Лучшая часть жизни праведного человека — это его небольшие, безымянные и всеми позабытые поступки, вызванные любовью и добротой.
Уильям Вордсворт.

Едва начав делиться впечатлениями от Кейт Аткинсон, которая стала открытием моей книжной осени-2022, я слышала: "А про семью Тодд, члены которой живут вечно, вы еще не читали?" И поневоле представляла кого-то, вроде Калленов из "Сумерек". К мистике, эзотерике и всякому в таком роде не тянуло настолько, что даже обаяние Аткинсон не могло пересилить нежелания - знаете, бывает, когда переешь самого любимого своего блюда и глаза бы уже на него не смотрели. Но роман оказался совершенно не таким, какого я ожидала и думаю, что к лучшему.

То есть, первая книга Дилогии Тоддов "Жизнь после жизни", хотя на самом деле и не о каких-то вечноживущих, но в ней писательница обращается к некоторому подобию экспериментальной формы со множеством вариантов жизни Урсулы Тодд. Вторая, "Боги среди людей" - совершенно традиционный роман без намека на такого рода изыски. Младший братишка Урсулы Тедди, любимец семьи, который в годы Второй Мировой становится пилотом бомбардировщика и погибает в 1944 в большинстве вариантов развития событий первой книги, во второй чудом спасается, попадает в лагерь для военнопленных и после войны возвращается к мирной жизни.

Тэдди был славным мальчишкой, вырос в славного парня и хорошего человека. Умного. достойного, порядочного. Его Нэнси была подругой детства, вместе росли, полюбили друг друга, после войны и его возвращения из плена поженились, начали выстраивать совместную жизнь. Нэнси была из тех, кто побеждает в математических олимпиадах, а во время войны ее мобилизовали по ведомству шифровки-дешифровки ("Криптономикон", Радуга гравитации", "Код Энигма" и вот это вот все).

Раннюю смерть от мозговой опухоли можно расценивать как злую насмешку судьбы. Еще более злая - Виола. Почему у двух умных милых порядочных самоотверженных людей рождается вечно всем недовольная эгоистка дочь и больше детей не дает бог - поди разбери. Почему воспитанная отцом, который после смерти мамы так и не женился, посвятил себя заботам о ней, растил в любви, внимании и понимании - почему такая мерзавка? Ни ума, ни сердца, читала с детства много, да все не в прок, в колледже связалась с богемным прохиндеем Домиником, как-бы художником.

Даром, что из аристократической даже семьи, этот ее суженый с нулевым уровнем ответственности и интеллекта, последние крохи которого продолбал близким знакомством с веществами, таскает их с детьми по сквотам и коммунам хиппи, и хрен бы с ними, если бы губили только себя, но Виола успела родить мальчика Санни и девочку Берти. Дети бывают счастливы только с дедом, Тед старается забирать их как можно чаще и надолго, но закон и общественное мнение на стороне родителей и поразительно, каким множеством способом они могут навредить своим детям.

Эпизоды долгой жизни Теда, а проживет он без малого век, перемежаются рассказами о Виоле, Санни и Берти и множеством фрагментов военного времени, в которых "наших бравых парней" куда меньше, чем смертей, взрывов, горящих самолетов, хрупкости человеческой жизни и неизбывного ужаса.

Просто хорошая книга о сложном хорошем человеке, который оставался порядочным и делал правильные вещи в абсурдные времена.

В том лесу белесоватые стволы
Выступали неожиданно из мглы,
Из земли за корнем корень выходи,
Словно пальцы обитателей могил.
Гумилев.

Яна Летт создает удивительной плотности картину мира, где сложность интриги и уровень эмоциональной вовлеченности заставляют вспомнить ваши детские переживания за мушкетеров, гардемаринов или Гарри Поттера — смотря к какому поколению вы принадлежите, и книги братьев Стругацких — это для всех. В симфонии "Препараторов" партии отдельных инструментов: ястреба Строма, трех новичков, наследницы правящего дома Кьертании - сплетаются в удивительную, хотя порой атональную гармонию. Упоительно непростое чтение, в самый раз для долгих выходных

723 года назад в земли некогда изобильной Кьертании пришла Стужа. Никто толком не знает, и уж точно не может теперь объяснить, что послужило причиной, но города и селения страны стали бастионами против холода, приближающегося к абсолютному нулю. Бастионами, жизнь в которых продолжается, благодаря ежедневному подвигу Препараторов. Холод обитаем, на населяющих его тварей, в чем-то похожих на привычных земных, но большей частью бесконечно иных, можно охотиться. Не ради привычных мяса или шкур, любой добытый в Стуже зверь Шредингера становится ценнейшим источником разнообразных благ. Одни вытяжки из внутренностей освещают и обогревают целые города, другие на порядок повышают урожайность, третьи трансплантационный материал с идеальным приживлением. А есть еще живые механизмы, которые ездят, строят, летают.

Почему Шредингера? Потому что, даже будучи разъятыми на части, создания Стужи остаются живыми и смертельно опасными. Тех, кто добывает - Ястребы с Охотниками, производит эликсиры - Кропари и создает живые механизмы - Механикеры зовут общим словом Препараторы. Дар их редок, а жизнь часто бывает недолгой, но слава, почет и богатство служат некоторым утешением. Когда в крохотном заштатном Ильморе испытания выявляют трех потенциальных препараторов, это немыслимая удача для страны. Двух девушек и парня ждет столица с учебой в Гнезде.

"Препараторы. Зов ястреба" первая книга нового цикла и про себя я уже совершенно точно знаю. что продолжения не пропущу. Когда появляется книга, способная возвратить подростковую яркость восприятия - это дар, пренебрегать которым не стоит.

Небольшая стайка ос или пчел вполне может зажалить до смерти любое, сколь угодно крупное, живое существо. Россия с самого начала была живой, а не големом, слепленным из глины и крови, и поэтому оказалась уязвимой.

Особое свойство прозы Александра Соболева зачаровывать в процессе чтения, погружая в состояние отчасти эйфорическое, имеет оборотную сторону - прекратив, переживаешь почти неизбежную абстиненцию. Так уж мы, люди, устроены, вынужденные платить за все хорошее, чем дарит судьба. Именно потому для себя я уже с десяток лет назад наметила, что стану по кругу читать путевые заметки и рассказы о малоизвестных поэтах Серебряного века от Луки из Лейдена (lucas_v_leyden - ник автора в ЖЖ) в умудренной и закаленной старости.

А если серьезно, то да, его невозможно не любить и он один из очень немногих в пространстве всеобщей грамотности, кто владеет языком на уровне, заставляющем усомниться в совершенной земнородности этого дара. Может потому так органично ложится на восприятие идея "записок ангела" и никому из рецензентов, а пишут о Соболеве традиционно много и все люди достойные - никому не приходит идея усомниться, помянув любимого критиками ненадежного рассказчика. Но по порядку.

В основе сюжета прием найденной рукописи - хочется сказать "рукопись, найденная в бутылке", но в одном ученом сообществе все того же ЖЖ мне всякий раз за это пеняют, указывая на физическую невозможность поместить сколько-нибудь значительного объема текст в какую угодно крупную бутылку, потому мы с Эдгаром нашим По, всхлипнув, про бутылку ничего не скажем, а скажем вовсе про антикварную лавочку в Вене, где герой, прибывший на филологический симпозиум и манкировавший банкетом, предпочтя ему одинокую прогулку по городу, неожиданно натыкается на стопку тетрадей, исписанных по-русски каллиграфическим почерком с дореформенными ерами и ятями.

Содержание не оставляет сомнений в том, что написаны они ангелом, Не тем, что по небу полуночи летел и тихую песню пел, и не Огненным как у Брюсова, и не вестником, как Гавриил, а вовсе даже рядовым ангелом-хранителем, который, если верить фольклору, стоит у каждого из нас за правым плечом, в то время, как за левым - приставленный ко всякому персональный бес. Только в случае Серафимы Ильиничны невидимость и бесплотность дала сбой. Она не знает, почему и зачем, и в целом не озабочена метафизикой. Она знает лишь свою цель - охранять жизнь единственного человеческого существа, данного под опеку.

Божьей волей для нее это младенец Анастасия, Стейси - как эмансипированная и склонная к эпатажу мать зовет девочку. Дочь гимназического учителя из провинциальной Вологды. Никакой скудности и убожества, оба родителя унаследовали приличный капитал и вполне могли бы жить как рантье, работа Льва Львовича скорее волонтерство. Как бы там ни было, а Серафиме, благоприятным стечением обстоятельств, удается не только сделаться крестной матерью своей подопечной, но и поселиться от нее в непосредственной близости, став неизменной участницей жизни семьи.

Спокойный размеренный обывательский быт, со вкусной едой на отменно сервированном столе, с умными разговорами, среди которых тема борьбы за счастье народное если и всплывает, то усмиряема бывает хозяйским: "а не заказать ли нам завтра Жанне Робертовне селянку?" На дворе, тем временем, 1917. Каждый читал про Революцию и Гражданскую, много на эту тему написано хорошего и разного, от "Хождения по мукам" и "Доктора Живаго" до "Высокой крови" Самсонова, "Тень за правым плечом" - это такой, если и не ангельский, то наверняка уж не вполне человеческий взгляд на события, в котором "ничто не предвещало" и "все говорило за то, что"; "никому, кроме Шленских с Быченковыми и человеческого отребья не на радость" и "но по большому счету все это не имеет значения, была бы Стейси жива-здорова".

У того, кто прочтет этот мой текст, может сложиться, что книга едва ли не блоковское: "Предатели! Погибла Россия", что неверно. Здесь столько и о стольких немыслимо интересных вещах. Чего стоит история с поддельными манускриптами и письмами-найденными-в-бутылке батюшки о.Максима. А как немыслимо хороша болотная робинзонада доктора Айболита Веласкеса. А как уместен и не чрезмерен мистический элемент.

Роман можно бесконечно разбирать на составляющие, любуясь красотой и соразмерностью всякого элемента и эталонным качеством скрепляющих слов, но не менее важно сказать о цельном здании, которое, сколько поняла, неочевидно большинству читателей. Смотрите, здесь просто. Это история отставленного ангела. Берегини, от которой отказались, и какова бы ни была причина, все, что после - это без. И речь не только и не столько о девочке Стейси, которую мать с

Тут, в Дагестане, больше ценятся дела, чем слова, но мы ведь прекрасно понимаем, что иногда слово - самое, что ни на есть дело.

Да, у того, кто умеет правильно складывать слова, они становятся делом, Ислам Ханипаев умеет, убеждая в этом уже в третий раз за год. На самом деле финалистом премии Лицей молодой дагестанский прозаик стал еще в 2021 году, тогда же его дебютная повесть "Типа я" была номинирована на премию НОС. Мы обычно не бросаемся читать все и сразу из премиальных списков, но в нынешнем году история мальчика Артура, который живет в приемной семье и ищет отца, номинирована на все главные литературные премии и взяла приз читательских симпатий "Ясной поляны". А летом в Альпине вышел второй роман, жестокий и горький горский детектив "Холодные глаза", и вот автор уже не "один из тридцатилетних. который неожиданно хорошо пишет," а "тот самый Ханипаев".

А завершение этого непростого, чего уж там, года принесло под ёлочку новогодний роман про дерево, действие которого начинается аккурат 29 декабря. Нет, дерево не ель, а вовсе даже бук, самый большой и самый старый бук Европы, который растет в центре Махачкалы, у него даже собственное имя есть "Большая суета". Почему так назвали? Спросите что-нибудь полегче. Дерево огромное, невероятной красоты и оно достопримечательность дагестанской столицы, которая особыми красотами похвастаться не может. На высоте двадцати метров на дереве домик, где установлен автомат с напитками и горячими бульонами, а для желающих полюбоваться городом с высоты устроена смотровая площадка.

Все начинается, когда фирма застройщик предъявляет права на территорию, в центре которой растет Большая суета. Права на этот участок могущественная корпорация "Голден Сити" получила еще пятнадцать лет назад, при предшественнике предшественника нынешнего мэра, не то при том. которого посадили, не то при том, которого застрелили. И вот теперь собирается строить бизнес-центр, и плевать ее руководство хотело на старейший бук Европы. На мэра Исая Исаевича с его нежеланием отдавать городскую достопримечательность тоже.

А избушка на дереве, тем временем, становится центром притяжения. Вот туда поднимается бородач Шамиль, следом за ним, хотя независимо от него активистка и феминистка Валерия Занозьева, еще через некоторое время артист местного театра Юсуф Курамагомедов, блогерка из самой Москвы Натали Саншайн и толстенький маленький тренер Муртуз. Юрист-правозащитник, боровшийся против незаконной застройки и ожидающий суда по обвинению ни много, ни мало - в терроризме; женщина, выступающая за права дагестанских женщин; уволенный из театра за пьянство артист; девочка, которая приехала за хайпом и подписчиками; маршрутчик, потерявший и машину, и семью. Есть еще дедушка, который тихо сидит в уголке и время от времени произносит что-то значительное о звездах.

И начнется большая суета. Потому что одно дело спилить дерево вопреки нежелающей "порешать вопрос" городской администрации и совсем другое - дерево, на котором шесть человек, один - одна из которых к тому же ведет прямую трансляцию для тридцати тысяч своих подписчиков в сетях. На самом деле, и уходящий год убедил нас в этом, спилить можно что и кого угодно, хоть бы на том дереве расположились все тридцать пять тысяч подписчиков Натали. Но давайте будем думать, что все происходит в чуть иной реальности, где все мы не так равнодушны и запуганы, общественное мнение что-то значит, а власть вынуждена с ним нехотя считаться.

Об Исламе Ханипаеве говорят как о дагестанском Бакмане и как по мне, ничего в этом обидного нет. Мы так устроены, что ищем соответствий новому в уже знакомом, а бакманова способность создавать соединением простых историй маленьких людей сложные конгломераты, которые больше суммы составляющих и подбирают ключ к каждому сердцу - есть у прозы Ханипаева.

Больше грустная, чем радостная (глупо натужно веселиться, когда причин для этого нет), захватывающе интересная и, парадоксальным образом, обнадеживающая книга о нас. О том, как могло бы быть. если бы не. И может быть еще будет.

Сколь непрочно счастье. Его можно опрокинуть и разбить одним неосторожным жестом.

Громкий дебют Селесты Инг: премия "Книга года" от Амазон, "Выбор читателей Goodreads" и еще с полдюжины менее заметных, но не менее приятных, что уж говорить, если на Либе больше шести сотен рецензий. И по-хорошему начинать знакомство с писательницей надо было бы с этого романа, но мое началось с "И повсюду тлеют пожары", и вот уже почти четыре года прошло. а вспоминается все очень живо, она умеет запускать алмазной остроты крючок в самое средостение читательской души, цепляя за живое.

"Все, чего я не сказала" начнется смертью шестнадцатилетней Лидии Ли, красивой девочки смешанного происхождения, черные прямые волосы отца, большие голубые глаза матери. Папа профессор местного колледжа, мама домохозяйка, Лидия была средним ребенком, но синдром средних не про нее (ну, помните эту теорию: старшие даются тяжело, потому что к моменту их рождения молодые еще не готовы к родительству, младшим достается все самое лучшее, а средние растут обделенными вниманием). Так вот, Лидия, напротив, была любимицей, а внимания в семье ей уделялось столько, что старший брат Нэт и сестренка Ханна порой чувствовали себя невидимками в родном доме.

Обеспеченная образованная семья, родители прогрессивных взглядов. уютный дом у озера. В этом озере девочку и найдут через несколько дней, уже частично поеденную фауной, потому хоронить будут в закрытом гробу. Причина смерти утопление, нет следов борьбы или насилия. Все говорит за то, что она взяла ночью лодку, выплыла на середину озера и шагнула в воду. Лидия не умела плавать. Дальше попытки разобраться в том, что же все-таки произошло с погружениями разной степени глубины в прошлое семьи.

Таким было детство мамы Мерилин, девочки, которая хотела быть не как все. А Таким - папы Джеймса, мальчика, который хотел быть как все. Вот так эти двое встретились, так полюбили друг друга, так поженились, решив. что смогут вдвоем противостоять не одобряющему мезальянсов миру. А так Мерилин сбежала однажды, оставив мужа и малышей-погодков Нэта с Лидией. Нет, не с заезжим донжуаном, а вовсе даже учиться на врача. А вот так вынуждена была вернуться, поняв, что беременна третьим - Ханной и решив, что Лидия воплотит ее золотую мечту - станет врачом. А вот так дети пережили ее непонятное отсутствие и так Лидия решила сделать все, что угодно, лишь бы мама не ушла снова.

Откровенно говоря, такие сопли-на-мармеладе концентрированной self-pity, что шагу нельзя шагнуть, чтобы не поскользнуться. Так получилось, что одновременно с этим романом, я читала "Райский уголок" Нины Стиббе, действие которого разворачивается в то же время в английской глубинке, где китайцы тоже не были самыми распространенными представителями национальных диаспор. И подруга героини крутит роман с Майклом Ю, а героиня влюбляется в него. А парень попутно покоряет сердце еще одной медсестрички из кефирного заведения, где все они работают. Можно, конечно, сказать, что в Америке расизм был лютее, но напомню, что Стиббе. в отличие от Инг, рожденной в восьмидесятом, знала это время не понаслышке. Да и я в советской школе не помню, чтобы мальчик по фамилии Тан-Дзун-Хунь из параллельного класса был объектом травли по национальному признаку, вспоминается вполне себе хулиганистый пацан.

Можно конечно сказать, что в Америке все ровно в те же годы было не так, и что китайские рабочие-кули, после освобождения страны от рабства приняли на себя статус угнетаемой нации, а потому их потомки страдали от дискриминации в целом сильнее. Но думаю дело все-таки в том, что это в большей степени повод поговорить с каждым из читателей на главную для него тему - как трудно ему пришлось в жизни, как многообразно и жестоко мир обижал его и как много в итоге задолжал.

Самоустранившаяся от воспитания мать из того же списка. Майкл Каннингем сделал это в "Часах", (2002) и романисты поняли. что мама-которая-бросила-семью совершенно беспроигрышный вариант, в прошлом году мы так же яростоно сопереживали детям из "Голландского дома" Энн Пэтчетт, от которых мама ушла, чтобы следовать за своим призванием. А началось "Музеем моих тайн" Кейт Аткинсон (1995). Сразу две убойные темы: бедные сиротки и стерва баба. А в глубине. под внешними пластами осуждения и негодования, каждая женщина. прикованная на галере домашнего очага, прикладывает к себе: "а я смогла бы?" и "каким это было бы освобождением".

Неважно. что в романе Инг причина бегства Мерилин скорее абсурдна. Решение завершить таки уже учебу и стать дипломированным специалистом она принимает не сообразуясь не только с собственным долгом в отношении мужа и детей, но с