В джунглях Южной Америки, где лианы сплетаются в потайные врата, а влажный воздух звенит от жизни, обитает странный и дерзкий охотник — лесной сокол. Его называют смеющимся, и не зря: в час, когда сумерки разливаются по кронам, он вместе с подругой заливается хриплым хохотом, похожим то ли на крик человека, то ли на издевку лесного духа. «Ха-ха-ха», — звучит в чащобе, и путник, забывший, где кончается тропа, может поклясться, что рядом — нечистая сила.
Эти пернатые акробаты не только летают — они бегают по ветвям, прыгают, шныряют, будто хвостатые обезьяны. На земле тоже не теряются: змеи, ящерицы, да всякая мелкая братия — всё им по клюву. А если жертва ядовита — сначала будет обезглавлена, а уж потом донесена в гнездо, как трофей.
Гнездятся смеющиеся соколы, как старые затворники — в укромных дуплах, в расщелинах скал. Яйцо, как правило, одно, но за то — под грохот хохота, будто отголосок древнего шаманского ритуала.
В другом мире — не в лесу, а на открытых просторах — живут их родичи, каракары. Это не благородные охотники, а скорее сельские падальщики, бродяги пампасов и побережий. Их пища — всё, что можно поднять с земли: мертвечина, черви, жуки, мелкие птахи.
Каранчо, величавый и мрачный, будто граф с грифовым лицом — черный плащ, белая грудь, алое голое «лицо». Он шагами осматривает владения от юга США до самой Патагонии. Чуть менее заметный чиманго, как скромный провинциал, крутится поближе к стадам и пашням. Он выискивает червяков за плугом, охотится на клещей прямо со спин коров и охотно пользуется гостеприимством других — в его гнезде порой можно найти яйца кукушки-утки.
Каракары гор предпочитают высоту Анд, а те, что любят леса, затаились в бразильской сельве. Всего грифовых соколов — девять видов, и каждый — с повадками, привычками и голосом. Один, с огненным горлом, вопит в зарослях: «какао-ка-ка-ка-ка-какао!». Он храбр: его не остановит и гнездо чёрных ос. Повиснув вниз головой, он залезает прямо в их дом, терпит укусы, но не отступает — потому что внутри личинки, сытный и опасный деликатес.
А есть и иные — миниатюрные властелины.
Карликовые соколы — хищники с кулак, от 14 до 23 сантиметров, но духом не уступают орлам. Один из них, аргентинский, зван королём птиц, с лёгкостью берёт добычу больше себя. В Индии мелких хищников звали мути, что значит «горсть» — их буквально держали в руке, чтобы бросить на перепёлку.
Живут такие крохи по всему свету: в Южной Америке, Африке, на островах Азии. Предпочитают просторы, но гнездятся, как древние духи леса, в дуплах деревьев. Быстро, точно и безжалостно — как молния.
Если же возводить всех соколов по рангу и росту, первенец среди них — кречет, могучий тундровый воин, чья белая перья когда-то украшали руки князей-соколятников. За ним — балобан, степной охотник. Следом — сапсан, чья грудь широкая, а глаза обведены тёмными «усами». Он — убийца воздуха, поражающий жертву когтями с высоты, в падении — будто стрела судьбы. Его охота — балет разрушения.
Сапсан не знает границ: гнездится от Аляски до Австралии. На зиму мигрирует за тысячи километров — в Южную Африку, на Цейлон, в Бразилию. А его сородич — кобчик — ничем не уступает в тяге к путешествиям: он из Сибири летит зимовать туда же, в Африку, где уничтожает саранчу.
Другие соколы, вроде пустельги, не столь аристократичны. Их зовут «трястушками» — за манеру зависать в воздухе, будто дрон. Они — мышеловы, почти всё меню составляют полёвки и землеройки. Некоторые, как дербники, и вовсе гнездятся в норах, истребляя мелочь с земли.
Особое место в соколиной летописи занимает алет, или сокол Элеоноры, названный в честь сардинской княгини, повелевшей защищать хищных птиц в XIV веке. Эти гордые охотники обитают колониями на скалах Средиземноморья. Яйца откладывают в августе — ровно к началу великого перелёта певчих птиц. И вот тогда, поутру, самцы взмывают в небо, образуя невидимую сеть: километр в ширину, километр в высоту. Попав в неё, гибнут славки, соловьи, пеночки — более шестидесяти видов. За два месяца охоты алеты уносят 1 250 000 жизней — чтобы накормить птенцов.
Но и их коснулась человеческая рука. Законы Элеоноры забыты. Рыбаки опустошают гнёзда, птенцов — на сковороду. Лето заканчивается смертью.
…Таковы они, соколы — от могучих до карликов, от смеющихся до безмолвных. Они не строят гнёзд — предпочитают чужие. Они не прощают промедления — их атака внезапна и стремительна. В них — сила хищного неба, древняя память степей, гор и облаков.
Сокол — не просто птица. Он — стрела, выпущенная временем.
