«Я написал трагедию поколения, которое скоро исчезнет. Я не старался ничего скрыть из его пороков и добродетелей, из его тяжелой печали, его хаотической гордости, его героических усилий, его смертельной усталости под тяжким бременем сверхчеловеческой задачи: я изобразил «сумму» мира—мораль, эстетику, веру, человечество, которое должно быть переделано. — Вот то, чем мы были.
«Теперь—ваш черед, люди нашего времени, молодежь. По нашим телам, как по ступеням лестницы, — идите дальше вперед. Будьте более великими, чем мы, и более счастливыми».
Ромен Роллан. «Жан Кристоф»
Молодой Малер пришел в музыкальное искусство конца XIX века как прямой наследник романтизма. От романтиков он перенял стремление выйти за пределы своего искусства, заставить его слиться с литературой, театром, философией. Но расширение границ музыки было для Малера средством воплотить грандиозное духовное содержание. Он говорил о человеке и мире, добре и зле, жизни и смерти, гармонии и хаосе, он силился постигнуть, что есть вечное, прекрасное, что есть цель. Он видел свою миссию в том, чтобы поднять эти проблемы и разрешить их в своем творчестве не только для себя, но и для всего человечества. Подобных философских и этических задач симфонический жанр эпохи романтизма не знал…
Великий австрийский композитор говорил, что для него «писать симфонию — значит всеми средствами имеющейся техники строить новый мир. Всю жизнь я сочинял музыку лишь об одном: как я могу быть счастлив, если где-нибудь еще страдает другое существо».
Годы, когда сочинялась Шестая симфония, были для Малера, быть может, самыми счастливыми. Венская государственная опера, которой он руководил, шла от триумфа к триумфу. Отношения Малера с музыкантами, актерами и публикой протекали в атмосфере «прекрасной взаимности». Он недавно женился на первой венской красавице и проводил летние месяцы – время, когда он сочинял музыку, – на даче, в тихой идиллии с окружающей природой, книгами, семьей. В 1904 году у него родилась вторая дочь.
Но биографическая канва и события духовной деятельности художника порой разительно расходятся. В том же году Малер заканчивает Шестую – «Трагическую» – симфонию. Видимо, человеку столь нервной и тонкой духовной организации сама безмятежность внушала предчувствие грядущей беды.
Грозная неумолимость, которую излучает маршевый ритм вступления и главной темы, и полнота жизнеощущения во взволнованной кантилене лирической темы – такова экспозиция этой музыкальной драмы. Фантастика скерцо, причудливо «остранняющая» хорошо знакомый мир идиллических образов, и лукавая наивность, задумчивость Andante как бы выполняют роль образной модуляции, оттесняя героический пафос первой части. С первых же трепетных, завораживающих звуков финала, над которыми словно устремляется в бесконечную высь тема скрипки, - с этого удивительного образа гордо воспарившего духа начинается до исступления напряженная, полная мрачной патетики борьба личности за самоутверждение, кончающаяся крахом индивидуальной героики в творчестве Малера. Три трагические кульминации, для которых Малер привлекает не только полное tutti с большим барабаном и литаврами, но и стук молотка, ассоциируется у композитора с тремя ударами судьбы, под которыми в конце концов падает поверженный герой. Обнаженная, необычайно сильная личная нота отчаяния и боли, прозвучавшая в финале, делает эту симфонию наиболее трагическим сочинением из всех, созданных Малером.
Его музыка по-прежнему находит признание только у немногих знатоков, друзей-музыкантов. Но он верит, что его время придет и продолжает писать, как только находит для этого время.
А это было возможно только во время летнего отдыха, когда композитор уединялся где-нибудь в глуши, далеко от забот театра и большого города. Последние годы это был Майерниг. Летом 1904 года он пишет оттуда своему младшему коллеге, будущему великому дирижеру и страстному пропагандисту его произведений Бруно Вальтеру в ответ на его письмо, в котором тот высказывается против программной музыки: «Моя Шестая готова. Думаю, что я смог ! Тысячу раз баста!» Итак, новая симфония снова программна. По своей структуре она традиционна — классический четырехчастный цикл. Однако для Малера это не шаг назад, а новый этап поисков. На этот раз художник хочет воплотить волнующие его мысли в сложившейся еще у Бетховена и отшлифованной десятилетиями творчества разных композиторов форме.
Как правило, замыслы его всегда очень конкретны. Но если раньше композитор давал слушателям путеводную мысль, то теперь он категорически отказывается от этого. Причину Малер раскрывает в одном из писем: «Название... было попыткой как раз дать для немузыкантов отправную точку и путеводитель для восприятия. Что это мне не удалось (как я ни старался) и только привело ко всяким кривотолкам, стало мне, увы, ясно слишком скоро. Подобная неудача постигала меня и раньше в сходных случаях, и я отныне окончательно отказался комментировать свои сочинения, анализировать их или давать какие-либо пособия».
Худ. Меньков Михаил Иванович. «Симфония», 1915
О содержании Шестой Малер никому не сообщает ни слова: пусть те, кто хочет проникнуть в смысл его концепции, сами вдумываются, вслушиваются в музыку. «Моя Шестая, кажется, снова оказалась твердым орешком, который не в силах раскусить слабые зубки нашей критики», — восклицает композитор. Недаром еще раньше в одном из его писем появились такие строки: «Начиная с Бетховена, нет такой новой музыки, которая не имела бы внутренней программы. Но ничего не стоит такая музыка, о которой слушателю нужно сперва сообщить, какие чувства в ней заключены, и, соответственно, что он сам обязан почувствовать! Итак, еще раз, pereat (да сгинет. — Л. М.) — всякая программа! Нужно просто принести с собой уши и сердце и — тоже не последнее дело — добровольно отдаться рапсоду. Какой-то остаток мистерии есть всегда даже для самого автора!»
Но и без авторских пояснений содержание симфонии, не случайно получившей наименование Трагической, «вычитывается» из музыки. Замечательный дирижер, один из лучших интерпретаторов малеровской музыки Биллем Менгельберг писал о Шестой: «В ней передана потрясающая драма в звуках, титаническая борьба героя, гибнущего в страшной катастрофе». Малер ответил Менгельбергу: «Сердечно благодарю Вас за Ваше любезное письмо. Для меня оно очень ценно: ведь это большое утешение — услышать слова подлинного и глубокого понимания...»
Симфония была впервые исполнена 27 мая 1906 года в Эссене под управлением автора.
Симфония № 6 "Трагическая" ля минор
Bernard Haitink
Chicago Symphony Orchestra
Музыка
Первая часть — типичное для Малера широко развернутое полотно, богатое контрастными образами, наполненное борьбой. Начало ее — четкое движение марша. На фоне железного ритма, словно стиснутые его жесткими рамками, взлетают вверх и ниспадают выразительные мелодии скрипок и деревянных духовых. Широко и мужественно звучат напевы медных духовых инструментов. Затухает, будто растворяется главная партия. На фоне барабанной дроби и громких сухих ударов литавр трубы интонируют мажорное трезвучие, которое переходит в минорное, словно не в силах удержаться, сползает, омрачается. Это своеобразный лейтмотив, «девиз» симфонии, который проходит через все части как стержень, скрепляющий их единой мыслью. Спокойный отрешенный хорал с господствующим тембром деревянных — небольшая передышка. И вот уже захлестнул поток экспрессивнейшей мелодии побочной партии в гибком переплетении различных оркестровых голосов. Временами прорывается ритм марша. Но вновь все затухает. Окончилась экспозиция. Дальнейшее развитие музыки первой части основано на материале экспозиции. В ней есть и лирические эпизоды, моменты просветления, созерцания, но в основном это бурное, насыщенное драматизмом действие.
Вторая часть — мощное скерцо. Многочисленные темы рисуют огромную гротесковую картину. Первая тема скерцо — тупая, однообразная, с нарочитыми подчеркиваниями сильных долей такта, с бесконечными повторами. В начале второй темы в партитуре ремарка композитора: «Altfaeterisch» — старомодно. И тут же соло гобоя — «рассудительно, степенно». Безнадежной сытой ограниченностью веет от этой музыки. Временами, когда разрастается звучность, делается страшно. Кажется, что перед нами огромное болото благополучного мещанского существования, болото, которое в силах засосать, похоронить в себе высокие стремления, благородные порывы. В конце части несколько раз звучит лейтмотив симфонии — чередование мажорного и минорного аккордов у медных инструментов. (Форма скерцо — излюбленная композитором двойная трехчастная, усложненная появлением дополнительного эпизода в момент ожидаемой репризы.)
Третья часть, очень небольшая по размерам, является лирико-философским центром симфонии. Скрипки запевают нежную и выразительную мелодию. Ее подхватывает гобой, потом она вновь переходит к скрипкам. За ними вступают деревянные духовые. Гибка и прозрачна оркестровка, точно кружево плетется из тончайших линий. Следующий эпизод — пасторальный. Спокойно, безмятежно, как голоса природы, звучат наигрыши гобоя, кларнета, валторны. Но недолго. Лишь какой-то момент длится спокойствие. Его вновь сменяет эмоционально напряженный эпизод. На чередовании экстатических взлетов и затуханий и построена часть (снова в двойной трехчастной форме).
Финал — монументальный, почти равный по протяженности всем остальным частям, являет собою картину разворачивающейся борьбы. Это огромная, новаторски решенная сонатная форма, в которой все привычные разделы условны и многозначны. Звучит аккордовый лейтмотив симфонии. Патетична тема скрипок, мрачны и зловещи отрывки той же мелодии в низком регистре — у трубы, бас-кларнета, фаготов. Вот у валторны прозвучала более протяженная и более четко собранная мелодия, но растворилась в колеблющемся, мерцающем фоне. Траурным хоралом вступает духовая группа. Еще раз слышится лейтмотив. Очень медленно идет собирание сил, нарастание движения; подготавливается мощный решительный марш — первая, но далеко еще не высшая кульминация финала. Спадает волна. За ней накатывается следующая, затем еще и еще... Грациозные светлые эпизоды чередуются с взволнованной лирикой, патетические возгласы — с четким маршевым шагом. В кульминациях напряжение таково, что его трудно выдержать. Заключение симфонии мрачно. Удары литавр, лейтмотив. Тяжело звучит тема у перекликающихся тромбонов и тубы. Все медленнее и медленнее движение. И в последний раз — мрачный аккорд на фоне траурных ударов.
Л. Михеева
[500x333]
[375x500]