Лежу я в ГКБ Блохина. Совсем лежу. Со мной в палате ещё четверо таких же или почти таких. Все тяжкие, лежачие. Трое даже сесть не могут. А одна дама, по счастью, ходячая. В такой палате человек бесценный, ибо сестры, как всегда, не успевают. Но за все удовольствия надо платить: ходячая дама (лет 60 на вид) оказалась воцерковленной. Она совала мне в руки журнальчик с евангельскими историями. Руки мои держали плохо, лежала я только на спине, журнальчик все время выпадывал, заваливался под кровать. Но дама была упорной. Потом, вняв моим мольбам, журнальчик забрала. Вот, думаю, грубить ей и сил-то нет, а и найду - отвезут меня на каталке в тюрьму. За оскорбление чувств верующих.
Потом этой даме пришла в голову светлая мысль: нас надо соборовать! Как раз кстати на территории клинического городка была часовня. С настоящим, живым батюшкой. Тетка собрала с нас денюжку и ринулась в крестовый поход на часовню. Лежу себе, думаю: ведь меня ни разу ещё не соборовали, жутко интересно. Вот так помрешь и не узнаешь, как это оно - собороваться. Обидно выйдет. Нехай соборует. И тетке оздоровительная радость, и попу денюжка, и я не разорюсь, а обрящу экспириенс, прежде чем загнуться окончательно.
Но здесь не будет пока хеппиэнда. То ли батюшка захворал, то ли ещё чего, но свидание не состоялось. Священнослужитель до нашей богоспасаемой палаты так и не дошел. Тетка деньги нам вернула и благополучно выписалась. А нам, несоборованным, предстоял ещё долгий путь.