Можно вырывать старые записи, но это мне не годится. Я понял это, когда все 3 уже были написаны.

 

Приснился о. Александр. Он стоял твёрд на своём; со мной, я даже не знаю, состоятся ли разговор. Помню ощущение "опять не пройти" не как с досадой, а с уважительным вниманием к его стойкости как к закрытой двери.

 

 

Можно представить, а можно даже для этого вспомнить, что самое большое удовлетворение в творчестве мы испытываем, когда смотрим на готовый результат, и испытываем эффект от его воздействия на себе. Поэтому, процесс творчества для нас также не интересен, как и всё прочее. Получается творить потому что так есть. Случайно слова связываются, а руки задрожали и записывают.

Если замкнуть-ся на самом процессе, тогда и во сне вероятно мы будем видеть процесс написания стиха, а не по краям, так усердно выводимые бледным, лилии. Образы говорят (Эскуро?), что так делать не надо, вероятно, я вовсе лишусь дара, которого и так нет. Как и не правда то, что лишиться чего-то нельзя, если у тебя этого нет. Ещё как можно.

 

Интересен эффект после прочтения, эффект postfactum. Не любим читать, слушать, смотреть или играть. Предвкушение того, что игра закончится — и есть залог интересной игры. (Вот и весь закон закончился.) Книги никогда не заканчиваются, они очень долго ведут нас в конец. И бросают где-то там. Ни раз испытывал опустошение до того, как слова закончатся в них, а книги уже нет. Поэтому, мы сами научились ставить в них точку, чтобы называть любимыми или вернуться к ним; они ведь не люди, точнее, от точки как гвоздь в крыле не улетят далеко. Но здесь бывают свои исключения, и речь именно о книгах.

 

С людьми, вообще-то, тоже самое, но для этого они почти-что книги —  одушевлены чужими словами. И ничего не получается, и институт любви можно было придумать, и этот поэтический гипноз осуществился. Теперь все знают, что такое любовь. Хвала отчаявшимся, я не могу любить послезавтра, всегда или потом, потому что могу (не любить) — но человек для этого должен быть неодушевлён.

 

В связи с этим я как-то ироничней понимаю некрофилов, у которых всё и красочней, и прекрасней; и любовь мимолётно-вынужденна у них одна. В отличии от них, мы любовь воспринимаем postfactum, но видим в этом не досадное разочарование, потому что не могли любить из-за того, что любовь не прекратилась, или самобичевание по неразумности своей (потом жалеть будешь, ага), а простой пример, превращающийся в красивое сложное уравнение из бурьяна, в котором на место постоянных приходит x в ограде и знак вопроса похоронных венков.

 

Чем только жизнь не прекрасна? — Это чтение, ласка, любовь. Всё должно быть закончено, т.е. начато, а незавершённость — ценность, блик и правильный свет.