На днях стою в очередь на кассу в супермаркете, полная тележка еды, очередь длинная-длинная. И вдруг сзади голос:
- А мне вчера повестка в армию пришла, не знаю, что делать. Паспорт, что ли, разорвать...
Оборачиваюсь - стоят два паренька, пиво у них в тележке, чипсы, рыбка. Выходной все-таки. Тот, что повыше, постарше и понаглее на вид, говорит:
- Ну че делать... Военкому на лапу дай.
Второй, небольшого роста - ниже меня на каблуках, толстенький такой, скромный, проблемы с кожей еще не прошли, лет на 16 максимум выглядит, отвечает:
- Неудобно как-то...
И замяли ребята тему, давай о других вещах говорить.
А я стою впереди, и сердце щемит, в тисках как будто. Ну куда, куда такого в армию?! Мальчишка же совсем, птенец неоперенный! Такой милый, стеснительный, домашний... Даже не юноша - мальчик. Подросток. Голос еще ломается. В глазах цвета неба чистые такие почти детские мечты. И такого в солдаты? В горячие точки? На убой, на пушечное мясо? А дедовщина...
Пробую успокоиться. Оборачиваюсь.
- Ты извини, что отвлекаю. Может, лезу не в свое дело. Но повестка - все-таки серьезное дело...
- Ничего страшного, - улыбается, глаза опускает. У него, наверное, и девушки-то не было еще, и жить-то еще толком не начал.
- Школу в этом году заканчиваешь?
- Да.
- А восемнадцать когда было?
- В марте.
- Что ж родители тебя так поздно в школу отдали, даже поступить не успел никуда... На второй год-то не оставался, я полагаю.
- Не оставался.
- Что делать собираешься, не думал еще?
- Да нет пока.
- А зря. Ты только дома не живи пока, искать будут. Одного моего знакомого посреди ночи забрали, три раза повестку игнорировал. А летом поступишь учиться, и все нормально будет. Моему брату повезло в свое время, после девятого класса ушел в колледж, а колледж при институте, соответственно, в институт потом. Вон какая отсрочка.
- А где же мне жить?
- Лучше не у родственников. У девушки, например.
Неловкая пауза. Так я и думала.
- Я тебя прошу, только не уходи сейчас в армию... Потом поймешь, почему. Себя пожалей, мать. А военкому на лапу - чревато. Потом не докажешь. И без денег останешься, и заберут. Знаешь, у меня парня в Чечне убили, ему было бы сейчас 24 года.
- А Вам сколько?
- Летом будет 22.
- Ясно. Спасибо большое за советы. Ваша очередь на кассу.
Действительно, была моя очередь. Отоварившись и запихнув продукты в пакеты-майки, я вспомнила, что надо заплатить за телефон. Пока возилась у терминала, мальчиков и след простыл. Когда они успели уйти... Заметила, что паренек с повесткой показывал паспорт на кассе.
А потом я плакала, как самая настоящая сентиментальная дура. Прямо в супермаркете. И пока шла домой, тоже. И мне было наплевать, что подумают те, кому, в общем-то, наплевать на меня. То ли Петьку своего вспомнила, то ли материнский инстинкт, то ли жалость. Или все это вперемешку. Кто знает.

Опять вербное воскресенье. Опять люди ради подтверждения своих идеалов вселенской любви будут обрывать молодые веточки, оставляя на их месте измочаленные огрызки.

Больно.

Шел по краю и - оступился.

Земное притяжение победило тебя. Ты чувствуешь, как смещается центр тяжести, и нечто неодолимое засасывает тебя в бездну.
Никакая «вся жизнь» не проносится в голове, прошлого больше нет. Нет и будущего. Страха нет – испугаться осознанно ты еще не успел. Нет ничего, кроме мучительного, тягостного осознания себя – бессильного, безвольного, бессмысленного, зависшего над чернотой набитым потрохами мешком. Мгновение тянется вечность. Вечность отвратительна.

И какое-то неловкое, единственно верное движение возвращает равновесие, в последний момент твои стопы твердо опираются о землю.

Тебе не страшно. Бояться нечего – смерть ты уже пережил.
В голове только: «Я есть».

---

Очень страшно – а вдруг Тошнота заразна. Вдруг она передается не через рукопожатие, поцелуй, удар в челость.
Вдруг она передается через записанные ощущения.

Проводила соцопрос для написания одной статьи, было опрошено  2 000 респондентов подмосковного города с населением 150 000 человек (видим, что выборка репрезентативная, следовательно, данные с большой степенью вероятности достоверны), 500 человек - школьники младших/средних классов, 750 - старшеклассники и студенты первых двух курсов, и последние 750 - студенты последних курсов.
Целью исследования было выявление мотивов сближения между детьми, подростками и молодежью. Иначе говоря, "почему он мне друг".
Результаты несколько удивили.
Респонденты первой группы (школьники младших/средних классов) распределили свои голоса следующим образом:
- общность интересов 14%
- общность проблем 2%
- сходство характеров 4%
- сходство взглядов на жизнь 3%
- общее место учебы/работы 27%
- проживание недалеко друг от друга 26%
- общее место проведения досуга (клуб, бар, стадион) 16%
- одинаково высокий уровень дохода семьи 8%
Респонденты второй группы (старшеклассники и студенты первых двух курсов):
- общность интересов 18%
- общность проблем 7%
- сходство характеров 11%
- сходство взглядов на жизнь 12%
- общее место учебы/работы 13%
- проживание недалеко друг от друга 10%
- общее место проведения досуга (клуб, бар, стадион) 17%
- одинаково высокий уровень дохода семьи 12%
Респонденты третьей группы (студенты последних курсов):
- общность интересов 19%
- общность проблем 8%
- сходство характеров 14%
- сходство взглядов на жизнь 13%
- общее место учебы/работы 14%
- проживание недалеко друг от друга 9%
- общее место проведения досуга (клуб, бар, стадион) 13%
- одинаково высокий уровень дохода семьи 10%
Выводы можно сделать весьма неоднозначные. Однако каждый, думаю, сделает их сам. 
И все же не могу воздержаться от одного комментария. Я-то, наивная, полагала, что людей сплачивают общие взгляды на жизнь, сходство проблем, интересов и характеров, а все остальное незначительно до неприличия. Ан нет, все чуть ли не наоборот. Накося, Лара, выкуси.
Ушла биться головой о стенку писать статью.

- Вы несчастны?
- Да.
- И как Вам это удается?..

Вчера и изо дня в день женщина ходит в восемь, утром, на работу. Аккуратная - пальто, берет, классический каблук. Бывает, этих людей, непременных составляющих нашего утреннего пейзажа, больше нет на улице.
А женщина больше бегом, чем шагом, растрепанная и с сигаретой, - уже не такая. И мы смотрим, смотрим, как все меняется. Как она есть - существует, живет, ходит, ездит на автобусе вместе с нами. И может она через месяц умрет, а может, она хочет ребенка, может, он у нее есть, но совсем отбился от рук. Можете подойти, поинтересоваться. Вроде этого: «Привет, каждое утро мы встречаемся глазами вот на этом углу улицы. Как у Вас дела?..»

Сигареты, кофе, успокоительное, снотворное - каждое слово отвечает какой-то части дня. Первая необходимость - это компьютер, «домой» это уже не значит «к семье».
Мыслей либо нет, либо их очень много - пресекли положенное, и теперь больные, жутковатые они, да. Компактно мыслить, говорить емкими фразами, и скоро жизнь можно будет запихнуть в спичечный коробок. Лаконично и яростно уметь изложить свой взгляд на мир первому встречному - это стало модно, делает нас такими затуманенными и немного проблемными, бывалыми и живыми, занятыми по горло и успевающими все. Но образ исчерпывает свое, а кто-то так в нем и остается. А любовь, эта ваша любовь, она заключается не в словах, не в ребенке и не в презервативе, она в чем-то совсем, совсем не таком.

Чтобы на кого-то ориентироваться, должен быть герой. Их раньше было много, ну точно несколько. Сейчас - ноль. И сами пробуем на себе, на людях. Кумиры, несущие дух ушедшего века, тихо творят и говорят, только когда спрашивают. Мы? Учить нас жить? У них другая идеология, они выходцы из другого времени, мы бы просто не стали их слушать. Литературные же герои разрушаются и уже не столь прекрасны, пока их разбирают на куски. За собой мы замечаем через время, годы перемены и только потом понимаем, что так будет всегда, иначе нельзя. Хорошо, если раз за разом они стремятся не вниз. Можно порадоваться - мир не против этих перемен и новшеств. Ну, а мы? А мы всегда за.

Всё, я больше не хочу видеть себя в отражении твоих зелёных глаз. Мой любимый цвет. Мой любимый размер. Я больше не хочу слышать твой голос, я больше не хочу, чтоб ты называл меня «моя малышка». Я больше не хочу быть твоей. И не надо меня сбивать с толку, не надо пытаться переубедить. Не надо больше пропадать из моей жизни, чтобы потом феерически появляться. Не надо больше говорить со сцены, что следующая песня звучит для странной маленькой девочки, занявшей подозрительно много места в твоей голове, и произносить моё имя так, как этого не делал никто. Я не хочу больше видеть твоё имя на экране своего мобильника. Я не хочу больше чувствовать твоё имя, выгравированное на коре моего головного мозга. Я не хочу больше слушать Void’а. Но я не могу.

Я не могу просто вырезать тебя из себя, я не могу просто сказать тебе «нет». Ты звонишь, “True love” ласкает мне слух, и я улыбаюсь в трубку. Ты жизнерадостным голосом говоришь мне о том, что нарезал диск, который обещал мне три месяца назад, что мы просто обязаны встретиться для передачи этого бесценного продукта. И я соглашаюсь. Я сама назначаю встречу на завтра. И вот начинается ночь. Бессонная ночь, полная мыслей о тебе, обо мне, но не о нас. И тогда я понимаю, что всё. Это конец. Я больше ничего не хочу.

Я звоню тебе, но голос уже не будоражит меня, я, немного дрожащим, скорее от удивления, нежели от волнения, голосом, говорю тебе «нет». Теперь от тебя лишь требуется дать мне тебя забыть.


Здравствуй моя девочка, моя малышка. Я соскучился, сейчас столько всего навалилось. Я вот ездил домой, дочка заболела. Так странно, но почему-то мне показалось, что у вас глаза похожи, точнее выражение глаз. Такое же игриво-лукавое, надеюсь, что когда-нибудь у неё во взгляде появится та же глубина, что и у тебя. Я так давно не чувствовал твоего запаха, а оказывается он мне стал уже необходим, так это странно.

Малыш, ты прости, что я опять пропадал, но ты же знаешь, что работа, для меня, – смысл жизни. Вчера дома взял гитару, и так захотелось, чтобы ты оказалась рядом, захотелось сыграть только для тебя.

Последний раз я сочинял что-то после нашей последней встречи. Ты помнишь? Я хочу восстановить всё из пепла. Ведь это возможно, есть же что-то подобное в какой-то мифологии, птица кажется. Вот я и хочу, чтоб ты снова была моей малышкой. Ты слышишь?


Я слышу твой голос в радиоэфире и не могу переключить на другую волну, хотя хочу этого больше всего на свете…

Сравнительно недавно написала эти строчки, и сейчас они попались мне на глаза, и захотелось мне ими поделиться, потому что они мне нравятся, и услышать какого-нибудь мнения, что, собственно, и делаю.

Настоящая Неудачница - это вовсе не та женщина, которая постоянно тупит, у которой ничего не получается и за которую все делают ее мужчины, матерясь сквозь зубы, но исправляя очередную ее глупую оплошность или вытаскивая из очередной передряги.

Настоящая, безнадежная Неудачница - это женщина, которая умеет и может все сама, но катастрофически-постоянно выбирает себе мужчин, за которых все делает, матерясь сквозь зубы, но исправляя очередную их глупую оплошность или вытаскивая из очередной передряги.

Нет ничего плохого в молчании. Если в этом молчании можно прочитать всё то, что так хочется, так необходимо услышать. А если в молчании нет ничего, кажется, будто тебя сбросили с высокого дома, и пока ты летишь с тобой рядом только твои воспоминания.

[показать] В колонках играет - *** 6. KLF - Last Train To Trancentral

Хоть я сам и врач, но докторов не люблю. И эта нелюбовь моя с каждым днем все растет больше. И дело, конечно, не в оотношении к специальности и ко всем врачам подчистую. Вопрос такой нелюбви касается скорее гашей, так называемой, классической или академической медицины.

Корни этого глубокие и идут еще в институтское образование и в определенную ограниченность людского ума и поиска как бы работать легче.
В институте нас учили с каждым годом смотреть на человека с позиции больше тела и отдельных его органов и частей. а о психике, эмоциях говорилось крайне мало и както совсем несущественно, не говоря уже о душе и духе. Более того, если смотреть более широко и целостно на весь процесс обучения академической медицине сейчас - видится определенная тенденция. Суть ее в том чтобы подготовить врачей-ремесленников, которые видят только пришедшее больное тело, разбираются в отдельных его частях; подготовить врачей, которые будут кормить фармакологический бизнес, будут приучать больных жить с болезнью. При этом врач для больного в таком варианте получается чемто вроде жреца, или чуть ли не Бога или спасителя.

Если трезво посмотреть на вещи - в институте нам мало преподавали методов лечения и подхода к человеку как к целостной и открытой системе, даже если подходить только с позиций физического тела - то мало говорилось о гомеопатии, диетотерапии и диетологии, даже фитотерапия мимо прошла. Психология больше выглядела как факультатив и обременительный предмет, да и излагался скверно.

Лозунг помните - "в здоровом теле-здоровый дух"? А не наоборот ли? что человек без души? без эмоций, чувств, психики? Кто бы захотел чтобы к нему подобно относились?

Так вот о врачах - постоянно сталкиваюсь с ситуациями, особенно по стационарам, когда человек попадает в зависимость от врача, что даже не может узнать что там на самом деле у него и почему. А если проконсультироваться при этом еще у когото - так это вообще расценивается как личное пресупление и оскорбление доктора. А ведь все мы люди, можем ошибаться. Такое впечатление, что это клан какойто докторов.

А круговая порука врачей при врачебных ошибках чего стоит. Особенно страшно и цинично это выглядит, когда пациент умирает или остается инвалидом.
А ведь изначально медицина - это исскуство врачевания. Исскуство предполагает творчество, поиск, целостное видение, чувствование и постоянный труд.

Когда я учился - наши преподаватели говорили, что наш курс намного хуже предыдущих. А сейчас, вот, встретившись с теми же учителями, слышу, что мы были еще золото. А то, что сейчас творится - полный кошмар. С ужасом думаешь - что ж дальше то будет. Вот и в нынешьнее время уже серьезно подумаешь, прежде чем отправить пациента на стороннюю консультацию. А что ж будет когда старые кадры уйдут?

Не люблю я врачей. И принадлежность к такой медицине часто ощущается клеймом..

 

Мы выбираем вместо Pepsi виски. Значит, мы правы.
И сказала это не я, а культуролог дедушкиного возраста.

Не так давно мне довелось оказаться в зале прилетов в аэропорту - вытягивать шею и затаивать дыхание, ожидая того, за кем пришла. Пользуясь моментом и удобным положением, я глядела на людей.
Разные - грустные, веселые, с голубыми и карими глазами, нервно постукивающие ботинками по полу и умиротворенно держащие за руки близких. Люди стояли, сидели, ждали и плакали. Последнее происходило тогда, когда ожидающие наконец встречали тех, кого - я полагаю - так давно не видели. Зажав букеты подмышками, люди обнимали людей, целовались и помогали близким. Люди чувствовали, люди жили - эмоции висели в воздухе и проводили по волосам всех присутствующих. Если бы можно было раскрасить яркими красками все слова и все то, что было почувствовано - Вы бы немедленно принялись тереть глаза от обилия цвета.
Каждый из тех, кого еще предстоит встретить, был представлен мною на месте встреченных и обнятых. И это было здорово.

Я хочу от тебя очень много, мой любимый. Я хочу, чтобы ты был жив. Хочу, чтобы ты был здоров. Хлчу, чтобы ты был счастлив. Хочу, чтобы ты был, понимаешь? Со мной, не со мной, но чтобы был.

А я люблю блондинок. Ну и пусть они глупые. Зато красивые.

По итогам этого набора к нам присоединяются трое авторов: Karl_de_Cori, flyveryhigh и СараКрейн.
Поздравляю новоприбывших.

Традиционно прошу новых участников ознакомиться с правилами. Особенно, с частью касаемо оформления постов. Во избежание эксцессов. Если что-то непонятно - прошу без стеснений обращаться ко мне в личку.

Расклад по голосам
---

Ближайший набор ожидается примерно 14-ого апреля.

Тоска бывает, когда ты толстеешь или когда слишком долго идет дождь. Ты грустный - и все. А когда на стенку лезешь - это значит, что ты уже дошел. Тебе страшно, ты весь в поту от страха, а чего боишься - сам не знаешь. Боишься, что произойдет что-то ужасное, но не знаешь, что именно. (Трумен Капоте)

Друг мой, Трумен, когда ты лезешь на стену впервые, то, конечно, страшно. Можно даже пожалеть о не набранных в свое время лишних кило, чтобы тосковать из-за жира, а не бросаться покорять вертикали стен. За первым альпинистским опытом жди второй, третий. Их будет ровно столько, насколько хватит тебя самого. Худшее, что может произойти, в чем ты так боишься себе признаться, – падение. Поэтому надо расценивать свои силы и желания, Трумен, чтобы за одну секунду не сорваться и не грохнуться с такой пугающей высоты. Вот послушай, я расскажу тебе, как бывает.

Тебя угощают кофе, занимают разговорами, проникают в мысли, забрасывают предложениями на weekend, улыбаются при встрече, обнимают, целуют щеки, погружают в ароматы, чужие квартиры и кафе, кажется, что жизнь пестрит событиями, как цыганская юбка, и что ни день, то шумный балаган. Но это мнимое ощущение востребованности, присутствия в твоей жизни десятка добрых подруг, знойных мужчин, хороших знакомых, каких поискать еще надо, всего лишь иллюзия, искусственная декорация, кислородная маска, чтобы не задохнуться от одиночества и как-то просуществовать.
И живешь в такой круговерти, пока витражи жизни не дадут трещину, и не испишется последняя страница еженедельника, и не появится в плотном графике первый день без встреч. Вот тогда ты увидишь свое одиночество, прямо на дне любимой кружки с остывшим чаем, ты заглянешь в нее, родную, и увидишь себя.

А потом, как ты прекрасно знаешь, Трумен, появляется мужчина. Он приносит горячий чай, целует родинки, признается в любви, оставляет чемодан своих вещей в твоем сердце. У тебя появляется новый еженедельник и другая жизнь. Ты думаешь, вот оно – счастье. Вы. Двое. Но на всякий случай все-таки заглядываешь в любимую кружку и снова видишь себя.
Через полгода-год он перестает тебя понимать, вы ссоритесь, обвиняете друг друга в эгоизме, обижаетесь, ревете, обнявшись, а потом надоедает. Он забирает свой неподъемный чемодан и уходит прочь.
И тогда, Трумен, ты выбираешь себе самую крутую стену и ползешь наверх. Нет времени на себя, нет времени на друзей, нет времени на мужчин. Одни цели перед глазами.
Давай, Трумен, ползи, попробуй не оступиться!

Однажды в детстве я отправилась с родителями в цирк. Такой шапито, где, кроме главной сцены, стояла еще куча маленьких шатров, вагончиков и палаток. Мне приглянулся вагончик ужасов. Уговорила купить мне билетик, гордо предъявила его контролеру и вошла внутрь. Дверь за мной захлопнулась, и я тут же носом уткнулась в какое-то отвратительное чудовище, мигающее глазами. Чуть впереди стояло еще одно тело с вполне себе реалистичными кровоподтеками. Аттракцион заключался в том, чтобы пройти насквозь темный вагончик, вплотную прикасаясь к резиновым зомби и пластмассовым скелетам. Мне стало страшно. Но попроситься обратно было стыдно. Я сложила руки на груди, чтобы не касаться чиьх-то костей и саванов, сделала глубокий вдох и быстро пошла вперед, не оборачиваясь. Я смотрела в темноту, считая секунды до того, как увижу заветную табличку "Выход", и приказывала себе не смотреть по сторонам. И вот что. Не надо оглядываться на всяких уродов, пытающихся спровоцировать нас, и бояться их отвратительного вида, сделанного из дешевой резины и папье-маше. Нужно просто идти вперед, гордо смотря перед собой. Монстры навсегда останутся в своем вагончике ужасов, а когда их перестанут бояться, отправятся на свалку.

В пятницу ездила в "Мегу" в Химках. Шел то дождь, то снег, пока добралась, замерзла и вымокла. Но не в этом суть.
Кроссовок у меня нет, каблуков ниже 10 см со своим крошечным ростом я тоже не признаю. В общем, отправилась я туда на шпильках 11 см. Накрутила за 5 часов 9 км (есть шагомер на телефоне). Отоварилась по полной и просто в никаком состоянии, учитывая пакеты с покупками, шпильки, промокшие ноги, изрядное количество фаст-фуда в желудке и пройденные километры, отправилась на платформу Планерная.
Опоздала на электричку на 4 минуты. Начался ливень, зубы отбивали чечетку, а стоять на платформе пришлось еще 20 минут до 22:22. Из-за ветра и дождя сигарета прикурилась только с третьего раза. Боже, какой кайф встать под навес платформы - вокруг бушует стихия, а тебе все нипочем - и затягиваться, с наслаждением затягиваться тонкой сигаретой, одной, второй, третьей...
Последний окурок (кажется, четвертый или пятый), прочертив во влажном воздухе красивую дугу, изящно ударился, еще горя, о край бетонной платформы своим пламенеющим концом, распространяя в момент своей гибели мириады оранжевых искорок, каждая из которых, казалось, жила своей, отдельной, ни на кого и ни на что не похожей коротенькой жизнью. Умерев, этот гордый останок белой палочки-балерины упал рикошетом на гудящие от наконец-то приближающейся электрички поющие свой гимн мощи железного змея стальные угрюмые рельсы. Змей раздавил мой окурок, не оставив, наверное, почти ничего, но как же красиво рассталась с жизнью моя балерина!
В тот момент, забыв, что продрогла, о дожде, о "Меге", о бесконечной очереди в "Макдоналдс", о не по погоде одетых лакированных сапогах до колена, я думала о том, что если человек проживет свою непростую жизнь, спасая кого-то от холода, от мрака, а в конце нее умрет ярко, дерзко, сохраняя при этом философское спокойствие, его, наверное, почтят героем, и не зря. И в ту минуту мне самой хотелось стать таким человеком, отбросить всю эту мишуру, как змеи - старую кожу, и жить ради чего-то разумного, доброго, вечного...
Но поезд шел, удаляя меня от места поразившего мою воспаленную фантазию события, дождь прекращался мало-помалу, мозг затуманивался усталостью и пивом, которым великодушно поделились ехавшие со мной в одном вагоне футбольные фанаты, и я снова становилась собой, обычной, милой, доброй, очаровательной, но себе на уме помесью дешевки и шика.