Огромная благодарность Шарлотте Ф.-В. Кому, в общем-то, и посвящается.
***
"Мы - боги, забытые людьми.."
Они жили в самом высоком в мире доме, на самом последнем этаже. Балкон терялся в облаках, где-то внизу проплывали самолеты, а звезды над ними были гораздо ближе.
Они пили слишком крепкий кофе, курили слишком крепкие сигареты, летали слишком быстро и возвращались слишком поздно.
Им было не до людей.
Они сочиняли мифы и легенды о том, как появились в этом мире - потому что ни Он, ни Она - может в силу обстоятельств, а может в силу законов природы - не помнили, как родились. Еще, они, конечно, сочиняли сказки, стихи, песни и говорили много глупостей.
Он, казалось, был совсем юн - светловолосый юноша с серыми, как осеннее небо, глазами, Он часто задумывался о законах мироздания, любил снег, луну, любил когда красиво, и играл на фортепиано. Еще он любил Её. Глядя на это с земли, любовью, конечно, не назовешь. Он любил, когда она говорит, любил, когда танцует, ненавидел, когда она плачет и смеялся вместе с ней, когда Она - смеялась.
А Она смеялась - часто. И на самом деле, за все эти вечности, прожитые вместе с ним, еще ни разу не плакала. Он точно знал.
Она была рыжеволосой, зеленоглазой и безумной. Безумной, как сама Осень, как дикое пламя. Она, родная сестра Октября, любила - конечно же Его. Еще любила сильный ветер и часто ломала крылья (а Он, ясное дело, потом зашивал их для Неё серебряными нитками, сотканными из дождей). Любила осеннее солнце, листопады и еще любила - Рассветы.
Рассветы рисовал Он.
Закаты - Она.
Это было некой обязанностью, такой же, как почистить зубы утром, или пожелать спокойной ночи.
Он просыпался, едва небо начинало светлеть. Бесшумно, тише сквозняков в полупустой квартире, садился за фортепиано и начинал играть. И восходящее солнце отражалось на отполированной поверхности фортепиано. Он был прекрасным музыкантом, прекрасным импровизатором. Ни разу не повторилась его музыка за многие миллионы секунд и долгие вечности лет.
Небо любило его беззаветно, нежно, бездумно - никого в этом мире Небо не могло любить так же. И на каждый аккорд - оно незамедлительно отзывалось движением ветра и облаков.
Он играл самозабвенно, прикрыв глаза и тихо-тихо напевая в голос мелодию своей музыки. А Она успевала проснуться, стояла в дверях спальни и тихо смеялась, глядя на него.
Наверное, Её смех тоже был частью этой музыки.
Потом - кофе, суета, полеты, споры, книги.
Они много говорили, стоя на крышах домов, удивляя проходящих внизу людей, смеялись, улетая вверх и прячась в облаках от каких-то странных людей в синей форме, что приезжали к домам и что-то кричали..
- Знаешь.. - говорил Он Ей, задумчиво улыбаясь, обгоняя заблудившуюся в небе чайку, - мне кажется, в этом мире что-то не так.. те, что внизу, кто они?
- Они - люди, - отвечала Она, смеясь, снисходительно гладя его по волосам, - столько живешь и все еще не знаешь, глупый.
Она была иронична, как сам мир, и Он уже не обижался ни на какие Её слова.
- Если люди - они, то кто мы? - задавал он снова и снова один и тот же вопрос, упрямо растрепывая волосы и подставляя лицо утреннему ветру.
И Она опять смеялась, улетала куда-то к бледному солнцу.
"Знаешь, я думаю, здесь и правда что-то не так. Я помню тебя столько же, сколько себя. Я помню Небо столько же, сколько и мир. Я все помню, и все еще ничего не знаю.."
"Знаешь... а ведь я тоже ничего-ничего не знаю. Но ты же знаешь меня - я гордая. Ты же знаешь, я не признаюсь."
"Знаю, милая. Знаю."
Они улетали туда, где почти невозможно было дышать, а от холода на ресницах появлялся иней.
А к вечеру возвращались, уставшие, измученные, Она все смеялась, смеялась. Брала гуашь и выходила на балкон, что терялся в облаках. Она шептала Небу стихи, и рисовала на побледневшем от времени холсте Неба все, абсолютно все, что взбредало в её больную голову. А в её голову взбредали и драконы, и поезда и целые города.. она раскрашивала облака самыми невозможными цветами, но Небо её слушалось, Небу было почему-то приятна такая вольность.
Там где-то в комнате тихо играл Он, сочиняя музыку к следующему рассвету.
Наверное, его музыка тоже была частью Её картин.
А однажды все сломалось.
Они сочинили еще один Апокалипсис, проводили до странных небесных ворот еще одну уставшую душу, выпили немного меньше кофе, чем всегда, и курили намного больше, чем можно. Она попала под дождь, а он простыл и больше не смог петь.
И Небо утром становилось светлей - само по себе.
И Солнце садилось, разливая краски совсем иные, совсем не те, что Она рисовала.
Он молчал, кутаясь в вязаный зеленый
Посвящается Лану, Катари, Серафимке, Чеширке и т.д.
В одном огромном шумном городе по одной длинной-длинной набережной, каждый вечер, примерно в семь часов, прогуливалась одна прекрасная золотоволосая девушка, чьи длинные косы достигали земли. А если быть точным, то они расстилались по земле и плыли за ней, словно шлейф. Люди обходили ее стороной, боясь запачкать эти чудесные косы. И от этого ей становилось очень холодно. И она горько плакала ночами, пытаясь растопить этот лед. Ей становилось страшно от мыслей о том, что когда-нибудь заледенеет и ее сердце. Она не хотела приспосабливаться к жизни таким образом. Она была одинока. Город был большой, но ни один из людей, живущих в нем, за исключением матушки, не был ей близок. Должен заметить, что она была невероятно, волшебно красива. Так красива, что я даже не возьмусь описывать ее, ибо боюсь, что мне просто не хватит слов. Хотя, быть может, ее волосы делали ее такой. Казалось, в них была заключена какая-то неведомая, странная очаровывающая сила. Девушка была чиста душой и сердцем. Но люди думали иначе. Некоторые из них считали, что она ведьма и что если к ней подойдешь поближе, она тут же обратит тебя в камень. А некоторые просто боялись, что как только она увидит того или иного человека, она отвернет голову и, высокомерно вскинув свой хорошенький носик, пойдет дальше. Никто не хотел разбивать себе сердце. Возможно, были и другие причины, но, так или иначе, люди боялись ее красоты и поэтому просто заворожено смотрели на девушку, словно на статую. Она лишь ежилась под этими взглядами. Дело было в ее косах. Когда-то, еще в детстве, ее так странно прокляли за грехи матушки. Она пыталась сделать себе верхнюю прическу, но ее стремившиеся к свободе волосы не могла удержать ни одна лента. Даже косы быстро расплетались. Тогда, как-то раз, она выбрала путь одиночества. Девушка поселилась одна в темном лесу. Но, к сожалению, она не смогла жить без людей. Без их улыбок и слез, без их разговоров и привычек. А животные не умели ни смеяться, ни плакать, ни говорить. К сожалению, она не была чудесной лесной царевной из старых сказок. И, прожив в этом лесу месяц, она вернулась домой.
Она уже отчаялась и совсем не знала что ей делать. Она не могла смириться с жизнью, которой жила. Но однажды вечером, когда она, как всегда, гуляла по своей любимой набережной, начался ужасный ураган. Сильный северный ветер сносил все на своем пути. Люди с криками разбегались по домам. Обладательница длинных золотых волос тоже хотела убежать домой, но, наступив на косы, упала. Падая, она увидела разноцветную ленту, висевшую на ограде. Ветер подул еще раз, и лента упала прямо в руки девушке. Она сжала ее покрепче. Ураган стих и на улицах вновь воцарился покой. Она разжала руку и прочитала надпись, мелкими буквами вышитую на ленте: « Поможет третий дом на улице Ветров». Глупо было бы считать, что это адресовано ей, но отчего-то очень сильно хотелось последовать этому совету. Название улицы очень удивило. Ведь на улицу ветров запрещалось ходить. Это проклятое место. Там обитали очень странные опасные личности. Там обитали колдуны, ведьмы и прочая нечисть. А также люди, которые презираются всеми людьми в их городе. Люди, которые, наверняка, отдают часть своей души неведомым силам: сказочники, поэты, музыканты и художники. Странное дело, если кто-то из этих людей работал при дворе, то его любили, уважали, оказывали почести, даже преклонялись, а всех остальных ненавидели, боялись, презирали. Девушка же тайно мечтала познакомиться хотя бы с одним таким человеком. Но это не мешало ей их бояться.
И вот она, скрепя сердце, ночью, вылезла через окно и с трудом, но все же добралась, до того странного квартала. Она ожидала увидеть длинные темные закоулки и бледных людей с костлявыми холодными руками. Но все было совсем наоборот. Даже ночью, а возможно и только ночью, от всех домов исходил какой-то внутренний свет. Она отыскала третий дом от начала улицы. Это был аккуратный каменный домик. Из трубы валил дым. А девушка все стояла перед деревянной дверью, никак не решаясь постучаться, пока не услышала слегка насмешливый мужской голос: «Что же вы не заходите юная леди? Двери этого дома всегда открыты для…людей. » Дверь перед ней отворилась. Молодой человек с темными длинными волосами и смеющимися глазами поцеловал руку. Она зашла в теплую светлую комнату с камином. Всюду были развешены какие-то амулеты, знаки, мешочки с травами. На столе сидело какое-то странного вида маленькое крылатое существо. Стены дома были исписаны какими-то словами, предложениями,
Нашел в старых подростковых записях... сейчас даю ученикам на перевод.
Однажды жила-была змея.
И решила она перебраться через речку, что протекала через ее лес.
Но так как змея не умела плавать, это оказалось для нее слишком трудным.
Внезапно, она увидела на берегу греющуюся на солнце Черепаху.
Змея подползла к Черепахе и сказала:
- Черепаха, переправь меня на другой берег.
- Нет,- ответила черепаха, заползая в воду.- Ты меня ужалишь.
- Нет, не ужалю. Просто переправь меня на другой берег.
Черепаха поверила Змее и согласилась.
Змея свернулась кольцами на спине Черепахи и подождала, пока та переплывет речку.
Когда Змея оказалась на берегу, она набросилась на черепаху и укусила ее.
- Но ты же обещала, что не ужалишь меня!- вскрикнула, умирая, Черепаха.
Змея ответила:
- Понимаешь, ты - Черепаха, и ты должна плавать по речке. А я - Змея, и я должна жалить. У каждого из нас своя роль в этом мире.
[показать]Нелепо, смешно, безрассудно,
Безумно - волшебно!
Ни толку, ни проку,
Не в лад, невпопад - совершенно!
© Ю.Ч.Ким
Предисловие
Городок Лаубендорф располагался на юге Германии, вниз по реке Изар и немного западнее, на небольшом озере Маер, которое последние пять лет медленно, но вполне успешно превращалось в болото. Вполне мирное место,- не без помощи здешних властей и строгого режима,- городок скептиков, грубо говоря. Городок, несмотря на густоту населения, крайне организованный, крайне правильный, возможно, излишне осторожный и невероятно запуганный. Городок, вопреки пышной зелени вокруг, какой-то мертвый в своей (возможно, безысходной) тишине, и размеренной жизни, и молчаливом, покорном согласии с правительством. Спокойное однообразие каждого дня - дети в школе, отцы на работе, матери дома. Учатся, гнут спины, готовят есть и вышивают - каждый занят своим делом, «идеальный» городок, и обязательно в кавычках. Никаких революций, никаких митингов, незапланированных парадов, сюрпризов - многолетняя повторяемость и спокойное постоянство, уверенность в завтрашнем дне, за исключением, наверное, возможности дождя.
Но давайте принимать жизнь такой, как она есть. Дожди дождями, но бывают и чудеса, и удивительные превращения, и утешительные сны.
Эта история,- то ли сказка, то ли быль,- произошла, как и все сказки или были, с группой здешних детишек. Их связывала учеба в одной из двух местных школ,- кстати, в которые вечно не хватало учащихся, ибо, когда стал выбор - закрыть одну из них, и пусть единственная будет переполнена, либо оставить обе, и будет недобор, было решено в пользу наирациональнейшего, второго варианта,- и дружба матерей, которые, ввиду того, что должны были сутками находиться дома (иногда без дела) постоянно созванивались и ходили друг к другу в гости. Таким образом, жившие достаточно далеко друг от друга ребятишки быстро подружились, вскоре по частоте свиданий переплюнув всех матерей города вместе взятых.
День, в который произошло то самое чудо, превращение, схожее с утешительным сном, был четвергом. Знаете, что в немецком означает «четверг»? День грома. После него идет пятница - «свободный день». То есть, отдых после проливного дождя, ожидание, когда же вода впитается в почву, и за следующие два дня - оба «дни солнца», взойдет урожай. В тот день, тем не менее, грозы не было. Это был стандартный июньский день, солнце нещадно палило, а прохладные порывы ветра разбавляли томную жару. Двое мальчишек стояли на газоне у дороги, что-то кудеся с велосипедом одного. Оба одинаково тощие, как и большинство ребят их возраста, да только один, с вьющимися светлыми волосами, примерно на полголовы выше второго, темноволосого, из-за чего последний казался более коренастым.
- Ну что там?- нетерпеливо спросил темноволосый мальчик.- Ты скоро? Жарко же!
- Подожди ты! Это не за минуту делается.
Мимо по дороге проходил человек, явно выделявшийся на фоне остальных. Даже не странным цветом и фасоном одежды – это был костюм-тройка, рубашка, галстук и цилиндр багрового цвета, а так же малиновые ботинки на каблуке, и трость. Нет, скорее, мало кто захочет в такую жару носить что-либо из плотной материи, и именно это привлекало больше внимания, а ни сколь не наряд, более подходящий, наверное, фокуснику, чем простому обывателю. Выглядел он малость потешно, наверное, глазея на ветви деревьев со слегка подсохшими от жары листьями, словно бы никогда не видел ничего подобного. Он проводил взглядом слабый ветерок, секунду игравший с тонкими рыжим волосами, и даже махнул ему вслед рукой. Спокойно, словно бы не заметив за созерцанием простых вещей, двух мальчишек, он пролетел мимо,- другого слова не найти,- но спустя миг резко затормозил каблуками по асфальту, поднимая облако пыли, и так же внезапно развернулся, так что даже шляпа немного съехала набок. И уставился на обоих, слегка склонив набок голову, как-то сосредоточено, с волнением; наверное, словно мышка, которая с удивлением заметила, что ее сыр находится в мышеловке.
Точнее даже, его внимание привлек зеленоглазый юноша с темными волосами, хотя, по правде, он и не особо отличался от своих сверстников. Такой же низкорослый и круглолицый, как и все двенадцатилетние дети, еще не начавший взрослеть ни внешне, ни психически: упертый, как и все дети. Любящий родителей, но идущий им наперекор. Среднестатистический ребенок. Правда, было в нем две вещи,- отнюдь не странности,- которые привлекали к себе внимание. Первая – взрослых,- он не верил ни в волшебство, ни в сказки, ни в чудеса, подхватив привычку отца во всем сверяться со справочником, а от матери коронную фразу с характерным хмыканьем «Чушь всё это». Правда, мама употребляла ее лишь затем, чтобы усмирить пыл обсуждающих своих соседей подруг – она, возможно, была единственной домохозяйкой городка, не любившей сплетни. Вторая вещь привлекала внимание сверстников – он носил очки. Некоторые находили это
- Мы ведь умрем, верно?
Бледное, истощенное лицо, на коем болезнь формирует свой жестокий отпечаток, глядело на меня в упор, словно на человека, дающего ответы решительно на все вопросы.
Что мне было ответить? Младший брат усердно выводил на слое пыли в забытой богом камере милые черты, с любовью запечатленные в юной памяти. В последние часы камера слишком часто завлекает меня дурманящими чарами воспоминаний, тускнея и, наконец, плавно исчезая, словно даруя освобождение от изнурительного, неспокойного кошмара.
И вот меня, под руку с братом, сметает важная толпа, просачивающаяся во все узкие улочки чудесной и отвратительной столицы, в лавки и скрипучие двери домишек. Зной окутал дышащую жизнью площадь, палящее солнце заставляло изнывать, подло ударяло по обнаженным плечам и непокрытым головам. Люди, от мала до велика, мечтательно искали глазами резные фонтаны, чтобы окунуться хоть раз, и с воплем убежать от блюстителя порядка или же быть внезапно пойманным за пятку.
Лето...слишком таинственно и грозно звучит это слово, когда дело касается двух бродячих мальчишек, пытающихся прожить в столице грязного, преступного, но тем не менее перспективного, что касается добычи пропитания или ночлега, города. Впрочем, каждый сезон тяжек и не лишен испытаний. Однако этот город обладал нестерпимой особенностью нагреваться, точно на медленном огне, в летнюю пору.
Пот тек градом, запах протухшей еды, плывущий от рынка, терзал наши ноздри. Преследуя дивный аромат ни хуже любой дворовой собачонки, нам открылся чудный мир ломящихся от еды прилавков, над которыми богачи презрительно склоняли носы, обнюхивая товар и небрежно бросая за него необходимую плату. Толпа дам окружила молодого торговца тканями, разошедшегося в лестных комплиментах, вызывая смущенный смех и пламенные взгляды. А леденцы! Ах, какие здесь
продаются прекрасные, и должно быть, невероятно вкусные леденцы, привлекающие детвору различными формами: геометрическими фигурами, животными или самыми настоящими произведениями искусства — почтенными политическими бюстами, которым за радость что-нибудь отгрызть.
Но сегодня мы не намеревались попрошайничать: не было видно доверенных, лишенных жадности, лиц, не отдавших бы нас забавы ради властям, представив малолетними преступниками. Нынче мода такая — охотно верить неверному. Цель нашего соблазнительного похода была навестить самую прекрасную девушку на свете.
Ее звали Агнес. На рынке, где самое обильное скопление народа, под звуки флейты, она выполняла изумительные акробатические этюды, поражая зевак гибкостью и ловкостью. Я любил ее. Любил за дивные чернильные глаза, за нерушимый характер и силу воли, помогающую ей в отнюдь не легком ремесле. Если бы я жил вдали от этого падшего места, будучи поэтом или иным краснословом, моя любовь пропитала бы чернилами тысячи страниц.
Я не мог и предположить, что обнимаю хрупкие плечи в последний раз, опьяненный восхитительным июльским небом, являющимся пристанищем размеренно плывущих облаков, отливающих позолотой.
Нет, мы никогда не были преступниками. Стремление не умереть от голода и уличной сырости отнюдь не преступление. Возможно, родители еще надеялись, что в будущем мы пробьем крепкий камень нищеты, а потому наставляли нас не пятнать жизнь воровством и другими опасными пороками.
Несмотря на обилие ханжи, всегда найдутся добрые люди — так мы полагали, вовсе не ошибаясь. Однако господин, обладающий рыжими бакенбардами и коварным крючковатым носом, не обнаружил в кармане новенький бумажник, узрев подле себя моего брата и нас с Агнес. Вот так мы и оказались в тюрьме, а Агнес, изгнанную из города как личность, якшающуюся с преступниками, оставили совсем одну, ведь никакого чудесного освобождения не будет. Нас ожидала трепещущая от утреннего ветра виселица.
Нет никакого «волшебного пробуждения» от «ночного кошмара». Вероятно, сознавая это, люди отрекаются от всякой одинаково глупой веры, освобождаясь и обрекаясь в атеисты. Продолжать молиться, зная, что слова растворятся в воздухе и тот, кто должен их услышать лишь отгонит их от уха, точно назойливую муху, я отнюдь не желал. В те мгновения я решительно презирал Бога.
Я обнял брата, прижав к себе, как единственного человека, ради которого я бы смиренно зашагал к виселице. Лишь бы его никогда не коснулась фанатичная доверчивость полицейских. Тяжелее всего ожидать крах вместе.
- У тебя уже глаза слипаются, - я снял рубашку, на коей приютился малыш, но через несколько минут от заявил, что сон невозможен в такой давящей тишине. Лишь шаги надзирателей доносят неприятное эхо.
- В таком случае мне придется рассказывать тебе сказку, как прежде делала это мама?
- У тебя все-равно не получится так интересно. Но, попробуй.
- Вдохнув сырой запах пыли и поглаживая брата по голове, я старался не исковеркать нелепым слогом последнюю сказку, которую суждено услышать моему брату. Мой голос тихо зашелестел, заполняя пустоту камеры едва ощущаемыми колебаниями:
- Однажды, а незапамятные времена,
Сомневаюсь, что это сказка. Скорее, зарисовка. Но, на ваш суд.
Сказка для Даниэля Фитцвальтер..
Если сидеть рядом и смотреть в Небо, то кажется, что мы грустим вместе - о чем-то одном.(с)
В волшебном городе Будапешт живут волшебные люди, которые совсем не знают о друг друге то, что они волшебные. Они ходят по улицам, улыбаются друг другу, здороваются с незнакомцами и танцуют под дождем. То, что дождь солнечный именно из-за них, они тоже, конечно же, не знают. Зато это знают коты, те самые-которые-гуляют-по-крышам.
А в один самый обычный волшебный день, вернее, в час предрассветных сумерек – а это, как известно, не время суток – а состояние - что-то изменилось. Кто-то в городе загрустил, и не просто, а по-хандрически-летнему, а это, как известно, нарушает обычный распорядок волшебства. Мерцали оранжевые фонари – впрочем, только такие и могли быть в Венгрии, они же самые волшебные, грустно кидая взоры в то-самое-грустное-окно. Улыбались солнечные люди на улице, смотря в то окно, да только не знали, что что-то в их улыбке исказилось – незаметно так, как блик на запорошенном стекле. Капал-капал солнечный дождь, постепенно теряя ясность, туманом серым заволакиваясь. Никто ничего не знал, кроме кошек-на-крышах. А может, и догадывались, но что делать – не понимали.
А за окном сидел, сжимая тонкими холодными пальцами горячую чашку, принц с клетчатым пледом, меланхолически думая ни-о-чем, грустно мечтая об Осени, и – как-то даже отстраненно – о том, чтобы эта чашка его согрела. Почему же она не греет, такая горячая? Почему же не греют улыбки, такие солнечные? Почему же лето, а не осень?
А, нужно сказать, что жил в этой волшебной Венгрии один Волшебник. Нет, он не был самым волшебным из всех людей, он просто был волшебником, а они – людьми. И заметил он туман серый за окном. Этот Волшебник любил молчать с Туманом, и с Дождем, и с Кошками. Вот они ему и все рассказали, стелясь-капая-мурча. Улыбнулся Волшебник – не нужна волшебному городу грусть, если не ткать из нее искусство. И решил он превратить все-все за окном – просто в рассказ. Когда грусть отпечатывается словами, она уже не болит. Волшебник взял свои волшебные чернила и начал медленно чертить ими в Тумане. Кошки одобрительно мурлыкали в такт его словам, Дождь выстукивал ритмический такт. Волшебник написал в воздухе все-все, что хотели высказать люди солнечными улыбками, что хотели высказать Фонари – оранжевыми бликами, запечатал письмо в туманный конверт и послал с дождем – стучаться в окно скучающему принцу…
…а знаешь, через много-много лет, через несколько незапомнившихся жизней, когда я буду знать уже наверняка все про эти построения атмосферы в небе и озоновых шарах, и даже квадратах, когда я буду знать о том, как жил фараон и сколько у него было слуг, когда я буду знать, как поместить в одну чашку все пять мировых океанов, когда я дочитаю все книги на свете и буду нетерпеливо ждать выхода новых, когда синие фонари потеплеют и будут гармонично светиться – синий-оранжевый-белый, когда исчезнут все на свете аллергии,
когда я буду знать все о жизни перелетных птиц, - кто знает, может пригодится? – когда я перестану делать опечатки в важных документах, когда я нарисую Небо на всю стену, весь потолок и даже весь подъезд, когда я буду знать о том, как много
Грустная сказка про маленькую девочку...
Она осторожно ступает по черной дороге, пытаясь высмотреть путь, боясь не оступиться на широкой, скользкой улице, овитой густым туманом. Маленькая девочка в дождевом плащике с крошечным красным зонтиком, в алых лаковых туфельках и белоснежных чулочках. По розовым щечкам текут ручьи слез, огибают маленький кукольный носик, покрасневший от плача, и стекают по подбородку, щекоча нежную детскую кожу. Не в состоянии найти дорогу домой, девочка идет вперед в надежде, что призрачный туман рассеется и настанет рассвет. Либо какой-то добрый дядя, такой, как ее доктор, заметит ее, и отведет домой, к ее маме, где та вымоет ее в теплой ванне, закутает в мохровое полотенце и, позволив до ночи смотреть мультфильмы, угостит горячим какао. Но никто ее не замечает. Слезы не кончаются, будто, вытекая из глаз, впитываются в кощу, щипая солью, и возвращаются к покрасневшим глазкам, чтобы заново начать этот путь, этот несконченный путь, бесконечную историю. Она не сдается, идет вперед, пытаясь не слушать зловещий звон тишины, в надежде найти солнце и снова попасть домой...
А где-то там, в мире людей, проклиная улыбку солнца, рыжеволосая женщина в черном плачет над могилой своего ребенка. Кровь капает на холм земли из проткнутых шипами зажатых в ладони двух алых роз, маленьких ранок. Белый платок посерел от слез.
"Мой бедный ребенок. Некрещенная деочка. Ты была слишком мала, чтобы понять, что такое смерть"
И в тумане из черных теней, в огромном необъятном Лимбе, маленькая мертвая девочка, плача, ищет дорогу домой...
Я очень люблю эту историю. "История-быль", как писал автор...
Бонжур, я Камилла.
На самом деле я, конечно, вовсе не француженка. Я и во Франции-то никогда не была. Но меня придумали и нарисовали для игры в мушкетеров. Маленькая девочка Вика попросила мою создательницу:
— Нарисуй царевну!
Та и нарисовала. Она рисовала для всех ребят, живущих в этом квартале.
У девчонок и мальчишек была модной игра в бумажных человечков. Создательница рисовала нас - принцев, царевен, мушкетеров, разбойников, лошадей, зверюшек - раскрашивала, вырезала и дарила друзьям. Просто так. Стоило лишь попросить.
А потом нами играли, сочиняя истории-продолжения известных сказок и приключенческих романов. Мне повезло: я была невестой Атоса. Так захотела юная хозяйка, восхитившись моей красотой. Я очень благодарна ей за преданность, ведь многие просили Вику отдать меня в обмен на две, а то и три других бумажных принцессы. Но она ни за что не соглашалась.
В те времена, конечно, я выглядела гораздо лучше. Цвет моего платья был ярким, аккуратно вырезанный контур моей фигурки тогда еще не обтрепался, а на головке моей гордо сидела корона. Сейчас почти все зубчики короны оторвались, я поблекла, да теперь еще эта влага...
Сырость неумолимо подбирается к папке, в которой мы все лежим.
Я была избалованна и немного капризна. Мне доставались самые красивые бумажные лошади, а мушкетеры всегда вызволяли меня из беды, если ребята разыгрывали мое похищение злым Кардиналом или бандитами. А еще я почти каждый день выходила замуж за Атоса. Свадьба - это так красиво!
Мне совсем не нравилось, когда наши хозяева забрасывали нас в папки или коробки, чтобы поиграть во что-то другое.
Я любила сиять во всей своей красе! Я любила, когда мной восторгались. Спасибо создательнице, она хорошо постаралась и вложила кусочек своей души, рисуя меня.
Иногда по ночам мы с остальными бумажными игрушками болтали в своем домике, тоже бумажном. Хозяйка Вика аккуратно прислоняла нас всех к стенкам дома, приговаривая, что мы на балу и что нас ждет танцевальная ночь.
— Когда наши хозяева вырастут, они о нас забудут. Я подслушал рассказ плюшевого медведя. Медведь шептался с немецкой куклой. Ну, с той, что разрисована фломастером. Хозяйка их забыла, когда стала старше, — рассуждал меланхоличный Арамис и печально поглядывал в мою сторону.
Он безответно любил меня.
— Лишь бы не спалили...
Кардинал был вовсе не злым. По крайней мере, когда им не играли. Но он видел все чересчур мрачным. "Должность такая!" — вздыхал Кардинал, покачивая головой.
— Ну зачем вы об этом говорите?! - возмущалась Анжелика, игрушка из другого романа. - Я протестую! Найдите другую тему!
Эта воображуля считала себя красивее всех и ревновала ко мне своих бумажных кавалеров. Она была слишком романтичной и не хотела признавать, что жизнь жестока. Чтобы не слышать грустных бесед, Анжелика всегда зажимала уши и поворачивалась к нам белой, не раскрашенной, стороной.
Сейчас Анжелики с нами уже нет: хозяйка однажды уронила ее в песок и не заметила, а ночью разразилась гроза. Вика очень плакала. Ей нарисовали другую Анжелику, но это имя новой красавице не подошло. Анжелика была переименована в Констанцию. Теперь у нее оторвана рука, а потому характер стал очень скверным. Разговаривать с Анжеликой-Констанцией попросту невозможно.
А я до сих пор тоскую по моему жениху Атосу. Мой любимый мушкетер принадлежал другой девочке, и та всегда забирала его с собой, когда уходила домой. Мы с Атосом расставались, чтобы на следующий день встретиться вновь. Он тоже скучал по мне. Думаю, скучает и теперь, если жив...
В память об Атосе мне достался его бумажный конь. Вика выменяла этого скакуна у Дениски. У нас сейчас целая конюшня, только зачем нам она? Нами все равно никто не играет. Некому играть...
Арамис был не прав. Вернее, не совсем прав. Нас забросили не потому, что хозяева подросли и потеряли к нам интерес. Просто в этом городе произошла война. Да, настоящая война. На улицах, где ребята совсем недавно играли в "казаки-разбойники", началась стрельба.
Родители собирали только самые важные вещи, запрещая детям паковать в чемоданы лишнее. На полку, где лежала папка с нами и где стоял склеенный бумажный домик, никто даже и не посмотрел. Все уехали, а мы остались.
Пыль медленно покрывала мебель, полы, нашу папку...
Помню, в дом ворвались вооруженные люди, мужчины. Они что-то искали, разбросали все вещи, скинули на пол и нас. Половина моих друзей высыпалась наружу, на них наступали грязными ботинками. Анжелика-Констанция плакала.
А спустя полгода произошло что-то совсем ужасное. Мы услышали знакомый громкий звук - так летают самолеты. Потом вдруг бабахнуло. Раз, другой, третий...
И вот уже много дней и ночей мы лежим под обломками. Сквозь кирпичи и щебень протекает дождевая вода. Она уже подбирается к нашей папке.
В спасение мы не верим. По крайней мере, в разговорах друг с другом. Арамис и Кардинал убеждены, что
Вот проконсультируйте, пожалуйста.
Пишу, значит, сказку. Долгую, вроде бы, по всем правилам. Главные герои дети, там присутствует и магия, и ярко выделена мораль, достаточно невероятные приключения, логический и в некотором роде волшебный конец.
Но есть одно "но", мне кажется, ребенку воспринять ее будет излишне сложно.
Я зову такой жанр "взрослая сказка" (кто о чем подумал?!), так как правильно понять и проанализировать ее смогут лишь взрослые дети - от 15 и старше.
Можо ли это вообще тогда называть сказкой? К тому же, размер варьируется от 100 до 170 страниц (шрифт Arial, 8пт, отступ слева и справа 0,5 см + еще 0,5 см. отступ при новом абзаце). И стоит ли ее по частям сюда постить?
Мало того, что еще меня напрягает при назывании этого произведения сказкой, это то, что там можно проследить аналогию исторических событий: дело происходит на юге Германии, и политика городка очень похожа на тоталитарный режим третьего рейха (ну, или СССР), а судя по описанным новшествам науки и техники, это к тому же еще события 30-40 летней давности.
Что же я пишу, и с чем мне быть осторожным, если я всё-таки хочу, дабы это была сказка?
Однажды малыши Ми и Ли отправились на поиски загадочного Кофе, который так любили их родители. Начали поиски они с царства Подкроватного: немного повоевали с вполне безобидной пылью, поняли, что Кофе там и не пахнет (как он пахнет они не знали, но чувствовали, что чем-то таким... крепким и ароматным).
- О, я знаю! - воскликнул маленький Ли, - он должно быть засел на шкафу! Кто знает, быть может Кофе - это некая домашняя птица?
Ми с готовностью кивнул, и ребята полезли на шкафы, которых в их квартире было немало.
Там они обнаружили полным-полно вещей, вроде, не пишущего фломастера, детальки от лега, мишки безглазого и клубка желтых ниток. Было решено, что все эти вещи имеют непосредственное отношение к Кофе, поэтому ребята устроили допрос.
Начать решили с Мишки, как с самого представительного. Но тот оказался партизаном, каких поискать: молчал и вращал единственным глазом кофейного цвета.
Тогда Ми угрожающе ткнул бедной игрушке в живот. На что Мишка требовательно ответил :
- Хочу варенья!
Ребята опешили, переглянулись и полезли в холодильник за наградой для допрашиваемого.
Было решено дать самое вкусное - вишневое. Просто малыши любили его сами и надеялись присоединиться к трапезе Мишки. Банка была открыта не погодам сильными мальчиками с первого раза и поставлена перед носом требовательной игрушки
-Ну? Ешь и выкладывай где ваш Кофе запрятался, - приказал Ли.
Но Мишка безмолвствовал. Тогда Ми в очередной раз ткнул бедняжку в животик
Тот ему выдал очередную фразу :
- Хочу малинового варенья
Малыши разозлились:
- Ну, ты вообще, Мишан. Как можно быть таким привередой, - покачал головой Ли.
- Малинового нет... - вздохнул Ми
-Ладно.. Обойдемся собственными силами, - решил Ли, - этих, - указал мальчик на остальные трофеи, - допрашивать тем более бесполезно.. У них ведь даже рта нет...
И началось методичное рассматривание содержимого шкафов.
Спустя пол часа Ми совсем отчаялся найти загадочный Кофе и пришел к выводу, что этот Кофе является невидимкой или родители забирают его с собой на работу.
Но Ли оптимистично заявил:
- Тот, кто ищет, тот всегда найдет! - и раскрыл дверцу кухонного шкафчика.
Да так резко, что задребезжали чашки (я же говорю: мальчики не по годам сильны), а большая банка, стоящая с краю опрокинулась, приоткрыла (явно из любопытства) крышку и щедро посыпала не в меру любопытный нос Ли коричневым порошочком.
Малыш испуганно чихнул, уставился на банку, быстренько прочитал по слогам "ко-фе" и закричал: - Ми, Ми! Он на меня напал! На мой нос!
Ми мужественно бросился спасать брата. Он не побоялся несколькими взмахами освободить нос Ми от Кофе и вернуть банку в обычное положение, чтобы не выбежало подкрепление.
Затем малыши шустро закрыли дверцы шкафа и сели передохнуть.
Ли нарушил молчание первым:
- Знаешь, Ми, по-моему, он вкусный...
Ми вопросительно взглянул на брата.
- Я успел его немного лизнуть, - пояснил Ли, - а ещё, там же нарисована кружка...
и что-то написано про кипяток. Мне кажется, этот воинственный Кофе следует сразу из банки в чашку засадить, так чтоб он и опомниться не успел. А потом кипятком... мама говорит: от него даже микробы умирают.
- Наверное, ты прав, - важно кивнул Ми, но может быть следует подождать маму? С ней нас будет больше, и мы будем сильней, - добавил он нерешительно.
Ли задумчиво покачал ногой и, улыбнувшись, показал брату язык:
- Боиш-шься...
Ми не стал напоминать трусишке Ли его недавние крики, а пожав плечами подошел к шкафу.
Но открыть дверцу он не успел: в замке входной двери заскрежетал ключ - вернулась домой мама.
Она с интересом посмотрела на сыновей:
- Многое успели натворить, шалунишки?
-Ничего, - буркнул Ли.
-Только с Кофе воевали, - честно ответил Ми.
- С кем? - мама сначала удивилась, а потом рассмеялись: - и как успехи?
- Мы скоро выиграем, - пообещал Ли и распахнул дверцу шкафа.
Правда, взять банку он не решился. Зато мама уже успела подойти и с удовольствием достала ту самую хранительницу воинственного кофе.
-Эх, вы... Как с эти можно воевать? Его пить надо.
Таким образом, в тот вечер Ли и Ми поняли, что всё загадочное обязательно вкусное и прячется в банках.
Ребята, подкиньте пожалуйста идей из серии сказочного мышиного быта :) Изначально мышки рисовались для моего двухлетнего сына, просто 20-минутные наброски на обычной бумаге, но дело пошло хорошо, а идеи закончились. Пока что мышки собирали припасы на зиму, ходили на речку, прятались под грибом, летали на воздушном шарике...есть еще варианты? Хочется потом сделать серию "мира мышек" на хорошей бумаге и может стихи написать еще.
наброски тут http://sasha-tsevina.livejournal.com/14382.html
[699x448]
от автора: достаточно древняя вещь, написанная в период декаданса, не судите строго...
Вечно живущее время складывает перед собой руки и мягко глядит на собеседника. Ох, уж эти люди и их вечное любопытство. Откуда вы взялись, зачем вы существуете, есть ли жизнь после смерти, как обмануть смерть… и зачем вам это надо? Но раз уж на то пошло… время было всегда. До любого происшествия, до любого предмета, до мысли - было Время. Время помнит…
Эта история произошла давным-давно. Еще на рассвете мироздания. Появилось первое божество, создавшее прекрасную планету цвета собственных глаз. Его творение показалось ему прекрасным, но оно не собиралось задерживаться здесь, чтобы полюбоваться. Оно хотело создать еще что-то, что-то большее, что-то более могущественное. И, дабы не оставлять планету пустой, оно создало существ. Божество не дало им ни имен, ни смысла. Оно надеялось, что те сами поймут, что и как делать, чтобы жить в полной гармонии. Существа были разными - по размеру, цвету, форме… и в то же время одинаковыми, с равными силами и возможностями.
Но дабы не возникло воин и неурядиц между существами, создало божество двух созданий, сестру и брата, и сказало, что отныне те будут зваться сфинксами, и что в очи их он разделит всю свою мудрость. Сфинксы будут жить, как властители, на планете, их домом будет Край Мироздания, откуда они могут творить с его божественной мудростью чудеса. И настояло божество, чтобы сфинксы никогда не смотрели существам в глаза, ибо их мудрость вольется, и те сами станут божествами, и тогда сей мир ввергнется в хаос и погибнет.
Сфинксы не смели ослушаться. Они пообещали никогда не смотреть никому в глаза, а лишь следить за тем, чтобы планета цвела и благоухала, и чтобы всё находилось в гармонии. Приняв их слово, божество удалилось.
Время шло, мудрость брата-сфинкса делала так, что на планете шли дожди, а новые существа появлялись во всем своем великолепии на планете. Мудрость сестры-сфинкса не давала планете погибнуть. И решили они посмотреть ближе, не с Края Мироздания на творение, которое за много лет, уже стало их собственным. И сфинксы пошли вглубь планеты.
Остановились они на живописной скале с водопадом у тропического леса. И мир показался им настолько прекрасным, что тщеславие практически поглотило их. Но мудрость божества, разделенная им поровну, заставила их задуматься. Нет, тщеславие не должно было опоганить их ум и душу, иначе этот мир исчез бы.
Сев на краю скалы, брат-сфинкс посмотрел вниз. Он увидел нескольких прекрасных существ, он не помнил, как и когда создавал их, от чего они казались ему еще более прекрасными. Они резвились на мелководье, наслаждаясь видом переливающихся на свету капель.
«Смотри,- сказал он сестре,- Какие чудные существа. И как они любят воду»
Обратили оба сфинкса взор на тех существ, и мудрость из их глаз слилась в одну, и хотя в очи существ они не глядели, часть мудрости, всё же, передалась им. И сказало одно из существ - ведь у них есть жабры, которыми можно дышать под водой! И раз им так нравится вода, почему бы в ней не жить? И поняли эти существа, что зовутся они рыбами, и им предназначено жить в воде, и так ушли они в воду.
«Смотри,- внезапно сказала сестра-сфинкс, указывая на густые кроны деревьев, где резвились, перепрыгивая с ветки на ветку, другие существа,- Какие красивые и яркие. Они так любят воздух»
Обратили оба сфинкса взор на тех существ, и мудрость из их глаз слилась в одну, и хотя в очи существ они не глядели, часть мудрости, всё же, передалась им. И сказало одно существо - а ведь у них есть крылья, значит, они могут летать! И раз им так нравится передвигаться по воздуху, отдыхая на деревьях, почему бы им в воздухе не жить? И поняли существа, что отныне зовутся они птицами, и судьба им к перелетам, и вспорхнули в небеса.
Сфинксы видели много существ. Они видели карабкающихся на дерево пушистых созданий с большими сияющими глазами, и так появились кошки. Они видели больших созданий с переливающимися шкурами, которые передвигались, не касаясь лапами земли, и так появились змеи. Они видели копающихся в земле маленьких и черных созданий, и так появились муравьи. Они видели собирающих пшеницу маленьких и шустрых созданий - и так появились мыши.
Когда начало смеркаться, сфинксы решили идти домой, и внезапно брат-сфинкс увидел еще существ, которые пытались на ночь соорудить себе небольшой дом.
«Смотри,- сказал он сестре,- Какие находчивые!»
И так появились люди.
А сфинксы ушли, и продолжали свою работу. Сестра поддерживала планету живой, а брат создавал на смену старым жителям всё новых. Но начали они чувствовать тоску за прекрасными созданиями и спустя некоторое время вновь спустились в мир. А мир изменился. На месте той скалы, где они остановились впервые теперь возвышалось нечто большое и серое. Не то каменное, не то водяное, переливавшееся на свету. Появились странные существа, которых брат не создавал - из странного вещества - холодного, безжизненного и твердого. Поднялись
Это был город вроде тех, из которых обычно появляются гениальные художники.
Кажется, что-то близко к Венеции, а может, к маленькому французскому городку Лисс…
В городе часто шел дождь и так же часто светило солнце.
По дорогам бродили кошки – вечные стражи,
По обочинам стояли фонари – вечные сони.
А она.. наверное, она была самой обычной. Только для этого города.
С ней здоровались кошки и сонно моргали фонари,
Когда она гуляла в парке, прячась под своим цветастым зонтом и кутаясь в полосатый шарф.
С ней здоровались жители городка, когда она выходила в магазины, или сидела в кофейнях, наблюдая, как струйки светлого дождя стекают по стеклам.
У неё был дом совсем обычный, для этого городка.
Двухэтажный, старенький дом. С самым настоящим чердаком.
На чердаке жили волшебные маски. Самые что ни на есть ве-не-ци-ан-ски-е.
И вечерами, когда дождик баюкал город, а кошки ютились в домах, греясь у каминов или на коленях у людей,
..или Сказка о том, как важно порой уметь иначе смотреть на все вокруг.
Может быть когда-то, а может быть однажды, жил да был.. грустный человек. У него было много дел, много работы, ворох писем каждое утро и кипа проблем, перевязанных алой ленточкой и лежащих на полочке на видном месте. Человек был не так уж и стар, а уже был почти весь седой. Он много курил. Много злился. И мало спал.
Даже когда было ясное-ясное небо, яркое солнце и теплый ветерок, он ворчал, говорил - что это небо сегодня слишком ясное.. что это солнце слишком яркое.. что это ветер вдруг южный.
В общем, недобрый был человек, уставший. И очень грустный.
Он, правда скрывал, что он грустный, чтобы люди вокруг не подумали, что он совсем забыт жизнью, но когда рабочий день заканчивался и он приходил в свой пустой и захламленный дом, ему становилось очень грустно.
А особенно грустно ему было, когда он выходил на балкон и смотрел на звезды.
Звезды были такие далекие, такие неуловимые, мерцающие.. человеку все казалось, будто там, на этих звездах жить гораздо лучше и легче, будто там совсем не грустно..
И от этого человеку становилось еще грустнее.
Человек хмурился, курил сигареты, одну за одной и думал о ворохе писем с утра, и кипе проблем на полочке.
И вот, человек хмуро глянул на время, подумал - последняя, и спать.
Нехотя отводя взгляд от звезд и затушив о балконные перила сигарету, он уже было собрался уходить, как вдруг тлеющие огоньки на перилах балкона взметнулись вверх, подхваченные теплым южным ветром и принялись танцевать в воздухе.
Человек в недоумении остановился. Нахмурился.
А огоньки танцевали, резвились в воздухе и даже не думали гаснуть.
Поборов недоумение (все-таки человек серьезный!) и природную застенчивость, Человек робко спросил:
- Вы кто?..
- Золотые светлячки, - пропело в воздухе веселым звонким хором голосов.
- И что вы тут делаете в такой поздний час? - удивился человек, даже забыв, что перед ним чудо.
- Танцуем!.. - беззаботно отозвался хор.
- Нашли время.. - буркнул человек, нахмурился и снова собрался уходить.
Но танцующие золотые светлячки закружились вокруг человека, и подняли его высоко-высоко в небо.
Сначала человек отнекивался, говорил, что у него поутру ворох писем, и кипа проблем на полочке, но золотые светлячки пропели - мы отнесем тебя к звездам.
И удивленный человек, забыв о письмах и проблемах, замер, послушно улетая к звездам..
Когда они были уже далеко-далеко от земли, светлячки вдруг остановились.
- Почему мы не летим дальше?.. - встревожился человек.
А золотые светлячки засмеялись звонким хором колокольчиков и закружили человека в воздухе. А после долгого танца, кружения и смеха, человек, обомлев от удивления и восторга, вдруг увидел звезду.. самую красивую из всех, что есть в этом мире.. звезду ли? Но это было не важно.
- Несите меня.. скорее несите меня туда.. к этой звезде..
Хор светлячков снова засмеялся и стремительно понес человека к прекрасной звезде.
Они долго летали над поверхностью, прилетали к удивительным водопадам и волшебным лесам, пролетали большие города, светящиеся гирляндой огней, взмывали в небо и приземлялись... Человек наконец почувствовал себя счастливым.
- Мне нужно найти место, где я буду жить, пока все не уладится...
- У тебя уже есть дом, - пропели светлячки.
"Какая чудесная звезда.. - думал человек, - только прилетел, а уже и дом.."
- Так несите меня скорее домой!..
Хор золотых светлячков снова закружился и понес человека к дому.
Когда они прилетели и опустили человека на балкон, Человек даже вскрикнул от радости:
- Этот дом совсем такой же, как был на моей планете!..
И счастливый Человек вошел в комнату, начал разгребать весь хлам, выкидывать ворох старых писем.. все было таким же, как дома. Только теперь совсем уютным.. и.. вот еще. На полочке небыло кипы проблем. Там, на своей планете, человек бы встревожился, испугался, обнаружив пропажу, но здесь он лишь обрадованно улыбнулся и продолжил приводить в порядок свое жилище.
Наутро человек пошел на работу, а на работе тоже - все было так же, как и там, где он раньше работал.
Только вот ему улыбались встречные, и письма порой были до того забавные, что человек перечитывал их по нескольку раз.
На этой звезде Человек удивленно радовался тому, какое ясное небо, яркое солнце и какой теплый южный ветерок.
Человек больше не грустил. Человек был дома.
И только золотые светлячки смеялись, улетая обратно к звездам.
Только они знали, что человек всего лишь вернулся обратно.
..или Сказка о том, как важно порой уметь иначе смотреть на все вокруг.
Может быть когда-то, а может быть однажды, жил да был.. грустный человек. У него было много дел, много работы, ворох писем каждое утро и кипа проблем, перевязанных алой ленточкой и лежащих на полочке на видном месте. Человек был не так уж и стар, а уже был почти весь седой. Он много курил. Много злился. И мало спал.
Даже когда было ясное-ясное небо, яркое солнце и теплый ветерок, он ворчал, говорил - что это небо сегодня слишком ясное.. что это солнце слишком яркое.. что это ветер вдруг южный.
В общем, недобрый был человек, уставший. И очень грустный.
Он, правда скрывал, что он грустный, чтобы люди вокруг не подумали, что он совсем забыт жизнью, но когда рабочий день заканчивался и он приходил в свой пустой и захламленный дом, ему становилось очень грустно.
А особенно грустно ему было, когда он выходил на балкон и смотрел на звезды.
Звезды были такие далекие, такие неуловимые, мерцающие.. человеку все казалось, будто там, на этих звездах жить гораздо лучше и легче, будто там совсем не грустно..
И от этого человеку становилось еще грустнее.
Человек хмурился, курил сигареты, одну за одной и думал о ворохе писем с утра, и кипе проблем на полочке.
И вот, человек хмуро глянул на время, подумал - последняя, и спать.
Нехотя отводя взгляд от звезд и затушив о балконные перила сигарету, он уже было собрался уходить, как вдруг тлеющие огоньки на перилах балкона взметнулись вверх, подхваченные теплым южным ветром и принялись танцевать в воздухе.
Человек в недоумении остановился. Нахмурился.
А огоньки танцевали, резвились в воздухе и даже не думали гаснуть.
Поборов недоумение (все-таки человек серьезный!) и природную застенчивость, Человек робко спросил:
- Вы кто?..
- Золотые светлячки, - пропело в воздухе веселым звонким хором голосов.
- И что вы тут делаете в такой поздний час? - удивился человек, даже забыв, что перед ним чудо.
- Танцуем!.. - беззаботно отозвался хор.
- Нашли время.. - буркнул человек, нахмурился и снова собрался уходить.
Но танцующие золотые светлячки закружились вокруг человека, и подняли его высоко-высоко в небо.
Сначала человек отнекивался, говорил, что у него поутру ворох писем, и кипа проблем на полочке, но золотые светлячки пропели - мы отнесем тебя к звездам.
И удивленный человек, забыв о письмах и проблемах, замер, послушно улетая к звездам..
Когда они были уже далеко-далеко от земли, светлячки вдруг остановились.
- Почему мы не летим дальше?.. - встревожился человек.
А золотые светлячки засмеялись звонким хором колокольчиков и закружили человека в воздухе. А после долгого танца, кружения и смеха, человек, обомлев от удивления и восторга, вдруг увидел звезду.. самую красивую из всех, что есть в этом мире.. звезду ли? Но это было не важно.
- Несите меня.. скорее несите меня туда.. к этой звезде..
Хор светлячков снова засмеялся и стремительно понес человека к прекрасной звезде.
Они долго летали над поверхностью, прилетали к удивительным водопадам и волшебным лесам, пролетали большие города, светящиеся гирляндой огней, взмывали в небо и приземлялись... Человек наконец почувствовал себя счастливым.
- Мне нужно найти место, где я буду жить, пока все не уладится...
- У тебя уже есть дом, - пропели светлячки.
"Какая чудесная звезда.. - думал человек, - только прилетел, а уже и дом.."
- Так несите меня скорее домой!..
Хор золотых светлячков снова закружился и понес человека к дому.
Когда они прилетели и опустили человека на балкон, Человек даже вскрикнул от радости:
- Этот дом совсем такой же, как был на моей планете!..
И счастливый Человек вошел в комнату, начал разгребать весь хлам, выкидывать ворох старых писем.. все было таким же, как дома. Только теперь совсем уютным.. и.. вот еще. На полочке небыло кипы проблем. Там, на своей планете, человек бы встревожился, испугался, обнаружив пропажу, но здесь он лишь обрадованно улыбнулся и продолжил приводить в порядок свое жилище.
Наутро человек пошел на работу, а на работе тоже - все было так же, как и там, где он раньше работал.
Только вот ему улыбались встречные, и письма порой были до того забавные, что человек перечитывал их по нескольку раз.
На этой звезде Человек удивленно радовался тому, какое ясное небо, яркое солнце и какой теплый южный ветерок.
Человек больше не грустил. Человек был дома.
И только золотые светлячки смеялись, улетая обратно к звездам.
Только они знали, что человек всего лишь вернулся обратно.
Придя домой, он небрежно снял ботинки и прошел в комнату, окинув взглядом которую, заметил в себе какое-то негодование. Чертыхаясь просебя, схватил засохшую баранку и впился в нее со всей ненавистью, что была в душе на тот момент. Он подошел к окну и осмотрел стаю ребятни, носящуюся по мокрому снегу и с визгом проваливающуюся в подснежные лужи.
- Ученые, работнички атомных станций, докторишки, препода и уборщики.
Он проглотил остатки сушки, как бы ему хотелось проглотить все это, все то, что его так раздражает.
В комнате было уютно, только один уголок портил идеальную вчерашнюю уборку. Остывшая кастрюля борща, остывший чайник и остывшее одеяло первыми привлекли его внимание.
-Хотя, почему же это? Может из-за того, что я слишком цинично отношусь? Или я урод какой?
Из шкафа послышался шорох, дверь немного зашаталась, а потом, как по волшебству, щеколда отворилась и из шкафа вышел розовый призрак, с размаху открывший дверцы ногой. Он немного засуетился, увидев хозяина в доме.
-Я то уж думал вы еще на улице, там так мерзко, вам нравится, когда на улице мерзко или холодно. Никогда вас не понимал.
-А что тут понимать - то, ты - не я, да и засудим на этом основании.
-Да оно и правда, а кто выступит в качестве адвоката?
-Да я и выступлю.
-Но вы же уже прокурором назначились - призрак ужасно удивился, вытаращил глаза, но не сдержался и почесал себе в районе ягодиц.
-Да я и адвокатом поработаю, что мне сложно что ли? Да и тогда заплатят больше.
-Вас так совет не допустит.
-Да и что мне до этой толпы дебилов? Они мне не указ, как плевал на них так и буду плевать, а ежели они на тебя гнать начнут, так ты их тоже посылай, только не туда же, куда и я, а ко мне, а я уж и дальше пошлю.
-Ну как знаете, я же это, просто посоветовать хотел.
-Тоже мне, советчик.
Борщ, чайник и одеяло оставались такими же холодными. На улице что-то зашуршало, обозначая дождь, наверное это просто капли плюхались на мокрый снег. Вдруг послышался голос.
-Я тут невольно подслушал ваш разговор и посмею вмешаццо - из тумбочки с трусами вылез маленький зеленый фей, у него на ухе повис один из экземпляров, как раз тех трусов, что лежали в той тумбе - сэр, вы же не хотели участвовать в суде, и я знаю, что и сейчас не хотите, но почему же все-таки идете?
-А что мне еще делать?
Вдруг фей заговорил очень важно, как будто он был хозяином какой-то фирмы - суд по делу сути розового духа, как своего хозяина номер... ээээ... номер.... номер двадцать шесть - это вам не шуточки!
-Ну хорошо, а что же вы предлагаете - хозяин заговорил с ним как с маленьким ребенком, довольно забавно было бы понаблюдать за этим.
-Розовый призрак будет прокурором, так как это в его же интересах, зеленый фей будет адвокатом, так как он нейтрален - зеленый фей говорил о себе в третьем лице, это было для него не очень свойственно, поэтому выглядело тоже забавно.
-А кем же буду я?
-Как кем?! Судьей конечно!
-Ну, что ж , не могу не согласиться. Тогда начнем же суд.
В комнате все засуетились, адвокат налил борща в тарелку, приготовил крутой кофе и подал все это хозяину. Прокурор с постоянно вырывающейся фразой "протестую!" задернул шторы и уложил хозяина в кровать, накрыл одеялом.
...
- А все таки правильно говорят о полезности утренней прогулки - проговорил он, поев горячего борща, приняв сигарету с ошпаривающим кофе и сладко уснул.
Жили люди в деревнях глухих, на окраинах лесных,
слушали люди в полнолуние, как волки воют – боялись люди,
да не знали, что бояться нечего…
Маленький Волчонок любил слушать ветер.
Каждую ночь он приходил на вершину самой высокой скалы, туда, где мелодию было слышно лучше всего, садился, обвернув длинный хвостик вокруг лапок, прикрывал свои глазки сапфировые и слушал. Волчонку всегда казалось, что они со Скалой очень похожи – оба были серые и сильные. Ласковая Луна светила нежно, обнимая их свысока – и Волчонка, и Скалу, и слушали они все Ветер – и Волчонок, и Луна, и Скала. Ветер раскачивал ветви высоких деревьев, играя листьями, скользя между лунных лучей, ветер тихо напевал о странах дальних, о чудесах невиданных, о зверях диковинных… Ветер играл тихо на флейте яблочных веток, рассказывал, что он видел сегодня, и куда полетит завтра, и маленькому Волчонку казалось, что на его ресницах шуршат-листаются страницы книги сказок, с картинками яркими-красочными, и так он и засыпал здесь, на Скале, не дождавшись рассвета, и видел сны, напетые колыбельной Ветра.
Однажды Ветер рассказал Волчонку, что в их края едет издалека на коне златогривом девушка прекрасная по имени Лето, с солнцем в волосах и цветами в глазах, и смехом искристым засеет все поля, леса и ручьи, а с нею – трое веселых ее сынишек. Они будут играть с Волчонком, конечно же, и с другими зверями лесными, нужно только…
- …сделать Лету подарок!... – пропел Ветер и стряхнул Волчонку на нос несколько лепестков жасмина.
- Подарок? – удивился Волчонок. – А что это такое?
- Это… должно быть красивым, приятным, и чем-то чудесным светиться, и чтобы от него хотелось улыбаться. И обязательно – твое… - прошелестел Ветер и улетел.
Маленький Волчонок смутился. Он никогда не делал никому подарков и совсем теперь растерялся. Нужно что-то делать, что-то придумать, ведь иначе девушка прекрасная не будет улыбаться, и не засеет смехом лучистым все поля, лужайки…
- И земляника не покраснеет, - вспомнил Волчонок и загрустил. Он очень-очень хотел сделать что-то для Лета. Вот свернулся он в клубочек на Скале, хвостиком длинным прикрыл
Монике Морелли посвящается..
***
Ветер пел - да никто не слышал.
Туманы по весне синие, густые, мягкие. В Туманах бродят тени и белые призраки-кентавры, из Туманов доносятся тихие песни и смех, из Туманов доносится музыка незнакомая, завлекающая.. Туманы по весне пропитаны грозами, мерцают синевой.
Цепь седых холмов, что видно из деревни, окутывают синие Туманы. Говорят, по ту сторону холмов живут эльфы и феи лесные. Говорят, Туманы разделяют людей и волшебство. Говорят, а на деле кто за холмы уходил по весне сквозь туманы, тот не возвращался больше в деревню. Пугают детвору лешаками ворчливыми затуманными, пугают дриадами счастливыми, пугают призраками белыми, - придет, говорят, за тобою, зачарует, уведет по тропинке лунной, забудешь дорогу к дому, забудешь душу свою, забудешь семью..
Да только дети смотрят украдкой в Туманы сквозь синеву ночную - лишь детям слышна мелодия неведомая, будто и сами Туманы поют, будто и ветра за холмами плачут, будто и Луна сквозь шаль прозрачную танцует в такт удивительной музыке. Уходят дети за Луною по тропинке светлой, уходят дети за музыкой, босиком по росе холодной - искать уходят. Под утро возвращаются в свои постели белые, сном нетронутые - в волосах у детей цветы незабудки, да обрывки тумана мерцают синие. По утру у детей смех чистый, хрустальный, перезвоном серебристым льется, сказкой волшебной искрится, взгляды ясные смотрят в Туманы с тоскою тихою. Пугают детей лешаками ворчливыми, дриадами счастливыми, призраками белыми - прячут дети улыбки, молчат, кивают послушно. Что по весне за Туманами синими - лишь детям известно.
Облака знали - молчали.
Травы видели - молчали.
Ветер пел - да никто не слышал.
Сидели дети на чердаке старого дома, мерзли в рубашках ночных, обжигали ладошки, пряча пламя свечи, в ночи слишком яркого от взглядов случайных прохожих. Говорили дети слова-заклинания слышанные, учились дети чудеса творить, учились с волшебством дружить.
Помнили дети, что ни слова не скажут о том, что знают, свято хранили тайну свою.
Ветер пел - да никто не слышал.
Видели за холмами Волшебницу, ту, что музыкой Туманы наполняла, ту, что Луну танцевать научила, - по светлой тропинке ходила Волшебница, и послушен был ей синий весенний Туман.
Видели за холмами - как играла Волшебница на скрипке, как звенели тихонько колокольчики-звезды, как лилась мелодия волшебная, чистая.
Видели за холмами, как смеялись дети счастливые, как танцевали вместе с Луною, как гуляли в Туманах олени серебристо-белые, как ворчали взрослые, заблудившись в ночи за холмами..
Птицы гнезда вили - молчали.
Звери на охоту выходили - молчали.
Ветер пел - да никто не слышал.
Осень была тяжелой, чугунной, небо медленно плыло свинцовым маревом - молчаливое, холодное, опасное.
Сквозь опадающие листья в прозрачном воздухе иногда раздавался звон колоколов и откуда-то издалека доносился хор высоких женских голосов, порой плач - безразличный, словно кто-то исполнял обязанность подпевать умершим.
Ветер, размеренно-пепельный, не знающий никаких преград - цепями-оковами льдов лишал мнимой свободы даже камни, и звезды, те застывали невидящими хрустально-кукольными взглядами.
Весь мир повиновался этому ноябрю, в смиренном молчании останавливаясь перед ним.
Эрик. Он шел по омытым дождем и оплаканным ветром, замерзающим черным дорогам и смотрел в небо. Сегодня он не боялся неба. В голове его прятался звездный свет, но застыл калейдоскопическим узором, застигнутый ноябрьским ветром.
Звон тишины вторил высоким голосам, колоколам, плачу, холоду.. Эрик вторил звону тишины.
Пластикой механических заводных кукол двигались тени по тротуарам. Нелепо, одиноко - на заборе висела сосулька.
"Нелепо.. одиноко." - подумал Эрик и сломал её. Мир лишь на секунду ожил, изменяя причинно-следственную формулу и снова застыл в немом оцепенении.
Руки Эрика - чуть дрожащие от невидимого напряжения (словно ток, текущий по проводам, остаток жизни), бледные - длинными тонкими пальцами поднесли сосульку к глазам: мир едва вздрогнул, отзываясь смазанной рыжей гирляндой огней (отражения? блики?..). Руки Эрика - холодные. Лед не таял в них.
Небо стальной меланхолией наблюдало землю.
В голове Эрика проносились стихи Блейка - прерывались настойчивой тишиной и снова вспыхивали, зажженные тлеющими огоньками опавших листьев...
"Где-то в осени, - думал Эрик, меряя шагами неизмеримые пространства ветров, - заблудился осколок жизни.. кто бы знал, кто бы знал.."
Казалось, холод остановил движение всех жизней.
"Он был падок на лесть, - перебирал Эрик воспоминания, как старые письма, решая, что оставить, а что сжечь, - и на кремовое мороженое. Часто предавался воспоминаниям.. иногда анафеме."
Ветер выметал мусор из угасших, испачканных землей и кровью, жизней.
"Кажется, воспоминаниям чаще всего он предавался как раз тогда, когда его предавали анафеме.. за что же.."
И чей-то отчаянный крик, словно внезапный сон после долгой жизни, стал кристально-звонким.
"Предательство? Его предавали. Да, предавали - друзья, близкие, родные.. после этого он предавал сам себя. И другие - чужие - предавали его анафеме за предательство себя. Себя ли? - но он лишь предавался воспоминаниям о том, как его предавали и предавали.."
Последнее воспоминание вылетело из рук Эрика, упало на дорогу, разбилось на тысячи мелких осколков и ветер отозвался, разнося по свету звенящие слова..
..предательство.. воспоминания.. лесть..
Забытую в руках сосульку Эрик поставил в хрустальную вазу. С декабрьским снегом сосулька расцвела.
"Кто бы знал, кто бы знал..." - подумал Эрик и закурил.