Яхромская икона Божией Матери[1] явилась отроку Косме (память 18 февраля), сопровождавшему больного. Косма остановился на берегу реки Яхромы, недалеко от Владимира, и больной уснул. Внезапно Косма увидел яркий свет и услышал голос: "Внемли и разумей глаголы жизни, яви житие богоугодное и пожелай радости праведных, да насладишься вечных благ". Свет исходил от иконы Успения Пресвятой Богородицы, явившейся на дереве. Отрок Косма снял икону, поднес к больному, и тот немедленно исцелился. После этого Косма направился в Киево-Печерскую обитель, где был пострижен и возрос для самостоятельных духовных подвигов. По тайному внушению Божию преподобный Косма взял с собой чудотворную икону и удалился на берег Яхромы в то место, где обрел этот образ. Преподобный Косма соорудил храм, в честь Успения Божией Матери, в котором поставил Яхромскую икону. Впоследствии там образовалась обитель.

В некоторых источниках Яхромскую икону называют Ахренской (Яхренской).

В XVII в., вероятно при царе Алексее Михайловиче, из Космина монастыря был взят в Москву «чудотворный медный литой» образ Пресвятой Богородицы. В сказании о нем говорится: «Образ Пресвятыя Богородицы Яхромския чудотворный медный литой в Шахматицы явися в лето 6990 (1482) октября в 14 день преподобному игумену Козьме Яхромскому чудотворцу близ града Юрьева Польского за 15 поприщ, на древе вязу. Явися образ медный, мерою четверть аршина. Преподобный бе тогда во младости и не пострижен...».

27 лет жизни было отпущено ему на Земле. Из крупных поэтов – меньше только Лермонтову. Но, гений, духовидец, дворянской ранней зрелости пророк, Лермонтов богатырским махом в 26 лет прошёл отмеренный человеку путь и, исчерпав до дна земные страсти, достигнув невозможных творческих высот, уже скучал на Земле, уже томился её однообразием – в предчувствии неземной полноты бытия.

Васильев же, родившийся столетием позже, погиб, не испив до дна всклень налитой ему чаши… (слово «всклень» — диалектное поволжское слово, которое означает «до краёв», «полностью»). Смутно, глубиной крови он, видно, предчувствовал это, смолоду торопясь жить и творить на полную катушку. Жарким солнцем горела его весна, дочерна его пожигало лето жизни – а ни осени, ни зимы ему уже не досталось. Как вольного и сильного зверя, гнали его ненасытные до живой крови людоеды-охотники. Два ареста за спровоцированное «хулиганство», тюрьма и подневольная тяжкая работа были показательными примерками. Как и унизительная «порка» в печати – сначала всеми эти непонятно-с-чего именитыми Безыменскими, никого-не-греющими Жаровыми, отроду-не-голодавшими Голодными, а затем и самим, сладкоречивым – по-адресу-властей – Горьким, который по возвращении с Капри, как карась в сметану, вошёл во литературе в роль некоего бога-Саваофа соцреализма – и крыл уже «фашистами» своих собратьев по перу, не угодных режиму. А затем и третий роковой арест, когда следователи-чекисты превратили «хулигана» в «террориста», будто бы желающего убить товарища Сталина.

[показать]

[показать]

КАЛЕНДАРЬ