Художник-акварелист Хайди Уиллис (Heidi Willis).













vlada-da

50-градусные морозы начались в России
Впервые в этом сезоне температура в Якутии опустилась ниже -50°. Самый сильный мороз зафиксирован на метеостанции Делянкир — -50,7°.
В столице региона Якутске температура упала до -37,5°, что на 8 градусов ниже нормы для этого времени года. По данным метеорологов, такие морозы продержатся еще несколько дней.
https://vk.com/video-10652232_456240157
Как красиво снять на видео падающий снег?
находим фонарь,
включаем режим камеры «замедленный», переключаем на HD 120 кадр/с
снимаем на 0,5 или 1,
занижаем экспозицию
и плавно двигаем телефон снизу на верх 
подбираем подходящую музыку и атмосферный снегопад готов










Когда раньше мучил шум в голове или ощущение «звонка» в ушах, наши бабушки часто прибегали к простым домашним рецептам. Они не заменяют лечение, но могут быть дополнением к основным рекомендациям специалиста.
Способ 1
Утром натощак съедали дольку лимона и 2 измельчённых зубчика чеснока. Считалось, что такая комбинация помогает взбодрить организм и «разогнать» кровь.
Способ 2
Через мясорубку пропускали 2–3 лимона с кожурой (без косточек) и 2–3 головки чеснока.
Полученную массу заливали кипячёной водой так, чтобы она покрывала смесь.
Настаивали 2–3 дня, затем процеживали.
Принимали по 50 мл утром натощак.
Курсом выпивали столько, на сколько хватает примерно 4 кг лимонов.
Дополнение
При шуме в ушах или атеросклерозе в народе использовали такую смесь:
5 капель настойки прополиса + 10 капель настойки эхинацеи на 70 мл воды.
Пили утром натощак.
Важно: любые домашние рецепты — это только вспомогательный вариант. Шум в голове бывает по разным причинам, поэтому перед применением обязательно стоит поговорить с врачом.

В 12 часов телефонный звонок: «Приезжайте, пожалуйста, в гинекологическое отделение поселковой больницы. Женщине вскрыли живот, и мы не знаем, что делать дальше».
Приезжаю, захожу в операционную.
Сразу же узнаю, что лидер этого отделения, опытная заведующая, в трудовом отпуске. Оперируют ее ученицы.
Брюшная полость вскрыта небольшим поперечным разрезом. Женщина молодая, разрез косметический; когда делали этот разрез, думали, что встретят маленькую кисту яичника, а обнаружили большую забрюшинную опухоль, которая глубоко уходит в малый таз.
И вот они стоят над раскрытым животом. Зашить — совесть не позволяет, выделить опухоль — тоже боятся: зона опасная и совершенно им не знакомая. Ни туда, ни сюда. Тупик. И длится эта история уже 3 часа!
Все напряженно смотрят на меня, ждут выхода. Я должен их успокоить и ободрить своим видом, поэтому улыбаюсь и разговариваю легко и раскованно. Вскрываю брюшину над опухолью и вхожу в забрюшинную область. Опухоль скверная, плотная, почти неподвижная, уходит глубоко в таз, куда глазом не проникнешь, а только на ощупь.
Можно или нельзя убрать эту опухоль — сразу не скажешь, нужно начать, а там видно будет.
Очень глубоко, очень тесно и очень темно. Рядом — жизненно важные органы и магистральные кровеносные сосуды. Отделяю верхний полюс от общей подвздошной артерии. Самая легкая часть операции — не очень глубоко и стенка у артерии плотная, ранить ее непросто. Получается даже красиво, элегантно, немного «на публику».
Но результат неожиданный. От зрелища пульсирующей артерии у моих ассистентов начинается истерика. Им кажется, что мы влезли в какую-то страшную яму, откуда выхода нет. Сказываются три часа предыдущего напряжения.
Гинеколог стоит напротив, глаза ее расширены. Она кричит:
— Хватит! Остановитесь! Сейчас будет кровотечение!
Хватает меня за руки, выталкивает из раны. И все время кричит. Ее истерика заразительна. В операционной много народу. Врачи и сестры здесь, даже санитарки пришли. И от ее пронзительного крика они начинают закипать. Все рушится.
Меня охватывает бешенство.
— Замолчи, — говорю я ей, — закрой рот! Тра-та-та-та!
Она действительно замолкает. Пожилая операционная сестра вдруг бормочет скороговоркой:
— Слава Богу! Слава Богу! Мужчиной запахло, мужчиной запахло! Такие слова услышали, такие слова… Все хорошо, Все хорошо! Все хорошо!
И они успокоились. Поверили.
Идем дальше и глубже. Нужны длинные ножницы, но их нет, а теми коротышками, что мне дали, работать на глубине нельзя. Собственные руки заслоняют поле зрения, совсем ничего не видно. К тому же у этих ножниц бранши расходятся, кончики не соединяются. Деликатного движения не сделаешь (и это здесь, в таком тесном пространстве). Запаса крови тоже нет. Ассистенты валятся с ног и ничего не понимают. И опять говорят умоляюще, наперебой, но уже без истерики, убедительно: возьмите кусочек и уходите. Крови нет, инструментов нет, мы вам плохие помощники, вы ж видите, куда попали. А если кровотечение, если умрет?
В это время я как раз отделяю мочеточник, который плотно спаялся с нижней поверхностью опухоли. По миллиметру, по сантиметру, во тьме. Пот на лбу, на спине, по ногам, напряжение адское.
Мочеточник отделен. Еще глубже опухоль припаялась к внебрюшинной части прямой кишки. Здесь только на ощупь.
Ножницы нужны, нормальные ножницы!
Режу погаными коротышками. Заставляю одну ассистентку надеть резиновую перчатку и засунуть палец больной в прямую кишку. Своим пальцем нащупываю со стороны брюха ее палец и режу по пальцу. И все время основаниями ножниц — широким, безобразным и опасным движением.
Опухоль от прямой кишки все же отделил. Только больной хуже, скоро пять часов на столе с раскрытым животом. Давление падает, пульс частит. А крови на станции переливания нет!
— Почему нет крови на станции переливания крови?! — я кричу куда-то в пространство. — Чтобы немедленно привезли, чтобы свои вены вскрыли и чтобы кровь была сей момент, немедленно!
— Уже поехали, — говорят.
А пока перелить нечего. Нельзя допустить кровотечения, ни в коем случае: потеряем больную. А место проклятое, кровоточивое — малый таз.
Все, что было до сих пор, не