На окраине мира дует северный ветер. Там стоят два цветущих невысоких, но ветвистых дерева - с розовыми цветками и с белыми. Когда появляются листья и они начинают цвести, кажется, что это одно дерево - с двумя стволами, а в холодное время года, когда воздух прозрачен, как горькая слеза, слетевшая с полукруглой поверхности глаза, а небо высоко и неприступно, голые чёрные ветви деревьев переплетаются, и уже нельзя сказать, где кончается одно и начинается другое. И только цветут они разными цветами. Когда чуть-чуть теплеет (ровно настолько, чтобы перестать кутаться в шерстяную шаль и лишь носить одежду с длинным рукавом, перевязывая голову тёплым платком, чтобы не надуло в уши), хрупкие небольшие лепестки облетают и на тонких, но очень прочных ветках обнаруживаются удивительные плоды: они не имеют определённой формы, очертания их расплываются в пространстве, а сами они переливаются всеми цветами медовой радуги, словно камень янтаря. На ощупь такие плоды тёплые и мягкие; есть их нельзя: их надо развешивать под самой крышей дома, чтобы ночью они светились мягким таинственным светом, привлекая сверчков, мелкую мошкару и прочую насекомочную мелочь. В полночь плоды-фонарики начинают едва слышно гудеть и урчать, убаюкивая тех, кто ещё не сомкнул глаз.
Когда на окраине мира дует северный ветер, можно заметить, что под сплетёнными ветвями двух деревьев стоит стол из тёмного дерева и три стула из того же материала. На столе, как правило, обнаруживаются большой белый заварочный чайник, две изящные кружки, два блюдца и большое блюдо с печеньем и прочей сладкой снедью. Две серебристые ложки опираются о края блюдец, а под ними расстелены две огромные салфетки из грубого белого льна. На одном из стульев лежит клубок небесно-голубых ниток и две длинные серые спицы с расплющенными шариками на концах. Когда солнце переваливается через центр неба и клонится к закату, сюда приходят двое: старик и старуха. На старике бывшая когда-то синей рубашка и серые брюки, волосы его серебрятся, как и короткие кудри его спутницы, чьи руки, унизанные браслетами, а пальцы - тонкими серебряными кольцами, ловко перебирают небесно-голубые нити и позвякивают спицами. Оба сидят на своих стульях и молча улыбаются, глядя, как опадают лепестки цветов с двух деревьев и потихоньку исчезает за горизонтом солнце, а над головами загораются первые яркие звёзды. Здесь, на окраине мира звёзды самые яркие, самые чистые и видно, как кружится потихоньку небосвод над суетным миром. Ветви деревьев уже склоняются под тяжестью плодов-фонариков, и старик через некоторое время после захода солнца встаёт и по одному срывает плоды, складывая их на стол, а затем берёт их в охапку и относит к дому, но один плод обязательно оставляет на столе. Старая женщина изредка отрывается от своего вязания, отщипывает маленькие кусочки-нити от плода и ввязывает их в полотно. Когда старик уходит вешать на дом фонарики, на третий стул запрыгивает большой пушистый серебристый кот, таинственно улыбается, глядя на вязание, мурлычет и смотрит, как восходит луна, чтобы потом забраться на одно из деревьев и утонуть в вечном океане моря. За пять или шесть часов до рассвета, когда нитки почти кончились, а вязаное полотно стало почти невесомым, словно облако и начало приподниматься над землёй, становиться прозрачнее и таинственно мерцать в предрассветной ночной тишине, старик возвращается к столу. В руках у него толстая старая тетрадь, такая старая, что листы уже пожелтели и кончики страниц пообтрепались. Старик записывает туда карандашом стихи - самые лучшие, самые чистые и самые тихие в мире стихи, которые можно написать только в это время. Потом он закрывает тетрадь и идёт в дом, кладёт тетрадку под подушку и ложится спать. Старая женщина заканчивает вязание и делает последние поспешные петли, нитка обрывается в её руках и сама она чуть привстаёт, а небесно-голубое мерцающее холодным воздухом полотно уже воспаряет, мчится навстречу предрассветным облакам, закрывает собой звёздный небосвод и озаряет край горизонта, откуда должно вот-вот выглянуть любопытное солнце. Она откладывает спицы, одним глотком допивает остывший чай, смахивает крошки со стола и идёт в дом. Под подушкой тихо перешёптывается разными голосами тетрадь, рассказывая самые лучшие, самые чистые и самые волшебные истории...