Вот ещё один из «старых» рассказов. Вообще их у меня довольно много, но, насколько они интересны - самому, понятное дело, судить трудно. Я могу судить о своём литературном стиле, о степени профессионализма, но никак не о привлекательности моих сочинений для читателей. Потому-то каждый раз терзаюсь сомнениями: публиковать или не публиковать тот или другой рассказ. Просить писать отзывы – глупо, так как, если бы подобная потребность у кого-то была – писали бы. Следовательно, раз не пишут, значит не хотят: кому лень, кому трудно сформулировать в словах свои претензии  или объяснить, чем понравился текст, кто-то боится обидеть автора, а кто-то не может вот так запросто обратиться к незнакомому человеку… Короче, причин не писать отзывы превеликое множество. Да я сам крайне редко это делаю, только если кто-то из знакомых попросит прочитать и поделиться после своими впечатлениями. Вот и получается, что, вроде как, кто-то читает мой дневник, а насколько он интересен им – непонятно. Именно поэтому я и не тороплюсь печатать всё, что есть, а ограничиваюсь наиболее (с моей точки зрения) удачными рассказами. И если кому-то они скрасят вечер-другой, я буду очень рад. В конце концов, писал и пишу я не для того, чтобы самого себя удивить, а с целью поделиться чем-то с окружающими. Если, конечно, им это нужно…

     Да, так вот ещё один рассказ из «старенького». Был такой период, когда я довольно много и интенсивно общался с иностранцами. Например, с одной немочкой, от встреч с которой, остались грустноватые, какие-то тускло-лирические воспоминания. Имя её в рассказе изменено, да и вообще здесь скорее шарж на наше общение, нежели точное изображение. Надеюсь, он кого-то позабавит…

     Немку зовут Хельгой. Чуть выше среднего роста, стройненькая. Нерусские щуплые ножки обтянуты чёрными леггинсами. Выше – серенькая бесхитростная кофточка и тончайшая золотая цепочка на рельефно выступающих изгибах ключиц. Лицо? Довольно нежное. Глаза? Есть и глаза. Кажется, серые. Выражение их спокойное, но шансов не дающее. Глаза Хельги щетинятся чёрными иголочками ресниц. Посмотришь в них – извинишься и отойдёшь.

     Волосы хорошие. Улыбка – ещё лучше. И ещё: двигается немка несколько медлительно, с кошачьей осмотрительностью.

     Русский… Русский – это я. Джинсы, куртка, борода. Подробности опустим. Могу добавить, что рядом с немкой выгляжу не очень естественно.

     Хельга изучает русский язык. Приехала в Москву закрепить пройденный материал. Меня попросили пообщаться с ней, чтобы она усовершенствовала русский устный. Вот мы и гуляем вторую неделю. Кусково, Архангельское, Коломенское, речной трамвайчик, Арбат, Кремль, сад «Эрмитаж»… Теперь вот пришли на Патриаршие пруды.

     Солнце плещется в деревьях, растекается по дорожкам и траве. Сидим с Хельгой на лавочке, я рассказываю ей о Булгакове. На разноцветной детской площадке резвятся голосистые дети. Бронзовый Крылов тщетно пытается отвернуться от них. Над водой кружат птицы, напоминающие трефовых тузов.

     - Мищ-ща, чей там сидит?.. Тёмний мужчина в пальто?

     - Это наш сидит. Поэт сидит. Крылов.

     - Как?

     - Кры-лов. Крило-о-оуффф,- подражая иностранному произношению, по-дурацки выдыхаю долгую «ф».- Басни писал,- пантомимически изображаю, как Иван Андреевич писал свои сочинения.

     - Что есть басни?

     - Э-э-э… Истории о животных, которые… В общем, они там говорят, как люди.

     - А-а-а, он словно братья Гримм?

     - Н-не совсем. В баснях главное – не волшебство, а…

     - Что ти сказаль? Большинство?

     - Вол-шеб-ство.

     - Подожди, надо смотреть мой книга…

     Из сумочки извлекается сине-жёлто-русско-немецкий словарь. Я его уже видеть не могу! Находим слово «басня». Хельга понимающе дёргает головой.

     - А, йа-а! Баснья… И о чём его баснья?

     - Да у него их много. Ну, например, о Вороне и Лисице.

     - Кто это?

     - Ворона!- жестом вытягиваю себе клюв, машу «крыльями» и страшно каркаю.

     - А-а, понятно,- серьёзно кивает Хельга.- А другой?

     - Лисица…- тут я задумываюсь. Как её изобразишь, едрёна вошь?!

     Немка цепко держит меня взглядом. Ждёт объяснений.

     - Лиса… рыжая такая… с хвостом.

     - Что есть «хвостом»?

     Встаю, неуверенно показываю, как выглядит хвост. Мамаши, сидящие вокруг детской площадки, тревожно посматривают на нас. Дети открывают рты. Немка морщит лоб:

     - Не понимаю.

     Я, с усталым вздохом:

     - Давай лучше поищем в словаре.

     Пока она колдует с сине-жёлтым словарём, я изучаю ранее упущенные детали её внешности. Она это понимает и потому не слишком торопится. Наконец, лиса найдена. Хельга просит пересказать сюжет басни.

     - Значит так,- обречённо говорю я.- Дерево. Ворона. Во рту – сыр…

     Дети на площадке заворожённо следят за каждым моим движением. Я когда-то мечтал об актёрской славе, но сейчас…

     - Лиса говорит Вороне: «Ты красивая! У тебя чудесные глаза, улыбка…»

     - Улибка?- удивляется Хельга.

     - То есть – клюв. Клюв, говорит, у тебя замечательный. И голос.

     - Что есть «голёс»?

     Открываю рот и, как на приёме у врача, тяну:

     - А-а-а-а!

     Немка чуть отодвигается, дети же – наоборот, начинают приближаться ко мне с ангельскими улыбками. Я нервно кошусь на них и продолжаю:

     - «Спой, светик, не стыдись!» Ну, Ворона заслушалась, хорошо ей стало.

     - Карошо?

     -Хорошо-о-о. Лиса ей: «Спой, бите!» А Ворона: «Кар-р-р!»

     Дети вздрагивают, потом смеются и подходят совсем близко: я слышу их дружное сопение.

     - Сыр выпал. Лиса его – хоп! И убежала.

     - А, йа-а…- немка вежливо улыбается.

     - Расскажи ещё,- внезапно просит меня самый отважный ребёнок, щекастый пухляк в откровенно-красной кепочке.

     Но мамаши уже оттаскивают от нашей лавочки своих доверчивых крошек. Красная кепка упирается и пыхтит:

     - Подожди, он ещё не кончил!

     - Что он хотель?- поинтересовалась Хельга, когда деток вернули на прежние позиции.

     - Басня ему понравилась.

     - Просто ти очень громко говориль,- съехидничала Хельга.

     Я обиделся.

     - Тихо ты бы не поняла.

     - Нет, поняла.- Подумав, Хельга решила смилостивиться.- Ти хорошо рассказываль. Это умный история. У меня был друг в Германии. Он похож на лисица. Такой…

     - Рыжий?- подсказал я.

     - Не-е-ет, очень хитрий. Он тоже мне сказаль: «Ти красивая, у тебя глаза, улибка…» А потом ходил к другой девочка. Я знать, я видеть всё! А он смотрель мои глаза и говориль: «Всё нормально.» У, хитрий тако-о-ой!

     «А ты не будь вороной»,- думаю, но вслух говорю:

     - Ничего, бывает.

     - Бивает! О, так бивает, да!- немка потрясает тоненьким пальцем.- А ти не делай так?

     - Как?

     - Как лисица?

     - Не помню. Вроде нет. А что?

     - Все так делай. Сначала мужчина говорить: я-а! ты-ы! А потам контакт, кроватка и прощай! Я правильно сказала?

     - Нет.

     - Нет, так можно сказать: «контакт, кроватка»?

     - Можно, но лучше не надо, Ну что, пошли?

     Она поднялась, хмуря брови и сбивая с леггинсов приставшие соринки.

     - Он говориль, что я – зимний баум.

     - Виноват?

     - Н-ну «баум», дерево. Потому что у меня мало тела,- для наглядности Хельга ущипнула себя за худую руку.- Как зимний баум без листиков.

     - Он врёт,- усмехаюсь я,- ты красивая.

     - Ага! Я же сказать: все мужчины одинокие! Нет, как это?... Одинакие?

     - О-ди-на-ко-вы-е,- отчеканиваю я скрипучим голосом.

     Когда проходили мимо детской площадки, красная кепка крикнула мне:

     - Приходи ещё!

     Я помахал ему рукой.

     - Он тебя любит,- заметила немка. Потом погрузилась в задумчивость, глаза её начали уплывать. Я закурил. Вдруг Хельга повернулась ко мне и спросила:- Мищ-ща. Ти любишь сыр?...

                      Май 2003 года