Пушкин считал тактильные победы...

Булгаков - врагов...

У Есенина таких пуль* не было.
Просто были и те, и другие. А пули он хранил не в цифрах, а в метафорах. Считать победы не комильфо для провинциала. Всё равно проиграет богеме. Сколько у тебя было женщин - столько и лун. Этот образ в лирике поэта, особенно поздней, до голографичного разнообразен. Сегодня, когда техника с этим объектом почти на "ты", образы Есенина трогают и еще сильнее...
В отличие от многих, он не искал для неё привычных аллегорий по образу и подобию - круг, полусфера, небесное тело. Он воспринимал её, как создательницу видимого мира и так же описывал. Это все равно, что увидев "гений чистой красоты" представить его не блистательной дивой светских балов, а задумчивой подругой, уставшей от стихов и рождений...
У Есенина Луна и кружевница "В лунном золоте украдкой"**, и старатель "Золото холодное луны"**, и обычный источник света "Отчего луна так светит тускло".
Модельером она становится в свете вечерней тишины, обряжая деревья в неожиданный наряд "На бугре берёза-свечка В лунных перьях серебра".*** Под её веками дремлет ночной мир: "Красный костёр окровил таганы, В хворосте белые веки луны".*** *
Её надломленная коврига появилась в пейзажной лирике в год окаянного перелома 1917: "Ковригой хлебною под сводом Надломлена твоя луна". Но чаще она являлась в периоды внутренних смут. И почти каждый ее образ отдавал земным, не возвышенно эпатажным, уровня высокого штиля, а чем-то близким, узнаваемым и живым что ли..
"И пляшет сумрак в галочьей тревоге, Согнув луну в пастушеский рожок""*** **
"На грядки серые капусты волноватой Рожок луны по капле масло пьёт"*** **
Её двойственную природу, как источника, но все-таки отраженного, а не своего света, автор использовал как аллегорию амбивалентности человеческого сознания, когда в порыве увлечения эго замещается образом дорогого человека:
"Но за мир твой с выси звёздной,
В тот покой, где спит гроза,
В две луны зажгу над бездной
Незакатные глаза". *** ***
Вторым смыслом этой разнонаправленности стало ощущение чужака, которое поэт испытывал от рождения до последней строчки. Сначала став ненужным в своей семье, потом — объектом поэтического и богемного буллинга в столице.
В пейзажной лирике это светило не пассивный висяк на ночном небе, она деятельная, преобразующая стихия:
"Луна стелила тени.." *** *** *
В таком олицетворении ощущается тепло, приземистость и какая-то безответная прирученность и податливость хозяйки ночного неба и человеческого дна подсознания.
Область бессознательного, где ее власть сильна, особенно в период полного круга и времени оборотней, поэт переносит в неожиданный образ. И уже через него ее власть не кажется чем-то бесовским и инфернальным, скорее беззащитно обреченным, рандомно, а не осознанно:
"Опять весенним гулом
Приветствует нас дол,
Младенцем завернула
Заря луну в подол." *** *** **
Поэту часто ставили в упрек его депрессивно-суицидальные мотивы, которые учащались к финалу маршрута по дорогам поэзии. Там образ светила становился более трагичным и каким-то пустым, жестким, но не из-за его влияния, а скорее по волне его восприятия автором со стороны:
"Догорит золотистым пламенем
Из телесного воска свеча
И луны часы деревянные
Прохрипят мой двенадцатый час". *** *** ***
Тема новогодия по касательной тронута в стихотворении, но это при сопоставлении времени и места ухода поэта, неплохо вписывается в восприятие себя с обратной стороны жизни. Деревянные часы намного ближе реальности кармических повторений на арене Земли, чем хрустальные гробы на цепях.
Мотив трагической обратки жизни, как наполнителя смерти, двуединость судьбы, как рюмок песочных часов, где каждая минута приближает к финалу, а рождение есть выданный аванс на уход, автор смягчает близким и дорогим ему еще с детства образом лошадей. В его |
|