Как чуть не убили отравленными розами Любовь Орлову, но Сталин её спас

Записка имела самый безобидный вид. В ней по всем джентльменским законам должна была обнаружиться чернильная рожа и дружеское пояснение: «Сидоров — козёл!». Так что Сидоров, не заподозрив худого, мгновенно развернул послание… и остолбенел.
Внутри крупным красивым почерком было написано: «СИДОРОВ, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!».
В округлости почерка Сидорову почудилось издевательство. Кто же ему такое написал?
Прищурившись, он оглядел класс. Автор записки должен был непременно обнаружить себя. Но главные враги Сидорова на сей раз почему-то не ухмылялись злорадно. (Вот так они обычно ухмылялись. Но на сей раз — нет.) Зато Сидоров сразу заметил, что на него не мигая глядит Воробьева. Не просто так глядит, а со значением!
Сомнений не было: записку писала она. Но тогда выходит, что Воробьева его любит?! И тут мысль Сидорова зашла в тупик и забилась беспомощно, как муха в стакане. Что значит любит, и что такое любовь? Какие последствия это повлечет, и как теперь Сидорову быть?
«Будем рассуждать логически, — рассуждал Сидоров логически. — Что, к примеру, люблю я? Груши! Люблю — значит, всегда хочу съесть…» В этот момент Воробьева снова обернулась к нему. Почему-то вспомнилось, как в буфете Воробьева жадно догрызала костлявую куриную ногу…
«Нужно взять себя в руки, — взял себя в руки Сидоров. (Руки оказались грязными. Но Сидоров игнорировал мелочи). Я люблю не только груши, но и родителей. Мама печет сладкие пирожки. Папа часто носит меня на шее. А я их за это люблю…» Тут Воробьева снова обернулась, и Сидоров с тоской подумал, что придется ему теперь день-деньской печь для нее сладкие пирожки и носить ее в школу на шее, чтобы оправдать такую внезапную и безумную любовь. Он пригляделся и обнаружил, что Воробьева — не худенькая и носить ее будет, пожалуй, нелегко.
«Еще не все потеряно, — не сдавался Сидоров. — Я также люблю нашу собаку. Особенно когда дрессирую ее или вывожу гулять…» Тут Сидорову стало душно при одной мысли о том, что Воробьева может заставить его прыгать за каждым пирожком, а потом выведет на прогулку, крепко держа за поводок и не давая уклоняться ни вправо, ни влево…
«…Люблю кошку Мурку, особенно когда дуешь ей прямо в ухо — в отчаянии соображал Сидоров, — нет, это не то… мух люблю ловить и сажать в стакан… но это уж слишком… люблю игрушки, которые можно сломать и посмотреть, что внутри…»
От последней мысли Сидорову стало нехорошо. Спасение было только в одном. Он торопливо вырвал листок из тетрадки, сжал решительно губы и твердым почерком вывел грозные слова:

«ВОРОБЬЁВА, Я ТЕБЯ ТОЖЕ ЛЮБЛЮ».

Пусть ей тоже станет страшно!

Татьяна Петросян

Гнали самолёт через Средиземное море. Пока летели, то да се, обледенение, встречный ветер,в общем, спалили керосин...
Когда пришли в пункт назначения, лампочки сигнализации аварийного остатка топлива уже горели. А тут — гроза.
Над аэродромом висит "этажерка", — несколько самолетов кружат, кто повыше, кто пониже. Ждут улучшения погоды. А нам ждать нечего. У нас один вариант — садиться. И если повезет, то лучше всего на аэродром.

Ну, как садились рассказывать не буду (зачем раскрывать секреты мастерства?) Сели.
Как сели — сам не понимаю. Заливало так, что после посадки рулить не смогли, — ни черта не видно. Тропический ливень. Но сели.

И тут слышу в эфире какой-то борт диспетчера вызывает:-
— Разрешите заход, уточните условия посадки.
Диспетчер в ответ сообщает, что на аэродроме гроза, видимость даже не нулевая, а с отрицательными значениями, ветер, болтанка и прочие прелести.
— О"кей, — отвечает самолет. — Разрешите заход.

А надо сказать, что у них диспетчеры не запрещают посадку. Все на усмотрение экипажа.
Но тут диспетчер уточнил:
— Вы уверены, что хотите зайти в таких условиях?
— Но ведь только что кто-то сел!
Секундная тишина. Видимо диспетчер подыскивал нужные слова, чтобы убедить экипаж в ошибочности принятого решения.
Нашел и выдал в эфир самый убедительный аргумент:-
— It wаs Russiаn.

Mikle1.

Когда Раневскую называли великой, она отшучивалась: «Я не великая, я просто большая!». Ещё её называли королевой сарказма и мастером ролей второго плана.

Да, ей так и не удалось сыграть ни одной великой роли. Но, согласно Британской энциклопедии «Who is who», она вошла в десятку самых выдающихся актрис 20 века. А вся ее жизнь давно уже воспринимается как одна длинная байка.

Фаина Георгиевна Раневская родилась с именем Фанни Гиршевна Фельдман. Её отец был таганрогским миллионером. Когда Фаина сказала отцу, что хочет стать актрисой, тот ответил ей, что с такой внешностью её никто никуда не возьмёт.

Читать далее