Помфрет. Замковая башня.
Входит король Ричард.

Король Ричард

Живя в тюрьме, я часто размышляю, -
Как мне ее вселенной уподобить?
Но во вселенной - множество существ,
А здесь - лишь я, и больше никого.
Как сравнивать? И все же попытаюсь.
Представим, что мой мозг с моей душой
В супружестве. От них родятся мысли,
Дающие дальнейшее потомство.
Вот племя, что живет в сем малом мире.
На племя, что живет в том, внешнем, мире,
Похоже удивительно оно:
Ведь мысли тоже вечно недовольны.
Так, мысли о божественном всегда
Сплетаются с сомненьями, и часто
Одна из них другой противоречит;
Здесь, например, "Придите все", а там -
"Ко мне попасть не легче, чем пройти
Верблюду сквозь игольное ушко".
Иное у честолюбивых мыслей,
Им надобно несбыточных чудес:
Чтоб эти ногти слабые могли
Прорыть проход сквозь каменную толщу,
Разрушить грубый мир тюремных стен.
Но так как это неосуществимо, -
В своей гордыне гибнут мысли те.
А мысли о смиренье и покое
Твердят о том, что в рабстве у Фортуны
Не первый я и, верно, не последний.
Так утешается в своем позоре
Колодник жалкий - тем, что до него
Сидели тысячи бродяг в колодках, -
И ощущает облегченье он,
Переложив груз своего несчастья
На плечи тех, кто прежде отстрадал. -
В одном лице я здесь играю многих,
Но все они судьбою недовольны.
То я - король, но, встретившись с изменой.
Я нищему завидую. И вот,
Я - нищий. Но тяжелые лишенья
Внушают мне, что королем быть лучше.
И вновь на мне венец. И вспоминаю
Я снова, что развенчан Болингброком
И стал ничем. Но, кем бы я ни стал, -
И всякий, если только человек он,
Ничем не будет никогда доволен
И обретет покой, лишь став ничем.

Путешествие к сердцу тьмы продолжается, а загадка человеческого опустошения вероятно никогда не будет разгадана до конца. Просто что-то внутри умирает, позволяя бесчувственно наблюдать за тем, как по твоему приказу молодых и старых, женщин и мужчин ликвидируют во имя "великой идеи". После процесса Эйхмана мы все знаем, про убийц за письменным столом. После фильма Ланцманна мы заглянули в глаза монстрам. Но остаются жертвы, те, кого лишили жизни, будущего, памяти, вернули в запасники вселенной по атомам. Как девушка Бофана, лицо с обложки, которую зверски пытали, а затем убили в самом начале жизни. Без всякой даже надуманной причины. Теперь её лик вырван у забвения.

Рити Пан сам переживший пятилетний ужас правления "красных кхмеров", встретился сперва с заплечными мастерами, работниками жуткой тюрьмы С-21, записав с ними интервью прямо в мрачных интерьерах лютого застенка, а затем и ответственным за ее работу товарищем Дутем. Некоторое время спустя после выхода фильма режиссер написал в соавторстве с Кристофом Батайем некое размышление над тем, что это было. Не то, чтобы фильм был неполноценен - напротив, он даже местами избыточен. Вот сидит дедулька и со слезами умиления на глазах рассказывает каким слепым орудием партии и служившей ей программой идеологии он был. Как он, исправный служака, незатейливый ищейка, просто выполнял свой долг перед народом. Боже, сколько такого подобного мы уже слышали и от Эйхмана, и от эсесовцев, которых тайно снимал Ланцманн. Как все эти безжалостные палачи мимикрируют под часть исторического пейзажа и "время было такое", "враг есть враг"! Старые партийцы, старые НКВДешники вполне могли бы наговорить нечто подобное, если бы у России в 80х был свой Ланцманн. Был свой Рити Пан. Вместо них, у нас был Феликс Чуев, смотревший на Молотова с нескрываемым обожанием, В фильме мы не слышим вопросов режиссера, они как раз пояснены в книге, пояснена подоплека вопросов, поэтому стоит прочитать книгу после фильма, а не наоборот.

Однако, помимо фактического фона, в книге рассказана и трагическая судьба самого автора и его семьи в период геноцида, трогательная любовь к погибшим родителям, боль от их потери, но и собственная война за выживание, звериная и ожесточенная борьба совсем молодого человека, который не хочет на тот свет. И в перехлест истории товарища Дутя, встречи с ним, его ложь, его смех, его лирические отступления и цитаты из великих французских поэтов. Каким самообладанием должен был обладать Рити Пан чтобы не изрыгнуть на этого врага рода человеческого всю свою боль, гнев, желание возмездия? Говорить с ним, играть в интеллектуальные шахматы, превращающиеся время от времени в "чапаева" - это всё вероятно стоило автору больших усилий. И в этом его подвиг. Говорить так неимоверно тяжело, когда нет ничего, кроме бесконечной боли. Фантастическая пустота от изничтоженных, превращенных в пыль жизней "кричит", но мы её не слышим. Рити Пан связал в своей книге голос убийцы, душегуба, мучителя и голос растоптанной, но не утративший дар речи жертвы.

Шуберта песню мурлыча под нос,
Я выйду из дома в трескучий мороз:
Тут рикша стоит на хрустящем снегу
И сяду в нее, и себя запрягу.
Начну я хлестать, понукать, унижать,
Пытаться заставить скотину бежать.
Беги же, скотина, в поту и соплях,
Кровавя ступнИ о верхушки коряг.
Давай, наливайся, яремная жила!
На мягкой подушке трясет пассажира.
Вот-вот и уснет он, дремотой сражен -
Его бесконечным окажется сон.

На пятый день работы подошел к сотне страниц. Выкинул 8 больших фрагментов из двух глав. По делу, но что с ними делать не приложу ума. Особенно за предтечей лагеря обидно. По-моему не совсем бессмысленная чушь. Ну да бог с ним! Сейчас не оно в приоритете. Может в будущем дорастет мясом и чем-то другим станет. Видимо вся архитектура осядет до 270-300 страниц. Если я, конечно, не восполню выкинутое новыми фрагментами сопоставимыми по объёму.
В целом, спустя два года некоторые части читаются как "кто этот мудрец, который это написал?" до "что за муть, под чем я был тогда, когда это писал?"

Сегодня начинаю перечитывать манускрипт с первой главы - самой заумной и теоретической. Надо её ужать с 75 страниц до 30 где-то, причем убрать дробление на подглавки - за счет этого уже страниц 10 ужмется. Постараюсь взять обязательство исправлять главу за неделю - четвертую разделить на три. При таком раскладе к концу сентября манускрипт должен быть готов - скажем, вариант бета.

Ох и запомню же я этот июль! Париж, Дрезден, Гданьск, Калининград, Москва, Петербург, Познань... Сколько всего наприключалось, что хватит на месяцы рефлексии. Одно ясно - теперь я выруливаю на очень важный отрезок и не должен давать слабины. Я восстанавливаюсь. Я расправляю крылья. Я чувствую сцепку с силами вокруг меня. Я превозмогаю.

Вчера ездили большой компанией в Альтенберг, спасаясь от дрезденской жары. Я попытался воссоединиться с собою лета 2017 года, когда мы провели там отпуск с мамой и бабушкой перед самым рождением Филиппа.
Это была другая, совсем другая жизнь. Мне исполнилось тридцать уже. Не двадцать. Не пятнадцать. И всё же разрыв кажется чудовищно громадным. Будто я дремал тогда. Безмятежное существование. Двое еще совсем маленьких детей, третий на подходе. Писал магистерскую в охоточку... Последние семь с половиной лет кажутся такими чумовыми.
А Альтенберг всё тот же; те же виды, те же люди, те же каменюшки хрустят под подошвой. Люди снуют по склонам. Время остановилось.
Мне подумалось, что я всего лишь погостить. Уготовано мне было вместилищем чувств то и то, и то место. Надо быть безмерно благодарным за каждое мгновение, пока хозяин не попросит, закашлявшись - дорогие гости, не надоели ли вам хозяева.

Я, конечно, только наблюдатель и не лезу к людям со своей повесточкой - стараюсь не лезть.

Просто интересно, что многие замечательные пацифисты 2022 года вдруг в 2025 стали говорить про подлётное время, стратегические соображения, неумолимую угрозу и тд. Вдруг оказалось, что война, если она за твои идеалы, вполне ок. Есть хорошие парни и плохие парни, и в общем-то хорошим можно убивать плохих, но не наоборот. Волкодав прав, а людоед нет. Ковентри разбомбили неправильно, а Дрезден - правильно. Вы что, против высадки в Нормандии?

В какой-то врожденный пацифизм людей я особо и не верил, просто сейчас интересно наблюдать как работают нарративы и как легко люди встраиваются в кордебалет.

Я не претендую на стратегическое мышление и точно не хотел бы принимать решения такого масштаба. Я остаюсь со своим обветшалым пацифизмом и не буду считать уничтоженных ̶б̶а̶н̶д̶е̶р̶о̶в̶ц̶е̶в̶,̶ ̶г̶л̶а̶в̶а̶р̶е̶й̶ ̶И̶ ̶-̶-̶Л̶ ̶, бородачей в платьях.

В октябре 1962 года Кеннеди убеждали, что ракеты на Кубе это недопустимо. Что война неизбежна и если он не хочет, чтобы США войну проиграли, то надо бить первым, начинать интервенцию на Кубу. Ведь коммунисты - это последний бесчестный сброд, для которых жизнь ничто. Тот не повелся и мир, во обоих смыслах, удалось сберечь.

Теперь повсюду улюлюканье и раздавите гадину. Потому что на другой стороне всегда коварный и жестокий Гитлер. И может быть даже это верно. Неверно улюлюканье.

"Тот, кто сражается с чудовищами, должен следить за тем, чтобы самому не стать чудовищем. И если ты достаточно долго смотришь в бездну, бездна тоже посмотрит на тебя"

Фридрих Ницше

В субботу не попал на Турандот в Земпер. Даже стоячие места раскупили. Расстроился, но зато сходил в кино на "Мастера и Маргариту", ту самую. Ничего хорошего не ждал, но в итоге фильм меня убедил и перетащил на свою сторону. Да, эстетически это подворовано у эксцентрично-загадочного Голливуда, "Отель Будапешт" передает привет. Но в целом фантастический дух книги передан замечательно.
А до этого ездил с детьми в Лейпциг. Там был слет готов и впервые (!) тамошняя картинная галерея , которая, конечно, дрезденской не чета. Однако дюжина замечательных картин там имеется. Чего только один зал Марка Клингера стоит! А есть даже мой любимый Герардо делла Нотте. Вот неожиданная встреча.
В целом, довольно погано из-за поломанного сна, но я держусь. А что еще остается? Интересно же что дальше будет.

Ну и с 20-тилетием сей дневник!

В субботу впервые за 8 лет (где вы были восемь лет???) выбрался в Немецкую национальную оперу в Берлине. Раньше я наведывался туда раза два в год за настоящим культурным переживанием. На её сцене я лицезрел лучшие постановки, слушал лучшие голоса, выходил как пыльным мешком стукнутый благодаря Вседержителя за то, что в мире существует опера. Наверное если бы я очень заморочился, то смог бы и раньше организовать поездку в Берлин, не оставляя детей одних, но отчего-то такие поездки у меня всегда привлекали возможностью вернуться за полночь. Будто не за 200 км ездил, а так запросто, в театр рядом с домом.
В общем, протиснулся я через метро, полное фанатов Штутгарта, приехавших на финал кубка Германии, долженствовавший состояться в тот же вечер, пришел за четверть часа в театр и накатили на меня воспоминания тех пор, когда жизнь еще не была поломана. Их я с себя стряхнул и приготовился внимать одной из последних великих опер Верди, которые мне не довелось еще видеть на сцене.
Помню "Сицилийскую вечерю" по записи, которую подарили мне одна опероманка в Москве, молодая девушка ходившая зимой и летом в странной куцей шубке и от которой пахло ядреными духами за тридевять земель. Она для меня даже обложку нарисовала под сидиэрчик. Я тогда такие вещи не ценил, а сейчас с теплотой вспоминаю. Впрочем, я отклонился от темы...
Интересно, что в Берлине идет именно парижская версия оперы, по-французски. Слушать Верди на языке Мольера довольно необычно, но в целом его стиль очень узнаваем, Оказалось, что музыкально "Вечеря" где-то между средним и поздним Верди. В ней еще нет смелости Дона Карлоса, но музыкальный язык уже вольней, нежели в "Риголетто". Есть в опере несколько потрясающих мелодий, так что спрашиваешь себя почему оперу эту всё же сравнительно редко ставят - в сравнении с Травиатой, например.
Но главная изюминка этой оперы - наличие сразу нескольких равнозначных ведущих партий. И бас, и баритон, и тенор с сопрано. С хорошим составом певцов - а он в субботу был - слушать "Сицилийскую вечерю" одно удовольствие!
Roberto Tagliavini (Прочида) понравился особенно. Вообще этот персонаж заслуживает отдельного внимания:
Сама опера посвящена восстанию угнетенного сицилийского народа против иноземных (французских, сиречь норманнских) захватчиков. А Прочида это такой Гиркин, у которого одна, но пламенная страсть - скинуть французов, а там гори всё синим пламенем. Он и жизнь свою готов отдать, лишь бы раздуть огонь восстания. На алтарь своей великой геополиической идеи он с легкостью готов принести любые жертвы. Интересно, что Верди не возмутился тем, какую карикатуру на террориста-смутьяна ему подсунул автор либретто Эжен Скриб. По сути из-за Прочиды и погибает любовная пара - Элен (Hulkar Sabirova) и Анри (Valentyn Dytiuk). Последний - сын французского наместника, хоть сам и узнал об этом уже будучи заклятым врагом французов. А Элен потеряла в народно-освободительном восстании своего брата. Они такие разные и всё-таки они вместе.. Были. Пока не явился Прочида и поломал молодое счастье своей повесточкой. Собаки, вечно жить собрались?
А есть еще этот Монфор, посланник. Скарпиа на минималках. Римский товарищ всё по слабому полу прикалывался, а вот у его галльского предшественника эротические эскапады позади. Он хочет сыновьей любви от сына-нацпреда. И добивается ее примерно такими же садистскими методами, какими Скарпия спустя пол тысячелетия будет добиваться взаимности от Флории Тоски.
"Сицилийская вечеря" вообще интересна этим старым столкновением интереса сугубо партикулярного, личного, приватного и общественного. Где долг и что важнее. Быть счастливым, но бесчестным или же поступить по чести и обречь себя на несчастье и на смерть. В палаццо у наместника всегда тепло натоплено и рекой льется вино, пока на площадях выпускают кишки подвешенным за пятки партизанам. А жизнь она одна...
Режиссер Оливер Пю сделал акцент на французском колониализме и Алжирской войне, перенеся время действия в период позапрошлого и прошлого веков. А поскольку Алжирская война - архетип всех колониальных войн, то удалось зарифмовать очень многое и современных событий. Но об этом молчок. Потому что мне еще хочется погулять там, а север мне пока еще не вреден.

Если бы я мог вернуться на 20 лет назад, я бы дал себе совет

Hе распыляться.
Не дочитывать очередное собрание сочинений, которое вот теперь я уже и не вспомню из чего состояло.
Концентрироваться на умениях, а не на знаниях.
Смелее общаться с людьми. Мне посчастливилось встречаться с очень интересными людьми на моем пути, но я жался и не решался открыто говорить с ними из страха сморозить глупость. Тогда казалось, что еще будет возможность. Нет. Не будет.
Щедрее благодарить.
Пробовать, даже если шанс невелик. Поступить в хороший вуз. Подойти к красивой девушке.
Быстрее съезжать из отеля "Мама". Когда ничто к этому не принуждает. Это отравленное удобство.
Не тратить время на алкоголь и людей, которых затягивает в твою орбиту из-за него.
Не жрать говно. Точнее жрать его как можно меньше.
Спать, спать и еще раз спать.
Учить языки еще настойчивей, чем это делал я.
Поменьше idées reçues
Прочитать книгу Кенемана про когнитивные искажения.

Что ж, попробую передать эту мудрость детям

На протяжении всей своей истории человечество гналось за информацией, старалось сделать ее доступнее, обеспечить транзит знаний, расширить их и познать мир. Сегодня вся мудрость в расстоянии двух кликов. А порой и кликать не надо. Спросил Алису или Алексу, или Сири.
Я думаю, что неминуемо появление людей, которые не захотят пить из чаши знаний. Знания - как секс. Тебе нужна прелюдия. Ласки. А сейчас это как автомат для дрочки из детского анекдота - за пять рублей дрочит, а за три - карандаши точит.
В принципе, такая ситуация во всем. Жрачки, развлекухи, порева, бухла стало так много и это все такое доступное, что более менее нормальную психику и здоровую жизнь может сохранить лишь человек, который умеет себя ограничивать. Таким фрикам как я особенно тяжко приходится с безграничным доступом к знаниям. У меня вечное к ним влечение. Я стою перед Википедией, как перед автоматом для дрочки.
Нужны рехабы для знаний. Нужно искать слова в бумажных словарях. Искать книги в библиотеках. Учить наизусть даты побоищ. Иначе все мы безнадежно отупеем или как те крысы, которые без конца активировали зону удовольствия в мозге, умрем от перенасыщения. Довольно, антилопа, бить копытцем. Твое золото превращается в черепки .

Съездил снова на север забрать Софию. На сей раз неплохо поработал в поезде, но усталость всё равно сильная. А главное нарушился восстановившийся было сон. Теперь просыпаюсь через полчаса после засыпания. Потом снова засыпаю, но просыпаюсь в пол шестого. Даже когда ложусь поздно. Этого часа утром мне не хватает.
Стараюсь решать все проблемы разом. Не лучший момент в жизни. Будто раздвоение. Умный понимает как делать, но не делает. Глупого несет по течению. Всё самое страшное приходит крадучись. Я уже три месяца читаю одну и ту же книгу из 340 страниц. Это тоже симптомчик. Зато пишу. Уж не знаю что выйдет в итоге. Меня бросает из - полное барахло - до - вполне пристойно.
Сейчас пока пара недель без поездок. Голова успокаивается, надеюсь вернуть здоровый ритм. Есть еще вещи, которые приносят радость. Играть на мандолине, говорить по итальянски - встретил тут свою бывшую учительницу, ходили вместе в кино - , смотреть "Твин Пикс". Подсел на этот сериал.

... Индо-пакистанский инцидент. (с)

Когой то выбирают римским папою, кого то запирают в тесный бокс. (с)
Кажется в Высоцком можно без конца черпать цитаты на злобу дня.

Спустя 12 лет вернулся на север Германии. Только база была километров на 75 севернее. Обплавали фризские острова - диковатый и очаровательный Амрум, пенсионерский рай Фер, зажиточный и шикарный Зюльт и даже на датский Рёмё заехали, куда ведет узковатая дорога-мост. На Рёмё, что для датчан должно быть что-то вроде Сочи, прямо на пляж можно заехать на машине - он по ширине как несколько утоптанных футбольных полей. Запускают воздушных змей немецкие туристы. Солнце как поплавок бултыхается в дребезжащем на стыке с морем средоточии неба. В материковой Дании почувствовал себя как в фильме ужасов. Слишком всё красиво, ухоженно, завитушки и ленточки, вазочки и цветочки на калитках, ничего, что нарушало бы гармонию неудержимого стремления к идеалу. Однако, зная человеческую природу, которая как известно с гнильцой, нутром чувствуешь, что где-то вся хтоническая свистопляска должна твориться; за красивенькими ставеньками украшенными инкрустациями наверняка проходят жестокие БДСМ-вечеринки без стоп-слов...

Я помню поездку на Хельголанд в 2013 - я тогда стихи написал, а сейчас мы туда не поехали. Дорого. Зато были на Зюльте, куда можно приехать за световой день из самого юго-восточного конца Германии, в баварских Альпах, если выехать прямо в пять часов утра. Заплатили за вход на пляж - немыслимо! Променада как в Гааге, наглые чайки, гогочущие туристы и очень хочется выпить пива. Чуть поодаль целые кварталы вилл тех, чья жизнь удалась. У них всё чинно, благородно. Никаких беженцев. Проблемы мира вдалеке. Главная проблема - повышенный холестерин и волатильность на рынках.

Полтора часа на автобусе - и вот ты уже не на Северном, а на Балтийском море... Фленсбург - город, который когда-то на референдуме после Первой мировой решил быть с Германией. За что, вероятно, поплатился десятками тысяч жизней своих сограждан. А остались бы в Дании, побыли в оккупации пару лет и вся недолга. Мотыльки летят на имперский огонь. И огонь этот горит не в крови, не в телеграмканалах, а в россказнях нянек, да бабок. Маленький мечтает прибиться к большому, вместо того, чтобы в самостоянии маленького укрепиться.
Вот самая западная часть Балтики, а когда-то я стоял у самого восточного его выверта, на берегу Финского залива в Петергофе и было это без малого двадцать лет назад. Тогда я увидел море первый раз в жизни.

Последнее время у меня столько впечатлений, что голова не успевает их перерабатывать. Они мелькают как в калейдоскопе, я пересматриваю фотографии и не верю собственным глазам. Сегодня снова в Париж, на сей раз в архив, последний фрагмент большого полотна, которое надо дописать. Дневники Жоржа Могредиена. После этого останется дописать пятую главу и написать заключение, несколько развернутое. Надо торопиться. Я чувствую, как время начинает поджимать...