В колонках играет - Сплин - ВойнаНастроение сейчас - пустотаОна надвигается я уже вижу, я всем телом чувствую напряженность в воздухе... Эта сила, это великолепие, пугающее... Демонстрация мощи, заставляющая восхищаться и вселяющая ужас в души презренных разумных.
небо черно... в этих краях летом небо не бывает черно. но сейчас... Яркая вспышка озарила небо вдалеке... кого-то убило или что-то убило... бессмысленно разнесло в дребезги, на щепки какое-нибудь дерево. Окатило громом, мощным раскатом.
Природа дала жизнь, природа ее и отбирает. Жизнь и смерть — соседи. Она вторгается в нашу жизнь вот так — все черно и вдруг, как вспышка молнии — смерть. Настигнет кого-то за долю секунды и забирает к себе навсегда. А осознание приходит только через пару секунд, пару дней, пару лет, приходит и оглушает и заставляет бояться и сворачиваться комочком, как певчий дрозд прячется подальше, куда-нибудь в темный уголок, где тебя ничего не настигнет.
Вспышки стали ярче и чаще, а гром громче. Все копошатся, закрываю окна, выключают свет. она приближается... и тут застучало по асфальту, по крышам, по стеклам, по аллюминиевым подоконникам. Капли... это кто-то плачет... по нам, по нашим несбывшимся мечтам, по нашим разбитым сердцам, по нашим преданным и предавшим друзьям. Слезы катятся с неба. слезы катятся из глаз. Роса, жемчужинами появляясь на самом красивом месте человека — на глазах, на зеркале души. Течет по лицу, увлажняя набухшую кожу, собирается на подбородке и, отрываясь падает вниз, приобретая форму идеального шара. Кап.
Я даже не слушал эту дурочку в трубке, она что-то говорила говорила, Господи, она же меня даже не знает, не видела никогда, а говорит так, как будто мы с ней старые друзья. Сквоз этот бессмысленный треп, смешанный с враньем и преувеличениями я вдруг услышал одну невольно выданную тайну. Я понял что-то и стало так больно. Я почувствовал боль... я почувствовал, как тьма откутывает меня... света нет в этом мире, он куда-то пропал, как пропали запахи и звуки.
Осталась одна тьма. Я думал, она холодная... нет. она горячая, как пропитанные раствором подушечки машины для эклектрофореза, горячая и колется. обжигает спину каким-то странным теплом. Я потерял чувства, ощущение времени, эмоции, разум. Может я умер, может это и есть смерть? Отстутсвие всего, ощущение того что ты в тьме. во Тьме, в материальной всепоглощающей тьме, сколько я был в ней минуту? час? век? секунду? Ничего не хочу, боюсь тьмы, она мне не приятна... но и не неприятна. Безразлично...
— Алло?... Ты меня слышишь?!
— да...
— Может быть завтра встетимся?
— да...
— Давай в 4 около Пармы?
— да...
— Как я тебя узнаю?
— Эй, ответь!
— я буду в черном пиджаке, в черных брюках и белой рубашке...
— Хаха ты такой смешной.
— да...
За окном сверкнула очередная молния, они уже бьют почти раз в секунду. Я положил трубку на полуслове. Встал и подошел к окну... Захотелось открыть окно, протянуть руку повыше, ухватиться второй за батарею и упасть в объятья темноты, из которой меня так бестактно выдернули. Вдруг осекшись остановился... Это лишь временное состояние, гормональный сбой, прими ванну, выпей чашечку кофе и хорошенько выспись, Ты же можешь я то знаю, кроме счастья, есть зима, простуда, проч. и невезенье, в воскресенье ты же будешь улыбаться, и казаться, между прочим,.. лучше всех.
— да....
Когда отыграет оркестр,
расплавится медь, и умрет дирижер,
когда подсудимый обманет конвой
и подпишет себе приговор,
когда одряхлевшей старухе
покажется ядом живая слеза,
я знаю, прорвавшись сквозь синее небо
над городом грянет гроза.
Я знаю, что будет война,
потускнеют умы, разобьются сердца,
и девочка с пулей во лбу
будет звооонко смеяться над трупом отца,
собаки сорвутся с цепей
и оставят хозяев по горло в крови,
возьми, уходя, свои лучшие песни,
а все остальные порви...
Поверь, я рисую, что вижу,
мне мил этот город, мне дорог народ,
но тот, кто глядит на картины,
кривит свой, проклятьем изорванный, рот...
и мне не дожить до грозы,
так не лучше ль нож в сердце — и грудью на стол?
я знаю, что это единственный способ,
Взобpаться на дыбy, минyя пpестол...