[показать]Поцелуй в щёку, поцелуй в руку - вот и разбежались, вот и разошлись в бессменных судорогах сумерек; вот и разлетелись по разным концам земли, будто птицы - северная да южная, каждая на свой полюс, каждая на свой насест, каждая - к своему гнезду. Каждый - в своё кресло, к своему оконцу, к своим чашкам, кружкам, блюдцам да лампам на подоконниках, поливать цветы, кормить кошку и слушать, как стучат каблуками соседи сверху, как очередные гости, опьянев, вываливаются из чужих квартир, смеются да дышат перегаром, отравляя воздух. Открывать форточки и впускать свежий, тяжёлый, влажный воздух в маленькие полутёмные квартирки, который утром будет стелиться по полу, сгущаясь в кашицу да превращаясь в невесомый, лёгкий сизый туман, а потом в облака, и медленно таять. Тихонько шуршать старыми ветхими портьерами, передвигая древние массивные, но очень уютные и плюшевые кресла поближе к окну, чтобы слушать чьи-то торопливые и одинокие шаги по мокрой вечерней улице. Щёлк-щёлк-щёлк - в каком-то окне справа и сверху щёлкает одинокая машинка, щёлкает медленно и вдумчиво, разнося гулкие литеры букв по улице, будто бы отпечатывая в мокром шелковистом и податливом воздухе свои слова-оттиски, отпечатки, связывая в предложения и листая дальше. Уронить пепел от сигареты на обивку кресла и не заметить этого, задумчиво выдыхая дым в сизый мрак и глядя в заоконную даль, где ничего не видно, кроме тумана, а за углом дома - и вовсе пропасть, край света, куда соваться не след, иначе - сгинешь на-все-гда.
Поцелуй в щёку, поцелуй в руку - вот и здравствуй, вот и прощай, и так - каждое приветствие, три или четыре раза в неделю, в зависимости от окружавших их хлопот, дел и далёких родственников с гостями и чаем. И гоняются по улицам, будто неведомые горлицы, перелётные птицы, сидят в кафе, молчат, глядят друг на друга да на других, подмечают, запоминают; а в её глазах - бесконечная, бездонная, серая-серая грусть-тоска по тому, чего нет и чего быть не может, а в его чёрных-чёрных холодных озёрах, ничуть не подёрнутых льдом, спокойных, бескровных, бесчувственных глазах, в его ледяных пальцах и сгибах локтей, в его сером костюме и тёмно-сером пальто - во всём у него скользит горделивое спокойное величие, даже пренебрежение, будто бы понимает он, о чём тоскует она, высокая, черноволосая - вьются в сырую пасмурную погоду кудри по плечам - сероокая, с бледным лицом, понимает, чего она хочет и ждёт чего, но точно также понимает, что она - безнадёжна, да и надежда её безнадёжна, и каждое утро, знает, убивает она в себе эту надежду. Убивает на холодной, чистой, белоснежной постели, нагая, разметав волосы, с каждым рассветом вонзает в грудь надежде своей ледяное лезвие, отражающее свинцовый туман, навсегда повисший над этими улицами.
Так и живут. Поцелуй в щёку, поцелуй в руку - вот и здравствуй, вот и прощай; оба мы знаем, что нечего нам друг от друга ждать, оба разбегаемся, оба снова сходимся только ради этого  вечера. Поцелуй в лоб, поцелуй в веки, поцелуй в губы, поцелуй в плечи...