Теперь, здесь пишется спокойнее. 
так наверное, становятся старыми. После всех этих штормов, выяснений, нападений с ножами. Все стало спокойно. 
я одна на мили вокруг со своим Севером. И впервые в жизни не ищу. Такое странное ощущение. Очень похоже на флуоксетин. Вроде помнишь что надо бы  есть еду, но не понятно ни как, ни зачем. 
очень жаль что я не пришла к этому раньше. 
Хотя был же у меня став «ничья». Нужно было все пройти, чтобы выйти в точку зеро. И понять, что никто и не был нужен. Что все тупые игры гормошков. Психологические ролевые. Всего то три года терапии.
каждый раз, когда я решала сравнить себя с выжженным полигоном , это была новая степень его. Теперь очередная. 

1936689

Все кончается. Зато теперь я больше не хочу никакой любви в свой жизни. Я давно смирилась, мне не коснуться тебя даже по ту сторону. Все стало настолько позеру, что даже странно. Из девочки в белом платьешке- бойцом по обе стороны фронта. Ничего уже не ощущается, как сквозь толщу воды. А я была такой тонко чувствующей натурой блин. Даже не знаю с какой стороны подходить к тому платью теперь. Это освобождает. От желаний, сожалений и всего. Я делаю деньги как обычно, я золотая утка как и всегда. Во мне ничего живого не осталось. Я пью ром как пират, разговариваю английским матом и сто лет как не говорю по русски. Все странно. 
все чего хочется. Вернуться в свои пять с половиной. Когда еще никого не похоронила. И самая большая удача- поймать мороженщика с сумкой квадратной через плечо. 
я все еще жду его иногда. Он говорил, что вернется. 

Мне прекрасно понятно что это скорее всего уже середина конца, не его начало. Только его подмышки пахнут как господь бог. И каждый жест его, походя брошенная фраза это искусство. А я обычно брошенкой за подобными болталась всю юность не находя взаимности. Но он шепчет мне в висок  по ланкийски полтора года - я перестану дышать, если тебя не увижу утром. А еще его можно касаться просто так. Не думая о том, что придется раздвигать ноги на три минуты супружеских говнопотуг. Его можно вдыхать просто так, бесплатно, это что- то среднее между откровением и святотатством. Это совсем не похоже на унылое ковыряние пожухлых от неиспользования чресел. От скуки. Даже если мне день перепадет лишний с ним, я буду кланяться в каждом храме, который проезжаю мимо. А из под сотню в сутки натикивает. 

Бог дал мне бремя- множить красоту, стирая пыль с камней и с книг и с половиц. Я умею красивых детей, идеальный джин тоник и канонический керосин для фриспина. Я все еще не боюсь и едва ли живые меня заставят заткнуться. Помнишь, как мы скупили всю черную Одежду. Помнишь, как ты дарил мне розы с чужих могил, как они становились бесконечными. И как я любила тебя нищим студентом, за месяц до совершеннолетия. Дурацкого неуклюжего мальчишку в заброшенном театре. На трамвайных рельсах, где все считали нас лесбиянками. Вот бы еще один раз поцеловать тебя там в парке шевченко в продрогшем холоде харьковского ноября, дичайше пахнущего дикими яблоками. В жопу всю эту взрослую Жизнь. Всю войну и все осени, в которых я не с тобой. 

Ну невозможно же так ходить в качалку. Совершенно никак не возможно. И спать лучше в разных комнатах хотя бы в 10 минутах езды друг от друга. Уже год как у нас вышибает пробки. Год, как мы пишем друг другу в 4 ночи, я слышу твой запах за пять километров.