Лунный луч, словно бритва, скользнул по коже.
Город мертв – он убит леденящим светом.
Говорят, что дома умирают тоже,
Я ничем не могу опровергнуть это.
Разрушаясь, они обретают вечность,
Даже призрак не смеет войти в их двери.
И дома, потерявшие человечность,
Вслед сверкают прохожим глазами Зверя.
И они, как и я, ненавидят город –
Приковавший их к месту бетонный кокон.
Я пытаюсь прогнать нестерпимый голод:
Я считаю квадраты горящих окон.
Наказанье бессонницей для бескрылых –
Это малая толика нашей муки.
Я одна. У меня не хватает силы.
И желанье насытиться сводит руки.
Этой ночью кого-то опять не станет –
Я не выдержу больше, сорвусь в погоню.
Пятна света плывут предо мной в тумане.
Ты бы смог удержать меня, ты бы понял…
Я тебя не смогла одолеть однажды.
Ты меня пощадил и укрыл от солнца.
Ты всегда помогал мне бороться с жаждой,
А теперь я не вижу, за что бороться.
Голод Зверя внутри не могу унять я.
Я молюсь – но от этого только хуже.
Отзовись, я прошу, отведи проклятье!
Ну пожалуйста, ты мне сейчас так нужен…
14.03.14
[644x522]
женщинам который прекрасно знают себе цену желаю 8 марта - еще больше ощущать себя источником любви и наслаждений и жизни ...
искусство о любви должно быть чистым и не замутненным от бизнеса - в данном случае два видео первых - как некий субстрат для содействия такому очищению - Юрий Шевчук (с критикой нашей эстрады - нашего Шоу-Бизнеса и нашей власти - правда это старое 2010 года выступление когда Ходорковского еще не выпустили ...) а потом все будет о любви...
Юрий Шевчук "носители" культуры и "разносчики"
Булат Окуджава Ваше величество Женщина
а молодой гусар в Амалию влюбленный...
женщина любит... любит как мать:
женщина любит жалеть, сострадать,
гладить головку, за ушко хватать,
и за проступки морали читать...
женщина любит... любит как дочь:
чтобы её берегли день и ночь,
чтобы капризы её выполняли,
но не роняли свой авторитет,
чтобы по попе порою давали,
ну, а потом, чтоб давали конфет...
женщина любит... любит как дочь...
женщина любит... любит как мать...
чтобы её берегли день и ночь...
гладить головку, за ушко хватать...
женщины любят... любят отцов
женщины любят... любят детей
(ну, а влюбляются... в нас... стервецов)
(ну, а выходят... за нас... сволочей;)
Антип Ушкин
Если видишь обратную сторону, сложно поверить,
Что на свете есть нечто другое, без крови и пятен,
В то, что люди не звери и даже закрытые двери
Не всегда означают защиту от древних проклятий.
И конечно, мы все безнадежно чужды идеалу,
Своему и чужому. Мы даже немного гордимся
Тем, что мы от кошмаров не прячемся под одеяло,
И, войну проиграв, все равно никогда не сдадимся.
Что война? Нам порою встречались угрозы почище!
Мы идем в темноте, опираясь на чувство шестое.
И оно заменяет нам все – и дыханье, и пищу…
Но должно ведь и в нас же остаться хоть что-то святое?!
Непростительно – да! Легкомысленно, глупо – согласна.
Враг хитер, он способен найти уязвимую точку.
Но без слабости этой, без этого чувства не ясно,
Для чего я готова раздать всю себя по кусочку?
Погибать за фальшивые лавры и лживые горы
Равносильно беспечной прогулке по минному полю.
Если ночью ко мне опрометчиво вломятся воры –
Все отдам до гроша. Но тебя – никогда! Не позволю!
Буду драться под знаменем Дьявола, именем Бога.
Да плевать мне на эти знамена вон с той колокольни!
То святое, что я сохранила, его там немного.
Но для ярости даже и этой частицы довольно.
Это чувство, его можно спеть и сыграть, как по нотам,
В переводе на сто диалектов – латынь или идиш…
Но когда я смотрю на закат цвета теплого меда,
Мне становится жаль, что ты этого не увидишь.
02.03.14
Был ли свет в темноте тоннеля?
Ночь без звезд растворялась в жилах.
Свет для тех, кто угас в постели.
Ну, а я вот не заслужила.
Может, я сгоряча ошиблась,
Или просто сорвало крышу…
Мое сердце уже не билось.
Только я продолжала слышать
Чей-то голос, едва знакомый,
Отбивавший меня у смерти.
Я брела коридором комы –
Я пыталась ему ответить.
Невозможное – невозможно,
Волны тонут в метели шума.
А играть против правил можно,
Только если ты их придумал.
Погребальный костер так ярок,
Танец горечи на погосте.
Что осталось живым в подарок?
Ничего, лишь зола да кости.
А потом просветлели лица,
Зашипев, догорели свечи.
На живых не пристало злиться –
Разве память бывает вечной?
Кто-то делал еще попытки
Разобраться в моей интриге.
Я осталась строкою в свитке,
Хрупким знаком в старинной книге,
Стертым временем амулетом,
Темной кляксой в обрывках хроник,
Неизученным диалектом,
Незнакомкой для посторонних.
Бог, вздохнув, задушил крещендо
Облаками соленой пыли.
Мое имя вошло в легенды.
А потом и его забыли.
28.02.14
[650x416]Я в тебе растворюсь. Хочешь? Раствориться в тебе - радость. Ты ещё обо мне помнишь? Позвони и скажи:"Здравствуй..." Помнишь тот наш февраль вьюжный? Только вместе нам было жарко. А зима пеленой кружев Прикрывала наготу парка. Я спросила лишь так, для виду. Я сама точно знаю: помнишь. Ты в душе не держи обиду. Пусть её поглотит полночь. Вновь стоять на краю обрыва? Вновь лететь в эту пропасть? Ладно! Мне еще в омут глаз твоих синих С головой окунуться надо. Напиши мне письмо, если Что-то трудно сказать при встрече. Или всё ж лебединой песней Станет этот февральский вечер? Пусть закружит нас вальс, и звуки Унесут на седьмое небо. Что? За время нашей разлуки Ты ни разу там даже не был? Ты уйдёшь на рассвете, зная, Что вернуться уже не сможешь. А февраль, следы заметая, Всё поёт ту же песню. Помнишь? © Copyright: Лариса Кравц, 2011 Свидетельство о публикации №111020102754 |
Мне нужно было столько жить,
Чтоб осознать такую малость!
Сполна прочувствовать усталость
Давно не молодой души.
Понять, что я уже сыта
Кипеньем чувств на грани взрыва.
Любовь на линии отрыва –
Уже не то. И я не та.
Меня не тянет совершать
Еще один продажный подвиг,
Чтоб обелить подложный облик.
И я не прекращу дышать,
Когда в окно дурная весть
Мне постучит полночной птицей,
И я сумею примириться
Сама с собой, какая есть.
Да, я усвоила урок:
Никто к ногам моим не бросит
Миры, закованные в осень.
Зачем нужны миры у ног?
Я стала старше и сильней.
Ну, а миры… Я их готова
Все положить к ногам другого.
Кто назовет меня своей.
20.02.14
Телеграфных столбов от огня почерневшие бревна,
Проводов телефонных, оборванных, хлесткие плети.
Тишина разливается в воздухе густо и ровно,
И молчанье на той стороне – там никто не ответит.
Нет трескучих помех, сквозь которые можно прорваться,
Нет коротких гудков, отмеряющих тяжесть момента,
Нет знакомых, и тем ненавистных, скупых интонаций
С равнодушными фразами про аппарат абонента.
Бесполезные вышки торчат из засохшего грунта,
Словно кости чудовищ, погибших в жестоком сраженье.
Нет сигнала сети. А осталась всего лишь минута.
И в умолкнувшей трубке устало гудит напряженье.
Из тумана вокруг проступают угрюмые лица,
На плечо опустилась рука, повелительно, властно.
Безразлично качну головой: «Не могу дозвониться…»
Обернуться нельзя. Обернуться – смертельно опасно.
Номера телефонов покрыла зловонная копоть,
И они разлетелись по ветру, как сломанный веер.
Кто-то стиснул плечо. За спиной неразборчивый шепот
И короткий приказ: «Санитаров в палату! Скорее!»
17.02.14