Это цитата сообщения Сим_Никин Оригинальное сообщение

Алексей в очередной раз порадовал жизненной историей)
Вспомнился фильм "Влюблен по собственному желанию")))

Ха, ха. В ранней редакции этот фильм упоминался при сравнении Нади с его героиней. Глушенко, кажется.

Мне было недостаточно драйва, и к Июлю я совсем оскотинился. Открыл сезон и пошёл вразнос. Мне вдруг захотелось вываляться в грязи. В грязи далеко не лечебной. Я воображал себя падающей рок звездой, ну а со стороны производил впечатление отъявленного дикаря: худой, всклокоченный, с длинными растрёпанными волосами, с бородой и с обезумевшим взглядом из-под очков, которые наискось сидели на переносице, после того как я забыл их снять и так в них и заснул.
Причина? Была и причина. Работа – не работа. Жены нет. На горизонте тоже ни огонька. Настроение было такое, что хоть в окно прыгай, хоть в горячую ванну с опасной бритвой ложись. В общем, в один из дней я не вытерпел и сорвался. Решил бросить всё к чертовой матери и уйти в запой средней тяжести, ну а там будь что будет. К слову сказать, это наркоманы народ бьющийся. Особенно когда с большой высоты. А алкоголика об дорогу не разобьёшь.
На удивление дно я нащупал быстро. Достал всего за несколько дней. Я только пил и спал. Просыпался и обшаривал все уголки на предмет выпивки. Иногда кое-какие остатки от предыдущей “сессии” найти всё-таки удавалось, ну а если же нет, то накинув что-нибудь из одежды, я стремглав бежал в магазин.
Когда кончились деньги, то брал в магазине в “кредит”. Потребностей в еде почему-то не возникало. Было как-то не до того. Большую часть времени я проводил во сне. Я диагностировал у себя депрессию, но на самом деле у меня просто не получалось остановиться. Я набрал скорость и как сумасшедший экспресс проскакивал все подряд остановки. Нужные и ненужные.
Однажды от большой дозы спиртного у меня сбилось дыхание. Я начал часто-часто дышать. Совсем как при астме. Раньше со мной подобного не случалось, а месяца три назад я принял решение закодироваться и, выдержав небольшой технический перерыв, рискнул всё-таки нарушить запрет. После первого раза со мной не произошло ровным счётом ничего из того, что гарантировал при срыве нарколог, сделавший мне инъекцию “дисульфирама”. Я осмелел и, посчитав препарат безобидным плацебо, плавно отпустил тормоза. Дальше понеслось по наклонной. Надо сказать, я задал жару. Показал класс!
С нарушенным дыханием мне было страшно ложиться спать. Боялся задохнуться во сне. Пришлось вызывать “скорую”. Мне купировали приступ таблетками под язык и болезненным уколом в мягкое место. Отпустило. Дыхание выровнялось. Однако следующим вечером снова-здорово. Опять приехала “скорая”, опять вкатила укол…
Приезды “скорой” сделались регулярными. Я вызывал бригады чуть ли не каждый вечер, когда промилле в крови зашкаливало, и я терял способность нормально говорить и дышать.
Не помню, сколько продолжалось это безумие. Одну неделю? Две или три? Работу я, понятное дело, бросил, а квартира метр за метром превращалась в прибежище алкоголика. Находиться в ней мне было всё противней.
И кто знает, чем всё это закончилось, если бы в какой-то момент не пришло озарение. Батюшки! Что же я творю, что же я с собой делаю? Эта мысль сверкнула в голове неожиданно, словно молния и заставила меня восстать из мёртвых. Надо заручиться хоть какими-то оградительными бумажками, чтобы оправдать свои пропуски. Да и обстановку тоже сменить не мешало бы. Вот бы уехать куда на время. Отвлечься, прийти в себя.
Так у меня появилось желание лечь в больницу. Я представил, как с потухшим взглядом сижу в больничном парке на лавочке, а рядом со мной сидит какой-нибудь чудик в больничной пижаме. На самом деле мне просто вспомнилась аналогичная сцена из фильма “99 франков”. Там по сюжету у главного героя тоже произошло нервное расстройство на почве наркотиков и его поместили в хорошее лечебное учреждение. Мне до того захотелось очутиться на его месте и воспроизвести эту сцену в жизни только уже со своим участием, что я тут же принялся собирать вещи в “неврозы”. Отсутствие направления меня ничуточки не смущало. Мне отчего-то казалось, что всё устроится как-то само собой ещё в приёмном покое. Меня экстренно госпитализируют и отведут в парк, где на одной из скамеек будет ждать этот чудик в пижаме. Я тихонечко присяду с ним рядом и буду долго-долго смотреть в камеру остановившимся потухшим взглядом. Совсем как в том фильме.
Почти целый день я готовился. Ехать пьяным было бы неприлично. Часов с двенадцати, я с интервалом в час выпивал по одной рюмке водки. Во второй половине дня наступило значительное облегчение. Пользуясь этим затишьем, я взял свою “газонокосилку” и выкроил аккуратную бородку из той неопрятной поросли, что успела взойти на моём лице за время запоя. Потом кое-как дотянул до вечера, лёг спать и заснул. А утром подхватил свой рюкзак со всем, что могло понадобиться в больнице, и отправился прямиком на “Шаболовскую”.
Однако, придя в регистратуру, я понял, что мой план по экстренной госпитализации был, по меньшей мере, наивен. Народу в регистратуре стояло, сидело тьма. Как на вокзале. Шагу ступить негде. Некоторые даже устроились на полу. Я занял очередь, скромно встал в уголке со своим узелком и простоял пару часов, пока не Читать далее...

Причинив позволительный вред здоровью, ты лежишь в постели с мыслью о завтрашнем выходном дне и ещё двух последующих. Сочетание предстоящих праздников с удручающе небольшой промилле алкоголя в крови вещь по меньшей мере странная и вызывает массу вопросов, на которые, тем не менее, ответа у тебя нет. По непонятной причине выпил ты перед сном немного, гораздо меньше чем обычно при таких обстоятельствах выпивал. Выпил, а сон всё не идёт и не идёт, хотя этот факт тебя не особо тревожит. Вернее, совсем не тревожит. Завтра-то выходной, успеешь ещё выспаться. Неделя на законном основании получилась короткая (четыре дня всего), понедельник, правда, был неподъёмным, более-менее ты оклемался во вторник, однако того же дня вечером по неосторожности поломал себе среду, ну а в саму среду, в надежде на неполный рабочий день в четверг ты тоже порядком перестарался. Поэтому вернувшись домой сегодня ты принёс с собой один литровый пакетик дешёвого пойла чтобы, не откладывая его выпить и лечь спать. В этом плане претензий к тебе нет никаких, ты в точности и поступил так как собирался, но тебе все равно не спится.
А пока ты лежишь в голове твоей один за другим проносятся обороты речи представляющие определённый интерес для тебя как для писателя. Они кажутся свежими и неизбитыми, а значит, вполне могут найти себе применение в твоих предстоящих опусах. Надо лишь записать их, чтоб не уплыли, поскольку утром ты ничего не вспомнишь, однако боишься пошевелиться и разорвать те тонкие сети сна, что уже на тебя наброшены. Через какое-то время Морфей возьмётся за них и незаметно потащит в сон. Отсюда красивые выражения проходят мимо и достаются кому-то ещё, кто точно также мается сейчас бессонницей, но не столь ограничен в подвижности и с некоторой неохотой ты ему их уступаешь.
Потом в твоей голове словно кто-то включает “радио”. Ровные мужские и женские голоса наперебой твердят тебе что-то. Что именно они твердят полностью расслышать не удаётся. Ты разбираешь только отдельные слова или не значащие ничего вырванные из контекста фразы. Такое ощущение, что этот кто-то крутит ручки приёмника, пытаясь поймать нужную ему волну сквозь другие вещания и звуковые помехи.
Голос Бога нельзя принять за твой внутренний голос. Твой внутренний голос звучит также, как и твой внешний, но не в записи или как его слышат со стороны, а как ты сам себя слышишь, ну а Бога в твоей голове озвучивают либо актёры немого кино, либо просто потерянные голоса. Темы ваших беседы начинаются в основном с того “как же ты, Алексеев, дошёл, как же ты докатился…”, но Бог тебя нисколько не осуждает, а ты в свою очередь не пытаешься оправдать тот неправильный образ жизни, который ведёшь. Он лишь мягко журит тебя за твои слабости и проступки, просит быть осторожнее, благоразумнее, не обманывать близких, ценить и дорожить теми, кто рядом и так далее, а ты киваешь мысленно головой, мол “обещаю, Бог, обещаю, только вот сам видишь, как всё у меня непросто…” А Бог: “а тебе разве плохо живётся, да ты счастливчик по сравнению с остальными.” Ты: “какой же я счастливчик, в чём именно моё счастье, Бог?” Бог: “мы к этому разговору ещё вернёмся и вот тогда вспоминая этот момент и себя в нём, ты сам ответишь себе в чём.” Ты: “Бог, но ведь всё могло сложиться иначе.” Бог: “конечно, могло. могло быть и хуже, могло быть и лучше. но мне почему-то кажется, что всё хорошо у тебя будет.” Ты: “точно? Бог, ты в этом уверен?” Бог: “ты что гарантий у меня просишь?” (Бог весьма огорчён твоим недоверием, это слышно по Его голосу. Ты (понимая, что сказал глупость): “ну что ты Бог, извини. раз ты сказал, значит так тому и быть. спасибо тебе, поддерживаешь ты меня.” Бог (смягчаясь): “ну что ты, обращайся, не оставлю тебя без помощи. я же люблю тебя.”
Мысленно вы общаетесь ещё долго. Вам есть о чём поговорить, и ты вовсе не считаешь эти беседы признаками надвигающейся шизофрении, хотя и не передаёшь содержание ваших с Ним разговоров каким-то другим людям. Не из скромности (она у тебя отсутствует напрочь), а скорее из-за того, что это касается лишь вас двоих и на других не произведёт впечатления. К тому же по каким-то своим тайным каналам, секретным линиям, шифрами и кодами, в анонимных браузерах все люди могут так же непринуждённо поболтать перед сном с Богом. Ничего странного и удивительного в этом нет.

Первая женщина с сайта (условно назовём её Евой), с которой я встретился на нейтральной территории в одном из кафе за рюмкой чая, оказалась к моему огорчению окольцована. Ну что ж, первый блин всегда комом. Правда, на тот момент нас с женой тоже не успели развести, и у меня по-прежнему стоял в паспорте штамп, о чём я не сразу предупредил её, а сообщил лишь тогда, когда она сама мне призналась в замужестве на десятой минуте встречи. Ладно. Один-один.
Первое на что я обращаю внимание это на форму носа. Нос всё решает. Он должен быть как тонким и аккуратным. В этом плане Ева не подкачала. Помимо аккуратного и тонкого носа у Евы был приятной высоты лоб, такие же высокие скулы и точёные черты лица. Волосы прямые и длинные были распущены. Вроде не брюнетка, но и не блондинка, а какой-то промежуточный цвет. Она мне понравилась. Не симпатичная, а именно красивая женщина и судя по всему, я тоже ей приглянулся.
И вообще, чем больше мы пили, тем больше симпатизировали друг другу и всё меньше скрывали наше счастье от остальных посетителей забегаловки, а спустя ещё полчаса принялись безотрывно через стол целоваться. Совсем как в кино Ева незаметно скинула туфлю (в жизни расстегнула и стащила сапог с ноги) и там где нужно стала массировать меня под столом ступнёй. К тому времени я уже был настолько взвинчен коньяком и тем, что она со мной вытворяла, что весь трепетал от страсти. Выпила она наравне со мной, хотя ранее утверждала, что очень трепетно относится к собственному здоровью. Потом Ева оплатила счёт, причём, как за меня, так и за себя, а я настолько утратил всякий моральный облик, что предпочёл этого не заметить.
Мы вышли на улицу. Несмотря на позднее не предназначенное для гостей время я долго уговаривал Еву зайти ко мне хотя бы на минуточку на другой конец города. Ева сопротивлялась. В какой-то момент она почти поддалась натиску правда, потом опять передумала. “А где ты живёшь? В Бирюлёво? А где это? Далеко от центра?” “Ну как тебе сказать…“ – уклончиво ответил я. – “Скорее ближе к окраине.”
Наступили Новогодние праздники. Ева куда-то уехала, однако мы продолжали вести активную переписку. Я хранил ей верность и не отвечал другим женщинам, которые докучали на сайте, тем более, что мы уже договорились о новой встрече в интимной обстановке у меня дома.
Встречу пришлось ждать почти месяц. В тот день я встал с тяжким как крест похмельем, что, впрочем, характерно для субботы и ценой двух тарелок перемыл всю посуду. Привёл себя в порядок. Оделся, причесался, надушился одеколоном. Поехал, встретил её у метро цветами и повёз на такси к себе.
По мере того, как мы приближались к дому, у Евы всё больше портилось настроение, ну а дома оно испортилось уже окончательно. Что именно послужило поводом её расстройства, я сразу не понял. Что не так? Цветы я ей подарил (хотя домой она этот веник все равно не потащит), коньяк купил, с закуской, правда, обстояло не важно, у меня в холодильнике уже не одна мышь успела повеситься, но мы ведь не для того встретились с ней, чтобы закусывать.
Недоумённо озираясь по сторонам, Ева равномерно прошлась по комнатам, посетила санузел, потом вернулась ко мне на кухню, где я намывал стаканы нам под коньяк и резал на дольки старое морщинистое яблоко, села на стул и посмотрела задумчивым долгим взглядом в окно, за которым заунывно завывал ветер. Тут только воя волков не хватало, хотя стая бродячих собак нас уже успела облаять возле самого моего подъезда.
Смотрела она в это окно, смотрела, и постепенно в её глазах стал читаться испуг. Мои окна выходили на главную достопримечательность района. На ТЭЦ-26. Даже на меня местного жителя эти трубы производили гнетущее впечатление, а человека неподготовленного могли просто шокировать. Эх, давно надо было окно занавесить, а то чувство такое, что они прямо здесь в квартире.
Ева завороженно смотрела на них минут двадцать не меньше пребывая судя по всему в глубокой прострации от Бирюлёво в целом и от моей берлоги в частности, так что на секс вряд ли можно было рассчитывать. “Что это?” – дрожащим пальцем показывая на трубы, произнесла, наконец, она. “Теплоэнергоцентраль.” – невозмутимо ответил я. “А из труб что идёт?” – Ева встала и приблизилась вплотную к стеклу. На стекле с обратной стороны был чёрный густой налёт. Увидев этот налёт, Ева отшатнулась и отошла подальше. “Ты чего?” – удивлённо воскликнул я. – “Это же просто сажа на стекле скопилась.”
Ева с сомнением покачала головой. Кажется, она нисколько не верила ни в безопасность такого сооружения как ТЭЦ, ни в то, что на стекле сажа, а не выпадение, скажем, радиоактивных осадков. Тогда я попробовал её успокоить и приобнять, но она шарахнулась от меня как от прокажённого, закрыла надушенным шарфиком нос и принялась дышать через него как через фильтр.
“Куда ты меня притащил?” – вдруг завопила Ева и заметалась по квартире в поиске своих вещей. – “Увози меня отсюда срочно! Слышишь? Скорей вызови мне такси!” “Да что случилось-то? – не понимал я. – “Как это что? Не понимаешь? Ты живёшь в Читать далее...

Иногда в выходные я просыпаюсь у себя дома, в своей постели, но просыпаюсь не резко и окончательно, а пока ещё по касательной. С той постепенно истекающей силой, которая придала мне инерция после долгого сна. В эти минуты моё сознание почти не отличается от сознания того, каким я помнил себя лет в семь или в восемь, когда точно также просыпался в этом доме, в этой комнате, в этой постели и вспоминал, кто ещё из родных есть в квартире. Бабушка? Дедушка? Вот и сейчас мне отчего-то всё время кажется, что они где-то здесь, совсем рядом, может быть через стенку в соседней комнате, ещё спят или только встают… Но потом я полностью просыпаюсь, во весь объём, рост и ребёнок из моей головы исчезает, как выветривается из головы хмель. На его месте появляется кто-то большой и взрослый, и этот большой и взрослый есть не кто иной, как я сам. Но вот эта только что испытанная мной близость бабушки, дедушки, себя самого больше тридцати лет назад, заставляет ещё какое-то время гадать, где они сейчас, куда подевались (ведь не могли же они просто так взять и исчезнуть!) и почему бросили меня одного в этой пустой квартире и откуда взялся здесь этот неприлично большой и взрослый, которого я не знаю, но который давно знает меня?

Недавно проходя мимо какого-то дома, я увидел старика на лавочке возле подъезда. Плотного и насупленного дедулю, в толстом тёмном пальто, которое делало его похожим на высокий пень служащим для украшения двора. Я увидел и понял, что смерть его ближайшая перспектива. Он умрёт. Может не в этом году, может следующем, а может, протянет ещё пять или шесть лет. Это неважно, когда-нибудь он умрёт обязательно. Впрочем, не это главное. Все умрут потихоньку. Даже те, кто ещё успел не родиться. Дело не в этом. Просто глядя на этого старика я понял я, что за годы, которые ему остались ничего потрясающего, из ряда вон выходящего с ним не случится. Сплошные банальности. Если ещё не умерла, то умрёт жена или родится внук или внучка. Всё! Больше с ним ничего не произойдёт. Он не снимет с пенсии проститутку, как бы на его месте сделал я, он не попробует, наконец, наркотики. Он не возьмёт и не растранжирит свои гробовые деньги (вот уж никогда не понимал, зачем копить деньги на похороны, как будто старики сами виноваты, что умирают), не потратит их на посещение другой страны.
Теория “деда на лавке” состоит в следующем: 1) он никогда не совершит никакого безумного поступка самостоятельно, за свой счёт. 2) с ним ровным счётом не произойдёт ничего удивительного помимо его воли. Ну, разве инсульт шарахнет, или в маразм впадёт. Он не станет свидетелем посадки инопланетного корабля или какого-нибудь другого удивительного явления, он не втянется в какую-нибудь авантюру, не попадёт в цепь головокружительных событий. Кроме того, что он однажды утром он сначала почувствует себя плохо, а потом возьмёт и в одночасье помрёт, ни черта с ним не сделается на этой “лавке” – и это ужасно. Кстати, он и этой своей смерти ни огорчиться, ни порадоваться не успеет.
Человек живёт-живёт, крутится, вертится, вокруг него тоже всё двигается и вращается, жизнь кипит, но вдруг ход замедляется, шестерёнки её начинают идти всё медленней, а потом и вовсе встают. Вот тогда человек и садится на свою проклятую лавку. Я вдруг допустил мысль, что в переносном смысле, тоже сижу возле подъезда на лавке, и что ничего крутого со мной не также как с этим стариком не приключится. Никакое прикольное событие меня впереди не ждёт. Однако, у меня по крайней мере есть ещё шансы. Неужели не повезёт? Вдруг совсем скоро мне сорвёт башню?