Солнце на привязи
НАТАЛЬЯ НЕЧАЯННАЯ
Солнце как оттиском на груди. В светлой своей заботе. Год. Все волнения впереди. Мысли сейчас в работе. Строгий расчет – абсолютный бич. Как без расчета можно? Я наконец-то леплю кулич. «Сдержанно», «осторожно». Вдарю лопаточкой по ведру (сто барабанов сразу). Что же, давай-ка, песок в игру по моему заказу. Будешь прилежно себе стоять, мне образуя домик. Только песок не желает ждать в липких моих ладонях. Силится, пыжится (ведь весна – он же в совочка рамке). Эх, разозлил уже докрасна. Гневен бутуз в панамке. Щеки свисают почти до плеч. Профиль лица – лишь кругом. Солнышко, будешь меня беречь? Я тебе буду другом.
Солнце сияет чуть выше глаз. Но никуда не деться. Первый сентябрь и первый класс. Год лишь седьмой у детства. В радость линейка, директор, речь. Счастье в груди стучится. Щеки уже отползли от плеч. Я подросла. Учиться буду, конечно же, без проблем, будто бы ненароком. Справлюсь с решением теорем, справлюсь с любым уроком! Знать я все стану и потому будут пятерки ставить. Доску почета собой займу. То-то меня похвалят!
Солнце сияет. Потом смердит. И разгорится снова. Жизнь у истоков, а погляди: жизни ничто не ново. Мне уже вроде тринадцать лет. Скепсис помножь на трое. Цветом волос отмеряю цвет нынешнего настроя. Черный прижился. Глаза горят. Щеки запали в кожу. «Ох, распустилась!», - все говорят. Я покажу им тоже. Знаю сама, мне куда идти. Все середины – в топи. Буду я или же впереди или в глубокой жопе. Собственно, верю, что во главе встану, конечно. Точно. Умной уж дело ли голове быть не при деле? Точка.
Солнце в улыбку. Ладонью рот (чтоб не спугнуть) прикрыло. Как бы сказать? Ну, наверно, вот: МАМА, Я ПОСТУПИЛА! Я поступила! Жаль не Москва (Питер неплохо тоже). Верила (веришь ли?) лишь едва, ну а теперь – до дрожи! Взять чемоданы, билет не забыть. Свитер, проверь, сложила? Чаю в дорогу столько купить, сколько крови по жилам. Щеки в румянце. Все двадцать лет словно в тумане склизком. Буду, провинции я поэт, питерским журналистом!
Солнце в решетку больших окон, будто на нас глазея. Мысли. Собранье чужих имен. Кто сообщит мне, где я? Чувства на разум легли пластом. Логика, мозг – холуи. Щеки отныне нужны холстом, красками – поцелуи. Время, казалось бы, как в упор выстрел из пистолета. Тридцать мне лет – похвала, укор? Может, ни то, ни это? Вроде, работа. Почти моя. Книжка выходит скоро. Будут читать? Прочитаю я. Все остальные – спорно.
Нынче дурацкая вновь весна. Солнце хохочет злее. И усредненность не так страшна. Жопа куда страшнее. Как-то стремиться. Куда бежать. Уж не хватает пяток. Стоило жизни моей ль рожать пятый (о, черт!) десяток. Щеки обвисли. Работа есть. Книга в шкафу пылится. Хочется часто быстрей поесть и побыстрей напиться. Выцветший цвет у потухших глаз словно размер перчаток. Солнце поставит в последний раз штамповый отпечаток.
[550x537]