И если в прошлый раз Бодиам разделил мир на дневной свет и ночную темноту, то в этот раз движущей силой были перепады от желто-солнечной жары до бело-инейного холода.
Тепло
...и радостно было уже всю последнюю неделю, которая, несмотря на пропитанность нарастающей угрозой экзаменов, светилась долгожданным Бодиамом, открывающимся в пятницу. В ту самую пятницу я упорно промолчала весь семинар, отдаляясь насколько возможно от салонности и линеарности Энгра, чтобы через час уже отправиться на святое святых - Бодиам. Асфальт на улице Стренд тем временем согрелся, став мягко-серого цвета, а Национальная галерея смотрелась совсем белесо-выгоревшей под лучами разогревающегося солнца.
На поезде из Лондона я только и езжу, что на Бодиам, так что мост Роберта (Robertsbridge) для меня теперь родное, узнаваемое по пустой платформе и заброшенному сарайчику место. В поезде я сквозь напряженность последних страниц "Каменного моста" Терехова разглядывала скучные и упорядоченные лица возвращающихся на выходные домой англичан, взором отдыхая лишь на типичных, живых и любопытных школьниках в теплой зеленой форме и идиотских шапочках, которые они снимают, как только выходят за пределы видимости педагогов и родителей.
Какой теплотой и ненапряжностью пропитана готовность моих друзей приехать забрать меня со станции. Поджидая их, я всматривалась в каждую из редко проезжающих машин, глупо-искренне улыбаясь какому-то мальчику с огромным рюкзаком, которого вскоре забрала на машине соскучившаяся мама. Одуванчики и редкие лютикоподобные создания на тонких ножках обещали вновь придать Бодиаму жизнеутверждающую желтую окраску, не столько ассоциирующуюся с сумасшествием, сколько с бесшабашностью, которой Бодиаму и не занимать, при всей его умиротворяющей элегичности. Потом вроде бы становилось прохладнее, вечерело, но было столько долгожданных встреч, первых, размашистых вопросов-ответов, что еще долго не одевала в рюкзак запрятанную кофту.
А потом мы сами взялись сохранять тепло. Еще только расставляли палатки первые прибывшие, а мы с удивительным и светлым Анваром взялись разводить костер. Смесь ответственности в выборе места, умелости и опытности Анвара, заставившего костер разгореться с одной спички, приноса дров и выбора чурбанов и бревен для будущих зрительных мест. Было что-то грустно-эсхатологическое в сознании того, что этот самый костер, который мы впустили в мир, проживет беспрерывно всего три дня, чтобы потом быть потушенным или оставленным нами же, его создателями.
В поисках подходящего бревна для первого укострового ряда, мы с Анваром пошли параллельно заброшенным железнодорожным путям по классической, немецко-романтической аллее из высоких раззеленевшихся уже деревьев, освещенных оранжевым, предзакатным солнцем. По пути приметив хилую тарзанку, мы дошли до символически ограничительного заборчика, за которым необработанное, но и не заброшенное поле и кусок свежей железной дороги, прихорошившейся столь же свежим, румяным крупным гравием. А заброшенный состав, когда-то оставленный здесь то ли из жалости, то ли из-за хлопотности его умерщвления, здесь заканчивался свободным от зеленого брезентового покрывала, открытым вагоном. Естественно, мы залезли. Мы шли по дырявому от ветхости полу, среди дверей с надписью first class", скопления болтов и гаек, рассыпающихся на ржавую пыльцу, если их взять в руки. Было ощущение, что ты в фильме. Наверное, потому что фильм как никакое другое изобретение приблизил человечество к мечте путешествия в прошлое. Мне, естественно, представлялось как проходил, проверяя билеты, по этому когда-то прочному полу контроллер, как у этого выбитого окна скучала ,томно и небрежно следя за мелькающим в окне пейзажем молодая девушка, непременно в шляпке, и непременно в сапожках со шнуровкой и на низеньком каблучке. И пусть потом этот паровоз стал достопримечательностью Бодиама, а мы с Анваром как знатоки водили туда новоприбывших, чтобы те растаскивали болты и шурупы на сувениры, мы оставались его первооткрывателями, нам в тот первый вечер светило уже заходящее, прохладное солнце, а взяли мы оттуда лишь бревно, на котором потом могли бы сидеть укостровые люди. Другое дело, что его мы так и не использовали по назначению, ибо из него начали разбегаться муравьи, которых не сдающийся Анвар еще пытался выкурить костровым дымом.
Холодно
Заслуженно и своевременно стемнело, зарождающеся-бледный при дневном свете костер стал привычно рыжим и функционально-освещающим. Так начиналась пятничная ночь, самая уютная, самая изысканная и преданная по своему составу и самая ностальгическая, когда по прошествии целого года звучат, по большому счету, те же самые песни, исполняемые теми же самыми голосами. Гитара по кругу, время от времени ужимки про то, что еще недостаточно выпил, чтобы спеть. Галкин наконец-то спел лучшее из своего репертуара, мы отрепетировано дружны были,когда исполняли "Блондинку Нину"; была традиционная Бричмула, на загляденье много было Саснна с наилюбимейшим мною репертуаром. И так до утра, до часов шести, когда уже над головой Петра взошло спелое, готовое выплеснуться за ободок окружности солнце огненно-розового цвета. После фото-сессии Пети с солнцем над головой, все разбрелись по своим палаткам, а я по традиции собирала мусор, стараясь тише звенеть пустыми бутылками и охраняла скромно горящий костер.
Пишу дети, подразумеваю тепло
С ними никогда не холодно, и так быстро согреваются окоченевшие руки. Их было много, они то собирались большой ватагой, то разбредались парами, то, надув губки, брели в одиночестве - впрочем, недолго. Была тарзанка, они облазили паровоз, забираясь в вагоны, которые нам казались недоступными, спасали невероятные мячи во время игры в волейбол в кружочке. Они как всегда первыми просыпались и не давали мне в одиночестве ждать пока отоспятся мои старшие друзья.
Жарко
Волейбол согревал, так что постепенно снимался первый свитер, второй, а под конец все уже играли в майках с короткими рукавами. Конечно, играть со всеми этими сильными, мощными, знающими и умеющими мужчинами мне было страшно и лестно, но еще один год занятий явно улучшил мои навыки. Все же самое главное в волейболе - это люди. Именно поэтому я так полюбила в свое время именно эту игру: здесь есть время перезнакомиться с командой, надо знать их имена; пока следующий идет на подачу можно перекинуться парой колких шуточек или прокомментировать только что спасенный мяч. Тоненькая, натянутая прямоугольником веревочка превращала огороженное поле в место, где дружились, знакомились, травмировались, согревались и смеялись, очень много смеялись. Разве игра в полутьме и даже попытка осветить поле фарами не есть лучшее доказательство того, как хорошо, как азартно нам было?
Теплее
Народ все съезжался, новые имена перемешивались с новыми лицами, редко складываясь в правильные комбинации. Особенно звучат песни при дневном свете, они словно замедляются и со своей медлительностью звучат как-то торжественно, весомо и значительно. Наверное, больше напоминая концерт, будучи на виду, заботясь о том, как она смотрится со стороны. Смеялись,как всегда без продыха, веселя себя, других и время. Несмотря на то что мы никуда не поехали, день чувствовался насыщенным и разнообразным, с нескрываемым восторгом можно было встречать приезжающих дорогих один-раз-в-год-встречаемых, но настоящих друзей.
Вторая ночь была другая, хотя песни, мешаясь и дополняясь, повторяли первую ночь. Со мной рядом сидел мой новый волейбольный друг, человек с очень добрыми голубыми глазами и умиротворяющим голосом. Было много новых исполнителей, был фееричный Паганини, подыгрывающий на скрипке Мурку. Была моя самая любимая у Пети "Я прожил горестную жизнь", был волшебный дядя, который появился в своей шляпе и очках с двумя в них отсвечивающими прыгающими отражениями костра, спел две веселые песни, добро улыбался и ушел в ту же темноту, из которой вышел.
Холоднее
Видимо, было уже совсем поздно, я не заметила как продырявился околокостровый круг. В уже собравшемся светать ясном воздухе закапало-заморосило холодными дождинками. Бесшумные, они тем не менее заглушили последние песни, все почти разошлись по кострам, и лишь мы, человек пять шесть еще долго сидели, пели, забывали слова, докуривали, договаривали. Дождик за нашу стойкость перестал капать, мне очень нравилось такое завершение вечера, среди этих новых, никогда еще мною не виденных и неслышанных людей, которые благодаря костру, усмиренному дождю и уже отработано светавшему небу навсегда перестали быть друг другу чужими. Привычная уборка, холодные от мокроты руки, серое-серое небо и спящий по давней традиции у костра в коконе спальника Кайндоф. Так заканчивалась вторая ночь.
Жарко
Те, кто проснулся поздно и разумно рано лег спать, не поверили бы нашим рассказам, что ночью моросил дождь и рассвет был невидим за серой затянотостью неба. Очень скоро распогодилось и солнце уже не прятало своих иногда слишком назойливых, в глаза светящих лучей. В этот раз я впервые попала-таки в замок Бодиам, где водится много туристов, огромных рыб и где я набрала стройный, высокий букет околоводных, ивисто-свесивших свои продолговатые головки сухоцветов. Забавно, что когда в какой-то момент все мои друзья разошлись спать, а я продолжала свои упрямые бессоннья, мне все как-то некуда было себя девать и приходилось напускать томный и скучающий вид - опасная зависимость, от которой я не хочу избавляться. Весь вечер был волейбольный.
Морозно
Я не собиралась оставаться на третью ночь, но увлеклась волейболом, ехать на станцию было уже темно, так что я решила остаться в ущерб подготовке к устному экзамену по китайскому. Забавная была ночь, вся в полусне; зыбкость сна отпускала лишь тогда, когда слышалась знакомая песня, тем более что так щедро много пел Петя. Холод был какой-то несусветный, так что руки нескрываемо тряслись, а когда рассвело, вся трава поседела и даже как-то полегла от густого инея. Как говорил потом кто-то из пап: "У меня даже дети инеем покрылись"! Самыми умными оказалась наша четверка, оставшаяся ночевать у костра. Мы с одном девушкой устроились напротив в раскладных стульях, а двое других улеглись в спальниках по методе Кайндофа.
Тепло
И опять солнце, опять мы завариваем всем просыпающимся чай, подливая воды в накренившийся, но прочно расположившийся между двумя обуглившимися поленьями котелок. Словно пароль, каждый произносит прочувствованное "Эх, хорошо", подходя к костру и с довольным кряхтением усаживаясь у последний день горящего костра. Очень много души, светлого сожаления о заканчивающемся отдыхе, сознание богатства приобретенных воспоминаний и набора новых друзей и добрых глаз.
Не пойму, то ли тепло, то ли холодно
Обратная дорога, с пересадками из-за ремонтных работ на путях. Сильно обтрепавшийся букет сухоцветов торчит из рюкзака и пропитанные костром волосы неприлично лохматы. Уже на следующий день я ехала в автобусе в черной юбке и лаковых туфлях, повторяя лекции по Майолю и Ренуару, так что только слезающая кожа на обгоревшем носу выдавала не за книгами проведенные выходные. Спасибо тебе Бодиам, ты вновь не подвел. Ну, а через год, так через год - буду ждать!
[526x350]
[526x350]
[576x384]