Сейчас на дворе такие милые тысячелетья стоят - мама не горюй. Абсолютное добро и не менее абсолютное зло вцепились друг в друга стальными когтями ненависти - говно летит - только успевай уворачиваться. Вот и захотелось нашей дорогой редакции написать чтонить про философию - пусть для кого-то это и удар ниже пояса. Только не там где рассуждают про вот это вот все абсолютное, а просто, про то, что даже в непросветном мраке иногда вспыхивают маленькие лучики добра, только не абсолютного. а обыкновенного, такие , что хочется улыбнуться. Поэтому садитесь поближе, выключайте фонарики и слушайте мою историю. Ее оставил нашей дорогой редакции античный доксограф Элиан, как раз на такой случай, когда все думают, что уже пиздец и тут я -
весь в белом со своими пушистыми мимимишными историями.
Дело было в Афинах, уже после смерти Платона. Академию тогда возглавлял один из самых строгих его учеников - Ксенократ . Да и сразу оговорюсь _ Академия - это не здание с колоннами, а сад, в котором Платон проводил свои занятия. И вот ученики гуляют на большой перемене по саду и вдруг слышат какой то тонкий писк в кустах. Подходят, а там маленький зайчонок, совсем малышка, глаза ещё чуть припухшие, нос дрожит. Мать, вероятно, погибла от хищников и малыш остался один. Ученики, кншн, сразу начали спорить, что с ним делать, каково его предназначение и не есть ли сие эйдоля.
Мнения разделились Некоторые предлагали отнести малыша к городскому рынку, другие предлагали не трогать, ибо природа сама рассудит. И тут к спорящим подошел Ксенократ, которого в Афинах считали суровым как скала и твердым как лоб спартанца. О нём в городе ходила легенда: однажды он так строго смотрел на афинского гуляку, что тот протрезвел на месте.
И вот он подходит к ним, ученики тут же затихают как стая птиц перед грозой, и видит маленького зайчонка в траве. Студенты, конечно, ждали лекцию в стиле диалога "Федон", но вместо этого философ наклонился, осторожненько взял малыша в руки, прижал к груди и, распрямившись, ... улыбнулся.
Улыбка Ксенократа была настолько редким явлением природы, феноменом, сравнимым разве что с северным сиянием в жаркую летнюю ночь. Ученики застыли, как завороженные, а Ксенократ сказал: - Если мы учим добродетели, то с неё и должны начинать.
После чего развернулся и пошел по своим дела, забрав с собой зайчика. Он отнёс его к себе домой. Там философ устроил для малыша маленькое гнёздышко из шерсти и сухой травы, велел ученикам принести молока, которое регулярно подогревал а потом кормил им зайчика из маленькой глиняной ложечки.
Ученики смотрели и не понимали: как этот строгий, мистически собранный человек может так нежно прижимать к себе маленького зверька?
Так маленький заяц стал учеником Академии.
Через пару недель зайчик окреп, стал прыгать по двору Академии, заходить в аудитории, садиться под лавками, когда Ксенократ читал лекцию, и временами пытался грызть табулы студентов. Те не сердились - наоборот, они называли его: «маленьким хранителем добродетели».
А еще они говорили - так пишет Элиан - что он напоминает всем: философия - это не только споры, но и добро к тем, кто слабее.
Много позже кто-то из учеников заметил: - Мы думали, что Ксенократ учит нас добродетели словами. Но оказалось, что он учил её руками когда улыбался, прижимая к груди маленького зайца.
Миру мурр.