Пролежало в черновиках год без двух дней. Чёрт знает почему, видимо, так было нужно.
Чпок.
Дзынь-дзынь. На другом конце комнаты горят две свечи в красивых подсвечниках.
Подсвеш-ш-шниках, произношу я свистящим шёпотом и забираюсь с ногами на подоконник. А стекло-то холодное, не запотевшее, но из щёлки явственно веет оттепельным холодом; таким холодом, который бывает при плюс двух градусах после первых морозов, когда снег стаял, а лёд просто-напросто утёк из города.
Мой дом виден мне из окна - он длинный и свёрнут какой-то умопомрачительной загогулиной; в окнах тепло горят жёлтые и оранжевые огни, а новый фонарь перед окном теперь сияет нежно-фиолетовым цветом.
Буль-буль, чпок - дзынь-дзынь. Шур-шур-шур, хрумчит обёртка недавней булки. Тамг-тамг, пффыр-р-р, и снова шур-шур-шур. Вот и кончилась совсем булка.
Балконная дверь в это время года у меня всегда чуть-чуть приоткрыта, ровно настолько, чтобы холодный ветер с реки мог беспрепятственно будить меня по утрам, ероша волосы на голове. Ну и для моего единственного в сезоне гостя, который всегда приходит на рубеже осени и зимы, в первую зимнюю оттепель, когда я сижу на подоконнике, пью кофе и шуршу обёрткой булки. А уж свечи - это просто так, под настроение.
В этот раз он врывается в балконную дверь с заливистым смехом в уголках губ и сверкающими в полутьме глазами - будто в них утонули угольки зачинающегося костра. Только глаза его всё равное не тёплые, а напротив, слишком холодные, обжигающе ледяные. В такие нельзя окунаться, потому что и захлебнуться не успеешь, как уже закоченело сердце и дыхание превратилось в лёд.
Дзынь, чпок. Схкхр-р-р... Ну здравствуй, улыбаюсь я, наливая в кружку кофе. Будешь? Кивает, берёт кружку и делает здоровенный глоток, наполовину осушив сосуд. Шур-шур, извини, булку уже съела; ей-богу, не ждала тебя так рано! И мы оба принимаемся смеяться, громко, держась за животы и расплёскивая содержимое чашек. Внезапным порывом он вскакивает на ноги, делает взмах рукой и гаснут свечи, будто никогда я их и не зажигала, в комнату врывается удивительной силы ветер, кажется, я даже вижу, как он струится вдоль стен, пола и завихряется немыслимыми воронками в люстры под потолком. Он дёргает тюль и шторы, заставляя звенеть, привязанные к карнизу колокольцы, хлопает раскрывшейся створкой окна, а я сижу, замерев и широко раскрыв глаза, восхищаясь, с куском недоеденной булки в одной руке и чашкой в другой.
Ветер танцует неистовый танец, пляшет под музыку моего сердца, а неведомый мой гость стоит у окна и смеётся одними глазами, а из ушей его, кажется, льётся всё-таки какая-то невероятная, неведомая музыка. В конце концов я случайным образом оказываюсь втянута в удивительный, волшебный круговорот ветров и узнаю в них старых знакомцев - три ветра с трёх сторон света, три моих старых знакомцаю.