Курсы словесников.
И снова Пушкин.
Пришли новые времена, и, казалось, уже ничто не мешало говорить о нём без идеологических подпорок.
Борец с крепостничеством?!
Едва ли…
Юношеский протест против «ужасов рабства тощего» («Деревня») - со временем остыл…
В 1836 году Александр Сергеевич решительно осудит «злопыхателя» Радищева и его «Путешествие из Петербурга в Москву»…
«Путешествие в Москву, причина его несчастья и славы, есть, как мы уже сказали, очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге. Сетование на несчастное состояние народа, на насилия вельмож и проч., преувеличены и пошлы...
Он как будто старается раздражить верховную власть своим горьким злоречием; не лучше ли было указать на благо, которое она в состоянии сотворить?...
... Проступок его всегда казался нам преступлением, ничем не извиняемым».
( Пушкин А. С. Александр Радищев. Полн. Собр. Соч., т.7, стр. 358-359).
Пушкин уверяет, что в России крестьянские повинности вообще не тягостны» ( «подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен...)
...« Взгляните на русского крестьянина; есть ли тень рабского унижения в его поступи и речи?...
«Судьба крестьянина улучшается со дня на день по мере распространения просвещения... Благосостояние крестьян тесно связано с благососотянием помещиков: это очевидно для всякого» (Пушкин А.С. Путешестввие из Москвы в Петербург. Там же. Стр. 291).
Русские демократы всполошилсь...
Блистательный критик Писарев был, пожалуй, первым, кто «уличил» Пушкина в том, что в «Евгении Онегине» тот проглядел такое страшное зло, как крепостничество, не пожелал «бунтовать» против позора России.
С этой вот «ошибкой» Пушкина, с его «промашкой» за годы всего своего существования яростно сражалась советская школа. И надо сказать преуспела. Миф о Пушкине, борце против крепостного права, нет-нет да всплывает и сегодня.
А начал эту кампанию ещё Валерий Брюсов, замечательный русский поэт.
В 1922 году ему уже явно было не до «чистого искусства» и
символизма – очень хотелось в угоду советской власти «реабилитировать» оболганного Писаревым Пушкина.
Аргументы Брюсова, конечно же, анекдотичны: милейшая помещица Ларина из «Онегина», которая «била, осердясь, служанок», ключница из того же «Онегина», которая не может говорить о барине иначе, как в выражениях чуть ли не благоговейных», «крестьянская дева, что прядёт при лучине, в то время, как зал в доме Лариных для танцев был освещён не лучинами», «пастух, поющий про волжских рыбарей, т.е. – в своей убогой доле вспоминает вольницу Стеньки Разина...
Странно всё это. О какой ненависти Пушкина к крепостничеству можно вести речь, если он сам, будучи помещиком, обращался порой со своими крепостными так, как требовала его личная выгода: «Заложил я моих 200 душ, взял 38.000» ( письмо П.А. Плетнёву, 16 февраля 1831 ).
«Я имею 220 душ в Нижегородской губернии, из коих 200 заложены в 40.000. По распоряжению отца моего, пожаловавшего мне сие имение, я не имею права продавать их при его жизни, хотя и могу закладывать как в казну, так и в частные руки» ( письмо Е.Ф Каверину, 6 ноября, 1836).
- Если мы уважаем Пушкина, - говорил я своим «курсантам», - негоже , извращать его взгляд на существующий «порядок вещей»..
Аудитория гомонила. Учителя психологически были не готовы принять ТАКОГО Пушкина. Не желали погружаться в реалии его жизни.
Что же касается писем поэта, его обширной публицистики, то этот «внепрограммный материал» большинство из них и в глаза не видели. А после моих лекций и не хотели видеть.
Пушкин их школьных и университетских лет оставался незыблем…