На каждую заблудшую душу – спаситель. Вот он, крадётся к твоему парадному, шарк – прорезиненная подошва, бульк – молекулы воды и корвалола совокупляются в стакане. Замираешь на полу в прихожей, прячешь дрожь в колени, чтобы не заметили. Чтобы оставили право на слёзы, на крик, холодный пол, на отчаянно девиантное: твоя боль принадлежит тебе.
И мне. Но меня нет, не закрою тебя, не заору, не вцеплюсь в глотку.
И вот «спаситель» уже просочился в скважину, вливает корвалол, прикасается к твоим рукам, ловко поддерживает запрокинутую голову. Мразь.
Тебя тошнит от вонючей воды, чужих пальцев, бежишь в глубь, ты ищешь чеснок, серебряные пули, что-то от вампиров, которые приходят забрать у тебя и меня нас.
Не поможет.
Мирно, в рукопашную, холодным, огнестрельным… не поможет. Их слишком много, желающих наставить на «путь истинный». Приходят в наш дом под видом борцов за права бога, сочувствующие старушки, родственники и случайные фигуры. Обломавшиеся мужчины, похотливые женщины. На шпильках и в берцах, защищая тебя от меня, от нас себя и своих детей защищая.
Химическое, остаётся оно, только так прекратить вторжения между – наши тела падают, горячие, не нужные, мы в одно, там, куда другим вход заказан.

Остервенело роюсь в аптечке родительской квартиры. К траве надо.. необходимо, иначе лёгкие лопнут – я учусь молчать, слова не играют роли. Сегодня утром ты вновь поверила не мне.
Спаситель силой излечит истерику, знаю. Загонит в угол, нарисует грязью на стене картину будущего со мной. Ты даже путано пообещаешь «подумать».
Пьёшь хлорированную из-под крана – обезвожена, высосан сок. Испугайся?
Когда мне было 17ть, они нависли толпой, багряные головы пухли, брызгали слюной, требовали жить «как все». Но им нахуй снесло бошки моё отсутствие сомнений и страхов.
Наверное, живу, как хочу.
Но уже не 17ть, отравление всё глубже.
Если бы был уверен, что тебе будет хорошо, отвёл бы сам в правильную жизнь. На руках бы отнёс.

Крещенские морозы, говорят. Под транками тепло, тихая вечерняя блаж. Я никого не ненавижу. В маршрутке девчушка с большим мячом подарила конфету. Летний мяч, яркая конфетина. Мы съедим её через пол часа, когда открою дверь, бросишься, начнёшь говорить-говорить….

А пока стоял и курил под окнами. С улицы наши шторы кажутся сказочным мозаичным полотном. И горит свет.

Незнакомая девушка в аське рассказывала свою грустную историю. А потом спросила» «а ты счастлив, по-настоящему?» Мой ответ «по-настоящему, моментами» показался странным.
Только вот через тонны дерьма готов перебираться, ради того, чтобы стоять с сигаретой в зубах, смотреть на свет, что горит для меня, не смотря ни на что.
И нас никто не остановит.