Мне просто до дурноты любопытно узнать, бывает ли здесь кто-то, продолжает ли пользоваться дневниками...
Я даже не понял, как сам сюда зашёл... Что-то хотел проверить...
Вспомнил про здешнее замечательное качество старых дневников – начинать проигрывать на автомате музыку. А прежде подумал, хорошо бы вот эта композиция сопровождала мои проявления. Пусть и в забытом, заброшенном дневнике... Да, именно здесь эта композиция окажется к месту.
Настроение сейчас - а?
Это уже ни в какие границы, -- говорю я, но почему-то очень вяло.
На прошлой, наверно, неделе... В крайнем случае на позапрошлой я начал смотреть один из скаченных на винт аниме-сериалов. Посмотрел меньше половины, сделал перерыв и забыл о фильме. Коротко испытывал позыв вернуться, с новыми силами, потому что даже интересно могло быть местами. А сегодня и, вернее, сейчас открыл я папку с аниме (там, буквально, 5-6 вещиц) и не могу не просто отгадать, что же я тогда смотрел, я не помню ничего вообще.
Какие-то общие анимешные образы в памяти проскальзывают...
Может быть, погоня, может быть, убийства, может быть что-то на подобии Death Note, только хуже, кажется.
Я не пытаюсь угадать. Я думаю: а надо ли искать, (вспоминать,) чтобы продолжить? Смуту только нагоняют эти мысли. Забыл значит не было; "что забыл, того и Бог и не упомнит"; забыл потому что так надо; и у меня много ещё других похожих отговорок, которыми я пользуюсь, чтобы даже и не дёргалось ничего во мне в такие моменты.
Сам я себе очень странно это объясняю. Во-первых, это бывает связано с тем, что так я даю себе какую-то установку (или желание) и, чтобы она работала по-лучше да по-быстрее забываю не только о ней, но и о том, что делал её (такая мысль могла возникнуть, быть одобрена и реализована меньше, чем за минуту). Схема отработана до автоматизма, но зависит от настроения.
Во-вторых, я практически без каких-либо усилий могу вытеснить нежелательное воспоминание или мысль: для этого я могу либо представить, как прячу её где-то внутри своей тёмной головы, либо -- это совершенно новый способ -- делаю рукой у себя перед лицом жест, выражающий, как мне кажется, смущённое отвращение. Со стороны выглядит так: я скрученной у запястья рукой пытаюсь убрать у себя с лица что-то, что мешает. Работает почти безотказно, нужно только вложиться в это действие.
В-третьих, забывание как спокойствие. Я заметил, что, когда меня отвлекают от какого-то важного (интересного) дела, я испытываю негатив. А я не хочу испытывать негатив, т.к. могу и повести себя в дальнейшем, как неуравновешенный агрессивно или что-то в этом духе. Но это не дело, и мне это не нравится, я предпочитаю быть сдержанным и вежливым в отношении того, кому или чему я позволяю себя отвлечь. Отвлечься, например, сказав что-нибудь невпопад, лучше первое, что придёт в голову: я никогда не думаю о всяких мелочах. Это избавляет как от излишней (кажущейся умной) скромности, так и от лишних, возможно, неприятных мыслей. Я пристрастился к этому способу. Вместо того, чтобы переваривать эти мысли, я швыряю их как кости в огонь бессознательного. Это стало частью моего характера.
В-четвёртых, жизненные реалии воспринимаются мной, как результат воплощённых в той или иной мере желаний из первого пункта, и на этом порочный круг закрывается. Я согласен и соглашаюсь с тем, что то, что я имею есть то, чего я желаю. Самоубеждение здесь встречается с безвыходностью, потому что я испытываю согласие со всем, что происходит.
Однако, вот, испытываю и рефлексию. Чудеса, фантом жизни.
Настроение сейчас - кажется, придётся куда-то идти?
Мы сидели в машине, а на против нас было какое-то правительственное учреждение серое и неповоротливое, как дом культуры. Из его дверей на нас небрежно выкатилась красная ковровая дорожка, и край нашей машины оказался под ней. Мы переглянулись и обрадовались. Сначала я подумал, то мы увидим сейчас кого-то очень важного, из небесного правительства, потому что эту красную ковровую дорожку сопровождали дети. За тем выяснилось почти сразу, что они тащат её и другой важный правительственный мусор на ближайшую свалку. Мы вышли из машины и последовали за ними до мусорных баков. Там они всё оставили, а я разминулся с одним из несущих, видимо, слишком близко, и как будто услышал его чувства, он или она испытывали жалость. Нам не потребовалось даже их молчаливого согласия, чтобы начать рыться в этом мусоре. Мы и не стали предупредительно выжидать, когда они уйдут.
Первым делом я взял в руки стоптанный женский сапог (левый), немного повертел и сразу предположил, что в него могла свалиться золотая цепочка. Перевернул сапог -- вот, и она! -- Упала на землю. Я обрадовался тому, что так обострились мои предчувствия, поднял её и убрал. Больше в мусоре не оказалось ничего интересного. Без особого энтузиазма только ещё немного по-пербирал там вещи.
А был ещё сюжет про другую планету. Я летел на космическом корабле по поверхности тёмной планеты, покрытой сушей и океанами. Я был не один, с другими пилотами кораблей мы выполняли задание. Собиралась разворачиваться драма, и я поспешил предупредительно оказаться рядом, чтобы в случае чего помочь, оказавшемуся немного не в себе пилоту. Забавно, такое чувство, что я составляю рапорт. Я получил координаты и двинулся на другой край планеты, создавалось впечатление, что я скольжу по поверхности, но корабль её конечно не касался. На планете царила арабская ночь. Пролетая над тёмными, почти маслянисто-чёрными и спокойными водами океана я видел, как из толщи воды поднимаются и выпрыгивают немногочисленные золотые киты. Это были единственные обитатели планеты, которых я заметил со своего корабля. Когда я добрался до места назначения, мы вместе с кораблём, за которым я прилетел двинулись на юго-восток. Мелькнула мысль: поймать одного из этих золотых китов? Но не успел я получить такого задания, как из толщи воды толи суши, которой могла быть сгущённая жидкость нас попытался выхватить и проглотить огромный усатый золотой сом. Мы задели его усы, но смогли вырваться.
И летел ещё сегодня во сне без особой оснастки, но таким образом всё же впервые. Мои руки были как-то подняты вверх, а в них я сжимал, может быть, что-то длинное и упругое, типа реек. Быстрым крутящим движением запястий я поднял себя в воздух, но я даже и не ожидал, что это произойдёт. Некоторое время я приспосабливался к тому, как регулировать направление и высоту полёта. А потом оторвался от всех: преследующих и сопровождающих меня на земле мыслей и людей, и полетел прочь от городских декораций в направлении к красному каньону.
И, наконец, сюжет про дом.
Можно было бы назвать этот дом проклятым. Но что-то было в нём даже для этого не то. Может быть, потому что на полке там стояла моя старая детская фотография в костюме адмирала, повалившаяся на левое ребро своей же восьмиугольной фоторамки. В комнате оказался мужчина, не больно-то знакомый, но его эмоции, его негодование выражали какую-то явную степень личного участия в связывающих нас вещах. Впрочем, на той полке были и другие вещи. Ещё чьи-то фотографии, по правде, это он поднял мою и чуть неаккуратно, но всё-таки поставил. Из дома нельзя было выйти. Поэтому, я не назвал его проклятым. Появилась немного гигеровская сущность и объяснила, что он останется здесь. Как и другие взрослые и дети.
Я увидел, как наступает ночь, и из окон своих домов во внутреннюю улицу выходят ребята. Парадно одеты, как будто идут в клуб или на дискотеку. Но вероятно, я ошибаюсь. Они шли в тот дом. Там они и застряли. Не увидел развитие сюжета... Они застряли там в химическом зелёном свете, как в фоторамке.
Настроение сейчас - проснулся недавно, настроение: несколько погружённая неосознанность в мыслях :)
Как же это всё-таки грустно бывает порой. И, вроде бы ты уже вырос, и вроде бы самовыражение уже можно было отодвинуть на второй план, но всё равно хочется, чтобы кто-то что-нибудь комментил, возникал из ниоткуда. Как, например, титаны из моего сна. Там была рабочая обстановка, и девушка вытаскивала из мешка, похожего на тень этих самых титанов. И мне сказали, что вчера она тоже так делала. Только мимо меня как-то это пронеслось (якобы, конец рабочего дня был каким-то психоделичным и помимо прочего она вытащила какой-то бессмертный кактус Кастанеды, и все видели 2 концовки рабочего дня, а я почему-то нет). А в этот раз я застал её, когда она щедро вытаскивала детей Хроноса из своего мешка. Не знаю, как её назвать, Луна, Селена... Она не представлена была ничем, кроме своей озорной натуры, светлых одеяний и длинных волос. Она достала специально для меня из мешка титанов света и тени. Это был маленький Король, похожий на чёрно-пластикового и весь такой округлый робота, который создавал на полу в некотором отдалении от себя особые участки силы. В которые ему и надо было попасть, чтобы стать гораздо сильнее, а у него на пути оказывался я, и мы как-то пытаться должна были противоборствовать. Но это бы ни к чему не привело! Я сразу же испугался, и сказал девушке, чтобы она забрала его обратно, потому что бороться с ним бесполезно, он всегда будет одерживать верх, что он если и игрушка, то сломанная! Но тут появился ещё кто-то. Вывалился из портала в параллельный мир, весь распалённый, яростный, и первым же делом подопнул этого робота прямиком в, светящийся ослепительно белым, портал. И сказал, мол, вот теперь посмотрим, что брат мой с этим поделает. А я потом приду, посмотрю и мы будем уже по-другому вести речь...
Потом было не так интересно. Вернее, всё конечно очень интересно, видеть сны это вообще магия. А тогда там же избавившись от необходимости бодаться с тем титанороботом, я уселся за своё гудящее рабочее место, и позвонил телефон. Мне звонил мой старый знакомый, с которым во Вьетнаме мы вместе учились в школе. Когда проснулся, я вспомнил, что его звали Максим. А до этого в трубке слышен был только знакомый голос, но чей? Максим спрашивал меня про больничный. Нужно ли как-то оформлять больничный внутри организации? Что нужно сделать, чтобы взять его. Он был уверен, что нужно, а я сначала не понял, что вообще происходит, но вроде бы обычный рабочий момент: кто-то звонит на твой стационарный телефон, на дисплее высвечивается номер 920, а имя не показалось потому, что мы недавно переехали и в базу ещё, наверно, не всех забили... Но я ответил на его вопрос со знанием дела. Сказал, что больничный лист берётся у доктора и никак иначе.
А ещё был сюжет про даму на перекрёстке. Я сидел в машине на заднем сидении какой-то старой старой иномарки, очень старой, знаете, такой чёрной и округлой. Как в фильмах про мафиозные разборки в Америке. Так вот, дама: она оказалась в салоне и предложила взять у неё носовые платочки. Разные были у неё: и с кружевами, и с оранжевым орнаментом, и по-проще, и беленький с отсрочкой. Мне последний больше всего понравился, к тому же. Но я всё равно не решался брать, во-первых, зачем, а во-вторых, ну, всё-таки не произвели они на меня особого впечатления. И тогда среди них я нашёл два пары трусов! Обрадовался, одни сразу же на себя нацепил, почувствовал удобство во всех местах, а вторые тоже, говорю, обращаясь ещё и к водителю, можно себе заберу? И довольный зажал в кулаке ещё одни боксеры или семенники, но в общем, может быть, это только звучит глупо и не изысканно, но я очень обрадовался, что среди платочков вдруг возникли они.
И совсем уж короткий сюжет, больше похожий на какое-то политическое пророчество, пиффианство :), я видел как парень идёт вдоль рельс, а рельсы заворачивают, и это луг, уже может быть, а с неба сыпятся 5,000-е купюры рублей. Он выполнил задание, и он идёт, иногда обращает внимание на эти красно-бурые бумажки, но не берёт. Проходит мимо. Кажется, миллиард рублей падает с неба.
Вооооооот! Всякие сны такие сегодня.
А это, кстати, я ^____^ несколько месцов назад заснятый.
А почему я больше почти ничего не пишу?
Без письма, без рефлексии моя жизнь даже не перестаёт казаться унылейшим зрелищем. Она наполняется не выплеснутыми эмоциями, которые создают иллюзию непередаваемого счастья. «Столько Бога вокруг, что хочется три страницы, а не получается и абзаца».
Переживать происходящее письменно — есть какая-то особая индивидуальная ценность для меня в том. Как будто иначе мне чего-то не достаёт. Как будто это моё призвание: бессмысленно и беспощадно описывать все приключения моего духа.
Экстатическое исступление бывает застаивается внутри и не имеет выхода в экзальтацию без письма. Я оказываюсь заперт со своими радостями в себе самом. Язык, — двумя чёрточками Хайдеггер подчёркивает беседку в японском саду, — это каморка моего бытия.
В целом от жизни, и ото всего — в частности, мне только и надо, что открыть дверь и впустить бытие в пространство живого письма. Я пишу, следовательно, я живу. Составление текста не мертвенная констатация художественно оформленного пригоршня фактов на могиле событий, но со-бытие и есть само, переживаемое в процессе формирующих действительность слов.
Привет, Хайдеггер!
Пишу тебе вот по какому делу: помнишь Самость? Да-да… И то самое чувство "вот-бытие"? Кароч, ты не поверишь, я вспомнил, как жестко обламывал тех, чье вот-бытие вызывало у меня тревожное беспокойство за их дальнейшее существование. Я делал так, что их вот-бытие прекращалось немедленно. Не думал я тогда, что это страх ответственности.
В связи с этим, я ощущаю себя просто каким-то Доктором Зло и копошащимся моралистом в одном флаконе, но так мне и надо ‒ я вспоминал, как это делается лет 5, примерно. При чём с уверенностью я даже сказать не мог, что что-то забыл. Мне кажется, что какой бы ни была пытка, она слишком коротка, потому что заканчивается. А я хочу, чтобы люди жили долго. Наверно, я тиран.
Хорошо, что наедине с тобой я могу не притворяться, что меня действительно интересует качество моей жизни или чьей-либо. Ведь мы оба знаем, что какой бы она ни была (жизнь, т.е.), она не требует доказательств. — Завидуют кажущемуся. Это "Доказательство" Жизни™ для того, кто нуждается в том, чтобы доказывать своё бытие. Ведь бытие исходит из невозможности не быть. Философствование перед побегом в одиночество через любовь и завораживающим до самой смерти калейдоскопом кем-только-не-быть, чтобы только не быть.
От рождения я обладаю почти непоколебимой самопустотностью. Ко мне ничто не приростает, и никакая дрянь не липнет. Я пытался, что-то с этим поделать, начать курить, к примеру, но у меня не получается. Я — настоящая никчемность, коей мне нельзя захотеть быть или не быть, потому что я есть. Разочарование окружающих и их любовь слипают пустоту в пустотность, в сосуд для самое себя. Поэтому, мне можно и не быть,
я могу себе это позволить.
Во сне рисовал в эверноте рядом с блоком новых стихов. Сиреневые, бледно-голубо-белые и синие разводы. Потом посмотрел на них, по ним прошла жалюзийная дрожь. На стих не смотрел, краем глаза заметил только, что он написан (блистательно) ровно в несвойственный мне манер — длинные строки; лестницей строфы уходят вправо и вниз, и так не из середины листа. Кажется, мой эвернот заканчивается. Во всяком случае, почувствовал ограничение, которое не обойти, — и правда, как будто листы закончились. Осталось ровно на 3.
Навязчивый сон не выходит у меня из головы, а почти неделя прошла, его всё никак не забуду. Я даже левой пяткой посочинительствовал на эту тему:
Обгоняя любовь и, кружась, не вписаться в предел.
Я проломил любовью предел!
Скорую для любви. А я,
тем временем, одену её ботиночки.
Ведь любовь теперь у меня инвалид,
и предел у неё не болит.
Я заберу её ботиночки.