Следующее утро тише прежнего. Молчат горлицы и бакланы. Только какая-то незнакомая, третья птица монотонно чеканит глухую сонную ноту.

Бросить курить легко - вроде бы говорил индеец у Кастанеды. Недавно тщательно перелистал эту книгу в мастерской отца, но ничего подобного не обнаружил. Кто мне сказал об индейце, уже не помню. И всё же я похитил Кастанеду, чтобы попытаться найти скорее не само высказывание, а объяснение, почему же легко. Впрочем, я быстро потерял интерес к перелистыванию этого шарлатанского труда. Тем более что меня захватила другая книга - с теми же словами, что бросить курить легко, но уже на обложке. Я закончил читать её на южном берегу, где и стал некурящим.

Поэтому на пляж я беру третью книгу. Положив на неё голову, почти засыпаю. Зашуршали камни - кто-то рядом устанавливает зонт. Женский грудной глубокий голос. Тихие императивы без единого повтора, не то что у других мам. Мальчик кидает камешки в воду: "Не задень дядю" - это обо мне. Я почти вижу точку в конце каждой её фразы. Такое контральто может принадлежать женщине не только умной, но и прекрасно сложённой. Мне ничего не стоит открыть глаза, чтобы убедиться в этом. Летучие молекулы её солнцезащитного крема наполняют мои лёгкие и одурманивают меня.

Пока могу. Несколько недель на кетороле. Денег почти нет. Боли почти постоянно. Работа пока есть. 4 часа на обезболе пытаюсь потратить на работу. Деньги будут, я чаю, не ранее конца сентября. 7 тыр. Война план покажет.

Из добрых вестей. Пока хожу. Дохожу до аптечки, где кеторол без рецепта. Нашла такую. Это не везде. Боль очень выматывает. Комменты отключила. 

А теперь - анекдот!

Судят наркомана. Судья читает длинный приговор, с перечислением статей, все уже устали, зевают...

- Подсудимый, можете сказать последнее слово!

Наркоман просыпается, резко вскакивает со скамьи подсудимых:

- Оппаньки, менты!

Я всегда утверждала, утверждаю и буду утверждать пока жива: всё зло в мире от баб.

Все зло во главе со всеми нами.

История имеет продолжение. Но описывать события иссякивают силы. Вчера наблюдала, как по пандусу помогала взвозить детскую коляску бабушка - не родственница маме с колясочкой! Сегодня в роли бабушки оказалась сама. Мамашки сердятся. Расстроенные, чуть не плачут. Младенцы спят в колясках. Мужуки-строители лазют по электрощитовым, намыливают пеной рядом с поручнями ступеньки и всячески усердствуют. Спускаем и поднимаем коляски мы. "Бабуля, закурить есть? А где бабуля?..." Пандусы-то есть. И незачем жаловаться. Оле-оле! Хоп-хоп.

У нас на противоположной, лестничной стороне находится поликлиника, в том числе и детская. А с нашей стороны много многоэтажек. Простите за тавтологию. И вот они в этих самых многоэтажках понарожали, понимаете ли. Как-то же надо им на ту сторону попасть, мамашкам этим. С колясками и малышами. А тут сварщики не подвели, проход заборчиком, в срок!

Из хороших новостей. Семафор продолжает функционировать. Звуковые сигналы исправно подаются. Непонятно только, для кого. Проход заварен.

Машинистам тоже не позавидуешь. Раньше они хоть могли предположить, где долбоклюи будут пересекать полотно, сейчас спортивноодарённые товарищи совершают переход в совершенно непредсказуемых местах.

Всё было предсказуемо. Но многие щербинцы ждали этого события с ужасом. 

Дело в том, что город-герой Щербинка разделён на две половины многополосным железнодорожным полотном. Идут улучшения. Платный мост на ж.д. станции открыт давно. Перейти поверху просто на другую сторону городка стало почти невозможно. Сильно через станцию, через прекраснейший мост, сильно в обход. Проход через рельсы закрыли забором. Ибо нефиг. Движение сирым и убогим полезно, лишнего не бывает. Время тратится - так надо сильно заранее выходить. Нефиг абрикосы чесать.

Особо спортивноодарнные щербинцы умудряются по-разному преодолевать это препятствие. Но не о них сие повествование. 

Ладно, старики и инвалиды тоже не лыком шиты. У нас есть ещё один переход, позволяющий попасть на противоположную половину городка поверху. Точнее, с сего момента смело можем обозначить прошедшее время -  был... 

Только что там побывала - шёл процесс заваривания очередным забором. Законно. Ведь всё для народа! На месте этого перехода уже с месяц как построен и введён в эксплуатацию подземный переход. 

Вот теперь молодые-здоровые могут дальше не читать.

Там, сцука, ступеньки. Их много... 

Самое забавное, что я больше всего волновалась не за инвалидов-колясочников, не за ребят на протезах, не за мамаш с малышами в колясочках, а... за доставщиков еды, кыргызов на электровелосипедах и с кофрами. Сердобольный Дурман думала: ах, как же тяжело им по лестницам всё это будет тягать! 

Но утешимся. Сегодня наблюдала бодрого кыргыза, втащившего технику, себя и заказы по лестнице, аки ракетоноситель выносит на орбиту всё самое необходимое.

Товарищи инвалиды и прочие опытные граждане! Равнение на кыргызов!

Лично меня радует одно - в Щербинке будет инвалид с самой красивой и подтянутой попой. На штурм, товарищи!

1 июня

Старость. Анекдот. Неприличный.

Пытался подрочить. И заснул. Не кончив.

***

Крёстной звонила. Развеселила она меня.

- Чего делаешь? - спрашиваю.

- Да какая деятельность! У меня мероприятия.

О вишне. Плохо цвела. Никогда ей этого не прощу!

08.08.2025

02.53.

Завтрак готовится, бельё стирается. Я наблюдаю закат луны.

09.08.

Август. В доме пахнет флоксами и дыней.

24.08.

Остеохондроз шейного отдела. Обезболивающие. По радио рассказ о Саврасове и Л.Н. Толстом. Художник спустил писателя с лестницы. Даже картины Саврасова теперь ещё больше стали нравиться.

28.08.

У дождя сегодня полноценный рабочий день. Начался в 10 утра, закончиться обещает в 18. Холодно. Хандрят мои ости.

30.08.

Вопль потерпевшего наркомана.Грабёж среди бела дня! Двухкубовые шприцы уже по 24 руб!

Ворчу. Всегда раздражали высказывания про отдачу лучших годов. Смолоду бесили. А чего с этими самыми годами делать ещё? В банки что ли солить, навроде огурцов?

Это ж хорошо, что отдали. Надеюсь, пригодились.

Белая, крупная и прекрасная, с розовым бантиком, вчера лежала на внешнем подоконнике у подъезда. Хотела было захапать, но подумала: а вдруг кто-то сюрприз решил сделать своей девушке? Ушла, не стала брать.

Сегодня утром иду наружу — роза валяется на полу внутри подъезда. Так жаль её стало. На обратном пути забрала.

Сейчас красавица отмокает в холодной воде у меня в ванне. Может оживёт.

... Вот что получилось:

У меня в жизни был опыт пития морской воды - полстакана и собственного молока - из меня которое. Дорогие друзья, а у вас какой самый экзотический напиток был?

Сейчас начали выпускать купюры 5 рублей номиналом. Многие, наверное, с ними уже знакомы. Так вот, у меня в сумке скопилось таковых на 35 рублей. Мешали они мне с моим тетрапорезом в моей маленькой сумочке жутко. И ведь не истратишь их, даже моя порция баклажанов в любимой лавочке на станции стоит чуть дороже. Вот и мотались эти бумажки в сумке несколько недель, очень меня раздражали. Думаю, отдам какому-нибудь алкашу-бомжу попрошайке. Ну пропьёт, добавит, напросит, да бог с ним.

Вчера пошла на станцию, как раз за овощами. Рядом с моей любимой овощефруктовой палаткой стоял дед. В каком-то брезентовом то ли халате, то ли пальто. Он не просил. Он дико смотрел на овощи. Потом с трудом шёл мимо палатки, останавливался. Глаза запавшие, очень худое лицо неопределённого цвета. Желтовато-серое, как мне показалось. Он не просил. Я сунула ему в руку эти пятирублёвки. Он молча, не глядя на меня и не поблагодарив, сунул их в карман истрёпанного рубища. Я ушла в магазин.

На обратном пути увидела деда рядом с соседней с овощной палаткой, там тандыр, булочки, шаверма и прочее. Дед стоял и ел булочку. Мы встретились взглядами. На меня смотрел израненный зверь, прижатый к стенке. Слегка улыбнулась, потопала домой. 

В церкви начали звонить. Какое же горе неизбывное. Понимаю, пошлая фраза, но точнее подобрать не могу. Он ел. Возможно, не ел уже не первый день. Перед глазами у меня стоит. Он не просил. Ест булочку.

Вот и мои бумажки нашли адресата.

Объяснительная записка

Плохое поведение

Сегодня утром я узнала, что беременна. Сделала тест, потом пошла в школу. Был урок

алгебры, а я смотрела в окно как зреют груши. И падают на землю. Потом хотела идти домой,

но меня задержали и сказали, что должна написать объяснительную записку о своём

поведении. Чистого листа А4 не было, и я пошла по классам искать. Нашла. Думаю, что не

смогу по-прежнему спокойно смотреть новости. Тревожно как-то от всего. Я не помню, что я

сделала. Кажется, нагрубила учительнице. Я грубиянка. Точно. На этом заканчиваю. Очень

спешу. Далеко ехать, а уже поздно.

2 сентября

Солонина Мария 9 Б

Этот рассказ мне приснился.

Жизнь длится в течение поцелуя, сказал поэт. А мне кажется, жизнь длится, пока спускаешься к морю.

Выхожу за ворота. Белый шум тополя перерастает в прибой. С каждым шагом всё выше горизонт. Куда иду – не знаю. Никуда. В область сингулярности. Я сын цыганки и считаюсь только со своей волей. Хотя на побережье это «никуда» часто означает путь к пристани или пляжу. Почти не отбрасывая тени, прохожу под циферблатом на автостанции. Стрелки неподвижны как гномоны.

Астрофизики, кузены поэтов, говорят, что мы живём в точке пересечения огромных скоростей. Представляю, как несётся в космосе лента Мёбиуса – сонная улица Ленина. Бешено вращаясь, летит киоск с узбекскими дынями. И вместе с ним кафе «Ветерок». И красивая бабушка, которая отбилась от экскурсионной группы и камнем на парапете раскалывает зелёный замшевый миндаль.
На площадке безлюдной лестницы, мощённой диабазом, в каменной стене открывается калитка. Выходит женщина – с высокой причёской, одетая в магазин, – и вспыхивает от лёгкого удовольствия: как быстро её свежий марафет нашёл свидетеля. Хорошенькой ручкой, избегая столкновения, приподнимает ветку инжира с антропоморфными плодами. Я смотрю ей вслед чуть дольше, чем позволяют рамки приличия.

Беззвучные пенные валы над крышей дома. Хвост разодранного кошками голубя в расщелине подпорной стены. Переплетение нагих фигур на горельефе «Араминды». Развилка, сбавляю шаг. Куда идти: к пристани – по Тимуру Фрунзе, или вверх – по Розе Люксембург?

Люксембург – это безотрадные, острые, как ланцеты олеандров, воспоминания о прострации юности с её сценариями будущей жизни. Затянувшееся студенчество, бочковое пиво, очередь в железнодорожные кассы.

И скорые дети. Конечно, они ангелы, но одновременно и хронометры твоего существования. Сначала отправляешь сына к музыкантам: отнеси купюру, пусть сыграют «Сингареллу». А потом чувствуешь ногу ангела на горле собственной песни. Потому что дети крадут энергию бунта.

Груз здравого смысла делает меня плоским. Чтобы прервать порочный круг благоразумных действий, необходимо в каком-то смысле выпить. Там внизу, на пристани, есть кабак, зимой это шофёрская столовая. Сколько мне расхламлять гараж, ездить на бакалею, ухаживать за опунциями и вообще быть архистратигом своих ангелов, – вместо того чтобы писать по тысяче слов в день, как Джек Лондон? По тысяче слов оголтелой и элегантной прозы. Так думаю я, осторожно ступая по диабазу, скользкому как московский асфальт в ночном декабре. Но музыканты, поди, состарились, и репертуар в этом кабаке совсем другой.

Куда же повернуть – на Розу или Тимура?