МУДРЕЦ

     (Эллинская сказка)

     Беотиец Акселос,  эллин  родом и  варвар душой,  был  по  делам в

Афинах. Осмотрел Акрополь.

     - Акрополь как Акрополь! Стоит высоко.

     Был в театре Диониса.

     - Театр хороший. Отделан белым мрамором.

     Слушал лучших ораторов на агора:

     - Говорят много.

     И захотел побеседовать с Сократом.

     - Быть в  Афинах и  не  поговорить с  Сократом!  На  что же тогда

человеку дан язык?

     Прохожий  афинянин  указал  ему  под  портиком Академии задумчиво

гулявшего небольшого человека с невзрачным лицом:

     - Это Сократ.

     "Такой великий муж мог бы быть повыше ростом и повиднее.

     Впрочем,  мудрецы об этом не заботятся!"  -  подумал беотиец.  Он

пошел навстречу Сократу и глубоко ему поклонился.

     Сократ учтиво ответил на поклон и прошел мимо.

     Беотиец опять забежал вперед и поклонился.

     Сократ улыбнулся, поклонился и продолжал прогулку.

     Тогда беотиец снова забежал вперед и сказал:

     - Привет тебе, мудрейший из смертных!

     Сократ остановился, засмеялся глазами и сказал:

     - Видел ли ты всех людей на свете?

     - Н-нет!

     - Раз ты  их  не видел,  ты не мог и  говорить со всеми людьми на

свете. Не так ли?

     - Совершенно верно.

     - Почему же, в таком случае, ты знаешь, что я умнее всех людей на

свете?  Не  осторожней ли  было бы,  с  твоей стороны,  сказать:  "Мне

кажется, что ты мудрейший из людей?"

     - Да, пожалуй, так было бы благоразумнее.

     - Но раз ты не знаешь, насколько умны другие люди на свете, такое

мнение твое ни на чем не основано. Не так ли?

     - Выходит, что так.

     - Уверяют в  чем-нибудь,  не  имея на  то никаких оснований,  или

плуты, или глупцы. Не правда ли?

     - Д-да!

     - Хотел ли ты обмануть меня, говоря, что я мудрейший из людей?

     - Значит, ты не плут. Кто же ты в таком случае? Реши сам!

     "Однако!" - подумал беотиец и сказал:

     - Что ж  мне было делать,  когда ты  ничего не  говоришь!  На что

роза, если она не пахнет, и мудрец, если он не говорит?

     Сократ улыбнулся.

     - Прекрасно. Скажи: свойственно ли коню ржать?

     - Я думаю!

     - А быку мычать?

     - И еще как!

     - Барану блеять?

     - Ну, еще бы!

     - Что же, конь беспрерывно ржет?

     - Зачем же!

     - И бык не мычит беспрерывно?

     - Конечно, нет!

     - Но, может быть, беспрерывно блеет хоть баран?

     - Тоже нет!

     - Видал ли ты, чтоб конь заржал при виде коровы?

     - Не бывает.

     - Или  бык  замычал при  виде овцы,  или  баран заблеял при  виде

лошади?

     - Нет, нет и нет! - весело отвечал беотиец.

     - Не ржет ли конь при виде лошади?

     - Разумеется.

     - А бык при виде коровы?

     - Это всякому известно.

     - А баран не начинает ли блеять тогда, когда увидит овцу?

     - Верно.

     - Одним словом,  мы  можем сказать,  что  конь ржет,  бык мычит и

баран блеет только тогда, когда видит себе подобных?

     - Почему ж не сказать? Можно сказать!

     - И  из того,  что правилу этому одинаково подчиняются и конь,  и

бык, и баран, не должны ли мы заключить, что это закон природы?

     - По-моему, должны.

     - Скажи, мудрец станет ли идти против законов природы?

     - Не думаю!

     - И отлично делаешь. Теперь ответь мне на один вопрос.

     - Хоть на тысячу тысяч!

     - Не  думаешь ли  ты,  что  мудрецу так  же  свойственно говорить

мудрые вещи, как коню ржать, быку мычать и барану блеять?

     - Я так и думаю.

     - Прекрасно!  Если конь ржет, бык мычит, а баран блеет только при

встрече с себе подобными,  то, значит, и мудрец должен говорить только

с подобными себе. Какое же основание, друг, я имел заговорить с тобою?

     И посмотрев на него с любовью, Сократ пошел дальше.

     - Пусть меня разорвет Цербер! - воскликнул Акселос.

     - Чтобы человека два  раза  подряд заставили самого себя  назвать

дураком! Это может случиться только с беотийцем, да и то в Афинах!

     Через мгновение он, однако, подумал:

     "А мудрость, оказывается, вовсе не такая трудная вещь!"

     И чтоб развлечься после неприятного разговора, пошел к гетерам.

     Гетера Хризис лежала на окне своего дома,  с накрашенным лицом, -

чего требовало ее занятие,  -  и  одетая в  роскошные одежды,  чего ее

занятие не требовало вовсе.

     - Иди  смелее,  красавец!  -  крикнула она  Акселосу,  когда  тот

остановился у ее порога.

     Беотиец хитро улыбнулся.

     - За что тебе платят деньги? - спросил он.

     Гетера из окна оглядела его с удивлением с ног до головы.

     - За то, что я женщина!

     - Но  не всем же женщинам платят деньги.  Ты должна отвечать:  за

то, что я красива.

     - Ну, за то, что я красива!

     - Итак, в любви платят за красоту?

     - Платят и за красоту...

     - Стой, стой! Не отвлекайся! Иначе ничего не выйдет. Ты согласна:

за красоту?

     - Пусть будет по-твоему.

     - Ты зовешь меня для любви?

     - За чем же другим будет звать к себе гетера?

     - Отвечай: да или нет?

     - Да, да, да!

     - И  так как ты сама назвала меня красавцем,  а в любви платят за

красоту, то, значит, ты зовешь меня за тем, чтобы платить мне деньги!

     Гетера расхохоталась так,  что  чуть не  упала из  окна.  Беотиец

глядел на нее, счастливо улыбаясь.

     - Ну, вот, видишь теперь сама, что ты или мошенница, или дура!

     - Что? Гетера вскочила.

     - В Афинах оскорбляют женщину?  И какую женщину?!  Которая никому

не  доставила  ничего,  кроме  удовольствия?!  Слуги!  Возьмите  этого

чужестранца, этого варвара, и киньте его куда-нибудь подальше от моего

дома.

     Два  раба,  нубийцы,  с  мускулами,  которые,  как  толстые змеи,

перевились у  них на  руках,  схватили беотийца,  отнесли на ближайший

перекресток и кинули, как юноши кидают копье.

     - Однако  философия до  добра  не  доводит!  -  подумал  Акселос,

поднимаясь и потирая локти, колени и лицо. И грустный пошел домой.

     На  следующий день он  услышал на площади,  что Сократ арестован,

ночью его судили и присудили к смерти.

     - Все за его философию!

     - Однако я еще дешево отделался!  -  подумал беотиец, вспоминая о

вчерашнем происшествии с гетерой.

     И  поспешил уехать в Фивы из города,  где делаются такие странные

вещи.

     Друзья-фивяне собрались к нему в дом послушать чудес про Афины.

     Он  рассказывал им  про  величие  Акрополя,  мудрость  ораторов и

любезность афинских гетер.

     - Но успел ли ты увидеть Сократа?

     Акселос сделал печальное лицо.

     - Друзья мои! Сократ беседовал со мною с последним перед тем, как

его взяли, и прежде, чем умереть, пожелал научить меня своей мудрости!

     Все глядели на него с благоговением.

     - Ученик Сократа!

     - Не знаю,  как для кого,  -  но должен вам сказать,  что мне это

было совсем нетрудно. Я сразу понял все.

     - Сократ знал, кого избрать!

     - Акселос! - стали его просить со всех сторон с горящими глазами.

- Передай и нам мудрость Сократа! Поговори, как Сократ!

     Акселос поднял палец:

     - Т-с!  Друзья мои!  Вы знаете, что сталось с Сократом? Вы хотели

бы и для меня того же?

     И все в ужасе переглянулись:

     - Он, воистину, мудр!

     С тех пор Акселос говорил только самые обыкновенные вещи,  но все

смотрели на него с благоговением.

     - Если бы он захотел заговорить, как Сократ!

     Но Эллада не для Сократов!

     Слава о молчащем мудреце скоро распространилась по Фивам, по всей

Беотни и по всей Греции. Отовсюду приезжали люди взглянуть на великого

молчащего фиванского мудреца.

     Он молчал,  глядя с улыбкой на посетителей,  и самым настойчивым,

молившим его о  слове,  хоть об  одном только слове мудрости,  говорил

только:

     - Вспомните участь Сократа!

     Создалось обыкновение.  Всякий,  кто где-нибудь слышал что-нибудь

умное, думал: "Это сказал, наверное, Акселос".

     И вскоре Греция была полна изречениями молчащего мудреца.

     Их собирали и переписывали и задорого продавали:

     - Изречения фиванского мудреца.

     Фивы им гордились. И когда, спокойно достигнув глубокой старости,

он умер, на его мавзолее написали:

     Акселос, великий мудрец, ученик Сократа.

     По этой эпитафии он попал в Элизий.

     Сам Минос, почтительно поднявшись, указал дорогу туда его тени.

     Там,  в аллее из мирт, освещенной бледным, словно лунным, светом,

тень беотийца Акселоса увидела среди бродивших по  две,  по  три  тени

одинокую тень маленького, невзрачного человека.

     - Привет тому, кто был Сократом! - сказал Акселос.

     - Привет и тебе,  судя по месту, где ты находишься, тень мудреца!

- ответил Сократ.  -  Голос твой напоминает мне землю,  и мне кажется,

что я встречался с тобою в Афинах.

     - Ну,  как же! Ты встретился со мной под портиком Академии. В тот

самый день, когда тебя взяли по приказанию архонтов. Помнишь?

     Тень Сократа слабо улыбнулась, как улыбаются тени.

     - Я помню и то, и другое. Но как же попала ты сюда, заблудившаяся

тень?

     - По надгробной эпитафии мудреца.

     - Как  называется  тот  счастливый  город,  который  считал  тебя

мудрецом?

     - Фивы.

     - Но что ж ты говорил, что тебя считали мудрецом?

     - Я молчал.

     - Всю жизнь?

     - Всю жизнь.

     - Тогда понятно все!  -  сказала тень Сократа.  -  И  дурак мудр,

когда он молчит. Ты мудрый дурак!

     И тень Акселоса гуляла по миртовым полям Элизия с полным правом.