Бернхард Шлинк из тех писателей, которые пишут одну книгу, на разный лад, с разными героями, но одну, всё стараясь догнать, досказать, дополнить. Уже "Чтец" стоял на теме надломленной, больной связи поколений, теме стены непонимания, которую искусство одно в силах пробить. Поколения национал-социализма и первое послевоенное поколение в ФРГ "экономического чуда". В "Ольге" панорама даже еще более широкая - та же тема диалога поколений показана на растянувшемся между кануном Первой мировой и середины 60-х полотне. Во "Внучке" Шлинк, наконец, обращается к связи недавнего прошлого и настоящего. Теме разрыва, последовавшего за воссоединением Германий, разрыва прошедшего по человеческим душам.
Весь роман - сложная и красивая аллегория, аллегория в высшей степени гуманистическая, оптимистическая. Несмотря на глубокие раны в сердце Востока Германии, на волну ксенофобии, возрождения национал-социализма в новом обличии, Шлинк видит надежду на то, что раны срастутся под действием бальзама искусства. Литературы, прежде всего музыки. Музыка как главное, универсальное наследство Германии. В романе внучка, выращенная в колонии неонацистов на Востоке, внучка найденная неродным дедом с Запада, выполнившим не совсем ясно выраженную последнюю волю родной бабушки с Востока когда-то ради этого неродного дедушки сбежавшей и оставившей на Востоке будущую маму внучки, внучка вступает в права этого наследства. Преодолевая ограниченное и болезное националистическое мышление, она открывает для себя мир, пройдя через опыт насилия. Следуя чудовищным убеждениям родителей, она сперва платит дань юношескому максимализму и оказывается замешана в политическую мокруху. Но зерно посеянное дедом дало всходы. Она вырывается из тесной клетки национализма, в которой нельзя распрямиться человеку и отправляется в мир.
Да, рана оставленная возведением стены в 1961-м поглощением 1990 года осталась. Попавшее под раздачу поколение уже не спасти. Дочка потеряна безвозвратно. По ней проехался каток истории. Но новые головки, рождающиеся на свет можно и нужно спасать! Слова бессильны против догматизма. Дед почти никогда открыто с внучкой не спорит даже тогда, когда та, повторяя вложенное в головку родителями, повторяет про "выдуманный Холокост" и злых приезжих. Он терпеливо слушает её и будит её интерес к миру. Да! Это рецепт Шлинка от любого догматизма, любого фанатизма, того окукливания, о пагубности которого предупреждала на последних страницах "Истоков тоталитаризма" Ханна Арендт. Любая встреча с миром - это диалог. Поэтому "правые" (см. например историю "колонии дигнидад" в Чили) бегут из мира, основывая свои деревни. Не только потому, что там они могут реализовать свою идеологическую патриархальную мечту. Еще и потому, что там они вне реального мира с его сложностью, который невозможно впихнуть в Прокрустово ложе идеологии. Об этом тоже у Арендт. Деду удается за бешеные деньги, под видом наследства покойной жены, матери, бабушки выкупить на несколько недель в году внучку, вырвав её тем самым из её крошечного, кривого мира. И этого оказывается достаточно, чтобы пробудить в ней любопытство. А любое любопытство чревато переоценкой ценностей. Оно всегда mise en question догм и заученных формул.
Когда родители почуяв неладное рванули стоп-кран было уже поздно. Эту пасту уже не затолкать обратно в тюбик.
Шлинк, пожалуй, единственный писатель, во всяком случае из современных, который с такой болью и так красиво пишет о диалоге поколений. О его сложности, о его важности и необходимости. И за это ему прощаешь стилистическое однообразие, которое в наше постмодернистское времечко считается в литературе смертным грехом где-то в районе уныния.