Андрей Коваль

Предуведомление проницательному читателю

         Этюд, предлагаемый вниманию проницательного читателя, родился из одного сна, а сны, как известно, отличаются полной безответственностью — как всякой иной, так и, ясное дело, нравственной. К чему далеко ходить за примерами? Взять хотя бы самого автора предлежащего сочинения: будучи хюпар[1] человеком достаточно законопослушным, онар[2] я как-то раз, в обстановке вполне библиотечной, без малейших угрызений совести заколол парашютным ножом (sapienti sat!) восемнадцать человек подряд. Просто-таки переходил от стола к столу (или, точнее, от одного места к другому, поскольку стол был очень длииииннннным) и буквально вырывал у преднамеченных мною жертв какие-то газеты или вырезки из оных. Отъяв, вонзал булат либо в подъяремную вену, либо куда-то к ней поблизости. Кипу изъятых газет или вырезок за макулатуру выдать пытался; но, разумеется, тут же охране попался. После чего и проснулся. В холодном, разумеется, поту.

         Так что прошу не судить строго.

Сон

         Это была, дорогой читатель, одна из тех окраинных станций метро, каких преполнёхонько на любой ветке, в каждом из двух её концов. На одном из двух выходов, незначительно отличающихся друг от друга лишь степенью удалённости от храма Покрова-на-Рву, на ступеньках лестницы, выводящей в серый, промозглый февральский будень, стоял Ваш покорный слуга, уткнувшись в книгу и не замечая окружающего.

         Вдруг раздалась реплика:

         — А Вы, я вижу, приятно выпили?

         Отпираться было бесполезно, поэтому я полуутвердительно помотал головой и вымученно улыбнулся:

         — En peu[3].

         Это было неожиданностью для нас обоих.

         — Что у Вас? Можно взглянуть?

         Такая формулировка живо напомнила мне одну безумную грамматику немецкого языка «для П. Фукса», изданную в Одессе в начале прошлого века[4]. Среди бесчисленных перлов, рассыпанных по этой, в общем-то, небольшой книжечке, был и такой: вопрос «Was haben Sie?» рекомендовалось переводить именно так — «Что у васъ?». Для перевода на немецкiй языкъ там предлагались фразы вроде:

— Что у Васъ? (Was haben Sie?)

— У меня холстяные мѣшки купцовъ.

— А нѣтъ ли у Васъ хорошихъ кораблей англичанъ?

— Нѣтъ, у меня (ich habe) только двухдюймовые гвозди плотниковъ.

Ухмыльнувшись, я протянул ему книгу.

         — Да так, типа переделка «Мёртвых душ». Римэйк.

         — А-а, — пробурчал он, раскрывая книгу на середине и грозно вперясь взглядом в страницу.

         — Там ещё эссе какое-то дурацкое, — съябедничал я. — В конце. Что называется, вполне в духе времени. Чичиков, оказывается, мастер чань, он там коанами изъясняется — и прочая. По сути, что-то вроде апологии. Но раньше, кажется, две только апологии было, да и то одного Плюшкина[5]; а тут вот он — ну, автор то есть — всех решил оправдать, всех героев. В этом, надо полагать, и заключается новизна. Прямо Ориген. Апокатастасис тон холон[6]. И собаки тебе танцуют. Хотя чего уж тут такого особенно нового? Да к тому же оно и не закончено — эссе то есть.

         — Ну, положим, законченными в наше время одни подлецы бывают. Да ещё идиоты.

         Афоризм мне понравился, и я не сумел сдержать одобрительного хмыканья.