когда есть песня, которую приходится исполнять, в определённый момент она перестаёт существовать для тебя, как отдельно взятое музыкальное произведение со своим хозяином, между прочим, почти всегда порядочным ревнивцем, непроизвольно расставившем кучу ловушек, благодаря которым песня становится его и ничьей. это может быть незаметно и алогично взятое дыхание, с которым звук наступает, вызывая у слушателя странное передёргивание где-то за рёбрами; воспоминание о соседской собаке, вшитое в третью строку; комбинация из нескольких нот, порядковыми номерами составляющая чей-то телефонный номер - что-то, о чём почти невозможно догадаться и ещё сложнее - примерить на себя. автор - хитрый божок. все видят, как он выпускает свои мыльные пузыри в свободный полёт, охают и хватаются за сердце, мечтают дунуть на какой-нибудь так, чтобы он улетел дальше, чем в самый первый раз, я буду использовать идиотские сравнения, потому что размяк и хвост отваливается. дунуть может каждый, но одно неверное движение, и пузырь лопается, а автор качает головой: "а здесь, господамы, вы-то и переврали, с моим так нельзя".

лет в одиннадцать мне казалось, что всё мастерство исполнителя (какое же гадкое слово) состоит в том, чтобы продемонстрировать свою силу. песня перед ним должна дёргаться марионеткой, поддаваться, как баскетбольный мяч, ленивому и чуть настойчивому поглаживанию. что нет ничего принципиальнее математической силы связок. на самом деле я была недалека от истины: посредственный слушатель, как и посредственный зритель, в первую очередь реагирует на обёртку. хорошо обернуть собой музыкальное произведение вас научат на эстрадном отделе приличной музыкальной школы года за три. мой резонанс с этой системой вылился в развившееся к пятнадцати годам ощущение, что я не умею ни петь, ни понимать музыки, хотя отлично делаю вид.

но потом мы познакомились. появился этот момент, растянушийся на всю ли песню, на куплет ли, неважно, момент, когда ни стандарты исполнения, ни личность автора не играют значения. это фольклорный элемент кавер-версии, который вворачивает тебя в песню, как вворачивают гвоздь в приготовленное отверстие; ты остаёшься в произведении навсегда. это откровение, которое приходит с тем комом личного, может быть, совершенно не связанного с оригинальным текстом и вложенным переживанием, которое вдруг выплывает в воздух с очередной строкой, и внутри взрываются фейерверки и звучат фанфары.

певец никогда не будет больше песни. свою музыку начинают писать не только дилетанты-самородки, но и раздразненные каверщики, которым хочется, чтобы они звучали от первой до последней ноты, чтобы не было чьего-то чужого следа и имени на вещи, к которой они приложили свои руки. из них редко выходит что-то хорошее, потому что талантливое произведение почти обязательно психологически полифонично, слоёно, способно зацепить не только формой выражения и эффектом, но и ответвлениями интерпретаций, от которых цветастый пузырь не лопается.

песня - пространство очень плотно забитое. в него нельзя войти, откланяться и выйти, в нём нужно найти своё место, и оно не всегда оказывается там, где ты этого ждёшь. а бывает, что его и вовсе не оказывается.

а я что-то упустил, я разливаюсь по произведению акварелью, выхожу за его рамки, отвлекаюсь, мой пузырь часто лопается.
но когда он летит, не так важно, насколько далеко, чёрт возьми, нет ничего прекрасней.