не томи душу, выкладывай!
- Я, батюшка… рассердился тут вчера…
- И что?
- И это… Бога дураком обозвал…
- Так… За что же ты Его так?
- Понимаете… Мне машинку такую дядя Сеня подарил… красивую… Я у Бога попросил: пусть она никогда не потеряется и не сломается… Вот… А сегодня у ней дверка случайно отломилась…- скупые горючие слёзы катились по твёрдым мальчишеским скулам.- И я… я и крикнул Богу: «Ах ты дурак!»… Вот…
- И теперь, значит, к адским мукам готовишься?
- Угу…
Крепко прижал Никитку к груди отец Фёдор, засмеялся сквозь слёзы и с великой благодарностью взглянул на весеннее щедро синеющее небо.
- Мальчик ты мой бесценный! Любимый ты мой Никитушка!.. Вот скажи, мой хороший, если тебя кто-то дураком обругает – товарищ твой, сестра или, скажем, мама; простишь ли ты их?
Прижатая к батюшкиной рясе головка утвердительно закивала.
- Так разве не простит тебя Господь при Его бесконечной милости и любви ко всем нам?! Ах, мой мальчик, не словами, а делами, самыми гадкими поступками, часто оскорбляем мы Бога… И прощает Он нас, так как безгранично милосердие Его. И чего только ни скажешь в сердцах-то! И на Бога, бывает, начинаешь роптать… Это всё от глупости и слабости нашей. А Бог-то мудр, силён и добр. И от нас ждёт мудрости, силы и доброты, потому что создал нас по Образу и Подобию Своему. И разве отправит Он в ад того, кто в раздражении обругал Его?!!! Спаситель наш, Иисус Христос, дал унизить, осудить и распять Себя – и простил их всех! Ради чего, Никитушка? Да ради того, чтобы не боялись мы Бога, Создателя нашего, а любили и во всём доверялись Ему! Не из страха мы должны добрыми и честными быть, а потому, что так правильно, так лучше для нас самих!!.. Ведь не Господь, а ты, ты сам! – себя решил в ад отправить. За Бога решил!.. А ведь ад и при жизни себе устроить можно, если вот так, как ты из-за одной дурацкой фразы на себе крест поставить!... Ты уж раскаялся, поцелуй вот крест мой… И запомни, мой любимый: раскаявшись, нужно поскорей забывать свой грех. Не должен он тебя держать, висеть на тебе, как камень. Знаешь, сколько у взрослых грехов-то? Если бы мы с покаянием и надеждой на прощение не расставались с ними, - раздавили бы они нас горой каменной!..
Ну, успокоился? Иди теперь, радуйся солнышку, весне. Это ведь и для тебя Бог постарался, чтобы ты поменьше унывал…