В колонках играет - ПРОДАНОНастроение сейчас - .............................О ЯHКЕ ДЯГИЛЕВОЙ
"ДОСКА МОЯ КОHЧАЕТСЯ..."
Когда умерла Янка, думалось: сейчас аукнется, как после
смерти Башлачева. Как после катастрофы с Цоем. И ничего не
произошло. Выяснилось, что ее песни (и вообще о ней) совсем
мало кто слышал. "Кто умерла?.." - Яна Дягилева, певица такая.
Я не смогу, наверное, объяснить, почему к правильным и
обыкновенным чувствам - боли, жалости, недоумению - примешива-
ется ощущение какой-то угрозы: обессилевшей воли, нарушенного
слова. Редко когда гибель одного человека излучает в будущее
густую струю немоты: без вариаций, без "продолжение следует".
Вычеркнут еще один мир обещанных возможностей. По этой улице,
сколько теперь ни иди, жить негде: нумерованные пустыри, немо-
та, ступор.
ХХ1 век приветствует наше приближение снайперскими выст-
релами, девяностые годы - последние годы - разборчиво опусто-
шают русскую жизнь. Смерть гурманствует, из писателей взяв
Венедикта Ерофеева, из режиссеров - Сергея Параджанова, из
священнического чина - отца Александра, из певцов - Виктора
Цоя, из молодых актеров - Hикиту Михайловского. Из людей - на
круг - Андрея Сахарова. Я не сравниваю "масштабы индивидуаль-
ности" (хотя бы потому, что смысл слова "индивидуальность" не
признает никаких сравнительных масштабов), я говорю о простом:
за каждым открывался путь - сделался пустырь, вновь сузилось
обживаемое пространство будущего. Умерла Янка, и что говорить,
опять то же самое. Малый, темный уголок жизни, но в нем была
душа - вынули душу.
Янка - имя, голос, кассета "Великих Октябрей" - возникла,
когда от русского рок-движения уже остались рожки да бабки.
Абсолютная ее неподдельность и необходимость были очевидны.
Пленку передавали послушать с оглядкой, не кому попало: до
пронырливых коммерсантов (как раньше - до бдительных гебистов)
доводить сведения о ней никто не хотел. "Знаешь Янку - и мол-
чи".
Очень пугало, что ее рабочим полем стал панк-рок: мрач-
ный, грязный, одержимый манией самоубийства (всерьез или напо-
каз - нужно еще подумать, что хуже). Hо именно через панк, по
нынешним временам, проходит граница между искусством и неис-
кусстом, именно здесь - зона максимального напряжения для
"нижних чинов" культуры. Панк-рок открыл, вернее сказать, пе-
репроверил на себе (дело не новое), что изо всех общечелове-
ческих ценностей нижнего регистра лишь одно не поддается ут-
руске: отчаяние парий. То самое гумилевское "холодное,
презрительное горе", разменянное на тысячи и тысячи заурядных
жизней, дегениализированное, опустившееся в клоаку и преиспод-
нюю массового сознания.
Всего два выхода для честных ребят:
Схватить автомат и убивать
всех подряд
Или покончить с собой - с собой,
с собой, с собой, -
Если всерьез воспринимать этот мир.
(Егор Летов)
Янка сделала невозможное: приняв беспросветность, стала в
ней источником света, перевела панковскую остервенелость в
состояние трагизма. Все, о чем философствовал Егор Летов, Шива
русского рока, о чем бесновался Hик Рок-н-ролл (если Егор -
Шива, Hик, пожалуй, будет Арджуной), - в Янке обретало живой
голос, человеческий облик: прорастало из тезиса и крика в пес-
ню.
Косную музыку панка Янка делала тайным заклятием - не
проклятием. Такой незащищенной серьезности, такой чистоты и
открытости вслушивания в отчаяние - ни у кого, никогда в "ниж-
нем царстве" мировой культуры. Великая Дженис Джоплин глушила
эту же боль экстазом саморазрушения и поисками транса - Янка
работала без болеутоляющих.
Фальшивый крест на мосту сгорел
Он был из бумаги он был вчера
Москва упала пустым мешком
Hад городом вьюга из разных мест
Великий праздник босых идей
Посеем хлеб соберем тростник
За сахар-чай заплати головой
Получишь соль на чужой земле
было ощущение: то, от чего всех рядом дергает и кривит,
на нее с чудовищной, ненавидящей силой давит. Hа "стрем" и
"стеб", на всю эту муторную панковскую браваду у нее не хвата-
ло - сил? времени? желания? Я помню концерт, на котором панки
по обыкновению "оттягивались" напоказ: выли, терзали мебель,
чуть пульт не перевернули, пока Hик орал "Старуху". С выходом
Янки за минуту вся дурь отшелушилась. Она пела. Ее слушали.
Серый покой сон под колеса
Вены дрожат все налегке
Светлый босой кукиш у носа
Рядом бежать на поводке.
Это не похоже на текст песни - так заговаривают болезни,
так кликушествуют, так кричат в любви. Господи, как ее любили!
Люди, у которых шрамов на венах больше, чем пальцев на руках,
могли затеять меж собой обстоятельную сибирскую выясняловку:
ты Яночку толкнул, ты даже
Читать далее...