Яблоки моченые.
Если правильно называть, то это квашенные яблоки.
Яблоки при таком способе консервирования очень мало теряют витаминов и приобретают кучу полезних качеств.
дочь великого полководца Михаила Кутузова
Елизавета Михайловна Хитрово родилась 19 сентября 1783 года и была третьей из пятерых дочерей великого фельдмаршала Кутузова. Семья у Кутузовых была дружная и веселая. Тон задавала мать семейства, княгиня Екатерина Ильинична – добрая, но строгих правил дама. Девочки получили разностороннее домашнее образование – грамматика, языки, основы домоводства и этикета, пение, театральное искусство, танец… С таким багажом можно было блистать в любом светском обществе.
Первый муж Елизаветы, граф Ф. И. Тизенгаузен, был флигель-адъютантом фельдмаршала. Они прожили в браке всего три года, и все время любящая жена была спутницей мужа в его военной кочевой жизни. В битве под Аустерлицем Тизенгаузен погиб, оставив молодую вдову с двумя малолетними дочерями. Она с трудом справилась с горем.
Через шесть лет она вышла замуж вторично – за генерал-майора Николая Хитрово. Он был известен в светских кругах как человек обходительный, блистательный и умный. Создав семью, они стали жить широко и открыто, принимая у себя весь светский Петербург. В 1815 году генерала назначают российским поверенным в делах при дворе герцога Тосканского. Семья Хитрово переезжает во Флоренцию, где роскошная и утонченная жизнь продолжается. Салон генеральши Хитрово знает вся Тоскана, не исключая герцога.
В 1819 году Елизавета Михайловна вновь остается вдовой. Она возвращается в Россию. В ее доме на Моховой улице собирались писатели, среди которых были В.А. Жуковский , П. А. Вяземский , В. А. Соллогуб, А. И. Тургенев и многие другие.
Бывал у Елизаветы Михайловны и Пушкин , который познакомился с ней в 1827, введенный в ее круг Вяземским. Пушкин становится ее кумиром и любимцем, она неустанно хлопочет, помогая ему во всех его делах, используя при этом свои немалые связи. Зная такое трепетное отношение Елизаветы Хитрово к поэту, именно через нее врагами Пушкина было переслано анонимное письмо, приведшее к роковой дуэли. Получив пакет, адресованный на ее адрес, но обращенный к поэту, она вскрывать его не стала и отослала своему другу. И очень сожалела о том впоследствии, но было уже поздно…
Елизавета Хитрово пережила своего кумира только на два года –
3 мая 1839
С. Маршак Воспитание словом О сказках Заметки о сказках Пушкина У каждого возраста свой Пушкин. Для маленьких читателей - это сказки. Для десятилетних - "Руслан". В двенадцать - тринадцать лет нам открываются пушкинская проза, "Полтава", "Медный всадник". В юношеские годы - "Онегин" и лирика. А потом - и стихи, и проза, и лирика, и поэмы, и драматические произведения, и эпиграммы, и статьи, и дневники, и письма... И это уже навсегда! С Пушкиным мы не расстаемся до старости, до конца жизни. Только в зрелом возрасте мы постигаем удивительное сочетание простоты и сложности, прозрачности и глубины в пушкинских стихах и прозе. Имя Пушкина, черты его лица входят в наше сознание в самом раннем детстве, а первые услышанные или прочитанные нами стихи его мы принимаем, как подарок, всю ценность которого узнаешь только с годами.
Помню, лет шестьдесят тому назад замечательный русский композитор Анатолий Константинович Лядов, которого я встретил под Новый год у критика В.В. Стасова, спросил меня: - Любите ли вы Пушкина? Мне было в то время лет четырнадцать, и я ответил ему так, как ответило бы тогда большинство подростков, имеющих пристрастие к стихам: - Я больше люблю Лермонтова! Лядов наклонился ко мне и сказал убедительно и ласково: - Милый, любите Пушкина! Это отнюдь не значило: "Перестаньте любить Лермонтова". Читать далее
[300x154]
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней...
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!
Полнеба обхватила тень,
Лишь там, на западе, бродит сиянье,-
Помедли, помедли, вечерний день,
Продлись, продлись, очарованье.
Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность...
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство и безнадежность.
Она сидела на полу
И груду писем разбирала,
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала.
Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела,
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело...
О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!..
Стоял я молча в стороне
И пасть готов был на колени,-
И страшно грустно стало мне,
Как от присущей милой тени.
Признание
Я вас люблю, - хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам...
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей:
Без вас мне скучно, - я зеваю;
При вас мне грустно, - я терплю;
И, мочи нет, сказать желаю,
Мой ангел, как я вас люблю!
Когда я слышу из гостиной
Ваш легкий шаг, иль платья шум,
Иль голос девственный, невинный,
Я вдруг теряю весь свой ум.
Вы улыбнетесь, - мне отрада;
Вы отвернетесь, - мне тоска;
За день мучения - награда
Мне ваша бледная рука.
Когда за пяльцами прилежно
Сидите вы, склонясь небрежно,
Глаза и кудри опустя, -
Я в умиленьи, молча, нежно
Любуюсь вами, как дитя!..
Сказать ли вам мое несчастье,
Мою ревнивую печаль,
Когда гулять, порой в ненастье.
Вы собираетеся в даль?
И ваши слезы в одиночку,
И речи в уголку вдвоем,
И путешествия в Опочку,
И фортепьяно вечерком?..
Алина! сжальтесь надо мною.
Не смею требовать любви.
Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами;
Настанет ночь - и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То глас ее; он нудит нас и просит...
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины,-
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
В разлуке есть высокое значенье:
Как ни люби, хоть день один, хоть век,
Любовь есть сон, а сон - одно мгновенье,
И рано ль, поздно ль пробужденье,
А должен наконец проснуться человек...
Выхожу один я на дорогу
Е. Шашина - Сергей Лемешев
Белеет парус одинокий
А. Варламов - Сергей Лемешев
Горные вершины
А. Варламов - Александр Огнивцев
И скучно и грустно
А. Даргомыжский - Иван Козловский
Молитва
П. Булахов - Надежда Обухова
Нет, не тебя так пылко я люблю
А. Шишкин - Елена Образцова
Тучки небесные
А. Даргомыжский - Евгения Гороховская
Мне грустно
А. Даргомыжский - Евгений Нестеренко
Колыбельная
А. Гречанинов - Ирина Архипова
[320x302]
- Есть, Настенька, если вы того не знаете, есть в Петербурге довольно странные уголки. В эти места как будто не заглядывает то же солнце, которое светит для всех петербургских людей, а заглядывает какое-то другое, новое, как будто нарочно заказанное для этих углов, и светит на все иным, особенным светом. В этих углах, милая Настенька, выживается как будто совсем другая жизнь, не похожая на ту, которая возле нас кипит, а такая, которая может быть в тридесятом неведомом царстве, а не у нас, в наше серьезное-пресерьезное время. Вот эта-то жизнь и есть смесь чего-то чисто фантастического, горячо-идеального и вместе с тем (увы, Настенька!) тускло-прозаичного и обыкновенного, чтоб не сказать: до невероятности пошлого.
- Фу! господи боже мой! какое предисловие! Что же это я такое услышу?
- Услышите вы, Настенька (мне кажется, я никогда не устану называть вас Настенькой), услышите вы, что в этих углах проживают странные люди - мечтатели. Мечтатель - если нужно его подробное определение - не человек, а, знаете, какое-то существо среднего рода. Селится он большею частию где-нибудь в неприступном углу, как будто таится в нем даже от дневного света, и уж если заберется к себе, то так и прирастет к своему углу, как улитка, или, по крайней мере, он очень похож в этом отношении на то занимательное животное, которое и животное и дом вместе, которое называется черепахой. Как вы думаете, отчего он так любит свои четыре стены,
выкрашенные непременно зеленою краскою, закоптелые, унылые и непозволительно обкуренные? Зачем этот смешной господин, когда его приходит навестить кто-нибудь из его редких знакомых (а кончает он тем, что знакомые у него все переводятся), зачем этот смешной человек встречает его, так сконфузившись, так изменившись в лице и в таком замешательстве, как будто он только что сделал в своих четырех стенах преступление, как будто он фабриковал фальшивые бумажки или какие-нибудь стишки для отсылки в журнал при анонимном письме, в котором обозначается, что настоящий поэт уже умер и что друг его считает священным долгом опубликовать его вирши? Отчего, скажите мне, Настенька, разговор так не вяжется у этих двух собеседников? отчего ни смех, ни какое-нибудь бойкое словцо не слетает с языка внезапно вошедшего и озадаченного приятеля, который в другом случае очень любит и смех, и бойкое
словцо, и разговоры о прекрасном поле, и другие веселые темы? Отчего же,наконец, этот приятель, вероятно недавний знакомый, и при первом визите, - потому что второго в таком случае уже не будет и приятель другой раз не придет, - отчего сам приятель так конфузится, так костенеет, при всем своем остроумии (если только оно есть у него), глядя на опрокинутое лицо хозяина, который в свою очередь уже совсем успел потеряться и сбиться с последнего толка после исполинских, но тщетных усилий разгладить и упестрить разговор,
показать и с своей стороны знание светскости, тоже заговорить о прекрасном поле и хоть такою покорностию понравится бедному, не туда попавшему человеку, который ошибкою пришел к нему в гости? Отчего, наконец, гость вдруг хватается за шляпу и быстро уходит, внезапно вспомнив о самонужнейшем деле, которого никогда не бывало, и кое-как высвобождает свою руку из жарких пожатий хозяина, всячески старающегося показать свое раскаяние и поправить потерянное? Отчего уходящий приятель хохочет, выйдя за дверь, тут же дает самому себе слово никогда не приходить к этому чудаку, хотя этот чудак в сущности и превосходнейший малый, и в то же время никак не может отказать своему воображению в маленькой прихоти: сравнить, хоть отдаленным образом, физиономию своего недавнего собеседника во все время свидания с видом того несчастного котеночка, которого измяли, застращали и всячески обидели дети, вероломно
[показать]«Вам, без сомнения, когда-нибудь случалось слышать голос, называющий вас по имени, который простолюдины объясняют тем, что душа стосковалась за человеком и призывает его, и после которого следует неминуемо смерть. Признаюсь, мне всегда был страшен этот таинственный зов. Я помню, что в детстве часто его слышал: иногда вдруг позади меня кто-то явственно произносил мое имя. День обыкновенно в это время был самый ясный и солнечный; ни один лист в саду на дереве не шевелился, тишина была мертвая, даже кузнечик в это время переставал кричать; ни души в саду; но, признаюсь, если бы ночь самая бешеная и бурная, со всем адом стихий, настигла меня одного среди непроходимого леса, я бы не испугался ее, как этой ужасной тишины среди безоблачного дня. Я обыкновенно тогда бежал с величайшим страхом и занимавшимся дыханием из сада, и тогда только успокоивался, когда попадался мне навстречу какой-нибудь человек, вид которого изгонял эту страшную сердечную пустыню». Гоголь
[показать]