Мир рушится. Молча смотрю. Только комкаю оттянутые рукава.
Лучше бы с хрустом, на грубом выкрике, ломались кости. Чем подленько, изображая бездарно понимание, тряпкой с хлороформом в широко распахнутые глаза.
Что можешь знать про меня? Кто ты такая, мама? Зачем ты здесь?
А мирок рушится. Сквозняк вытянет мои дурные наклонности. Будто вытянет дурные наклонности. Вытянет душу мою без остатка. И никакого скандала. Улыбайся, мама.
Пойду в ванную с пухлым блокнотом. Красной пастой расскажу бумаге, как из меня вот уже час делают не меня. Хочешь гетеросексуальный манекен в дочки, мама?
Черной кровью расскажу стенам, что давно не чувствую боли. Ожидать удара по дых в привычку.
Меня никто не бил. Меня просто жизнь за жизнью пытаются сломать.
Присмотрелась, кровь синяя. Голубая кровь. Мне всё можно, мама. И расширенные зрачки танцующие хаус, и секс под экстази. Секс под экстази с той, которую ты оскорбила.
А завтра ты попросишь прощения, мама. Но ничего уже не станет как было. Когда-то. До безумного бега по трассе, до прыжков в темноту с балкона. До того, как пришло понимание, что ваше существование ничтожно. Такие как я заканчивают в подворотнях. Потому что стартовали не той ракетой и очень хотят продолжать красиво.

И за какие грехи тебе так не повезло, мама?