Давно у меня не было так мерзко на душе, как сейчас в этот пятничный вечер. Прекратил одним махом его мучения через усыпляющий укол. Больно было смотреть как он страдает, опухшая правая сторона от уха до лба, глаза выпученные и и слезящиеся, не мог уже кушать и передвигаясь, падал на живот, при этом тряс головой и невероятно страдал от боли.
Мой рыжий красавец Рудик, 9 лет жизни - целый отрезок. Ему сейчас хорошо и ничего не надо, а мне тоскливо и душат слёзы. Нет, слишком я любил своего котика, чтобы продлять его дикие мучения. В ветеринарной клинике проблему решили за несколько минут, а ещё через пол часа мы с сыном Димой похоронили нашего котика. Теперь душат слёзы и воспоминания....
Церковь Иоанна Богослова в селе Красное Новой Москвы, поселения Краснопахорского. Интервью с художником Анной Ягужинской, работавшей при этом храме художником с 1992-го по 2000-й годы.
Храм Иоанна Богослова в селе Красное Новой Москвы имеет интересную историю до октябрьского переворота 1917-го года, и об этом рассказано во многих источниках. В интернете они есть, а также, вышли книги и появились статьи об этом храме. Но о том, что происходило там в трудные 1990-е годы, когда этот храм вновь открылся после долгого перерыва (в нём ранее был дом культуры, спортзал, типография и даже жилые помещения), там сознательно умолчали по инициативе г-на Никандрова, бывшего второго настоятеля этого храма с 2000-го года, которого запретили к служению. Поэтому об этом нам расскажет художник-живописец Анна Ягужинская, проработавшая там восемь лет, с 1992-го по 2000-й год при самом первом настоятеле, М. Д. Таране.
- Здравствуй, Анна, расскажи, пожалуйста, о том времени, когда ты работала художником при храме Иоанна Богослова в селе Красное Новой Москвы, поселение Краснопахорское, с чего вся эта твоя эпопея начиналась.
- Здравствуй, Ари. Рада твоему интересу к тому сложному периоду жизни храма Иоанна Богослова в селе Красное тогда ещё - Московской области, Подольского района, а теперь уже – Москвы, поселения Краснопахорское. Это началось в 1992-м году, когда я пришла на 1-й курс Московского Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета. В МПСТГУ были знающие, интеллигентные преподаватели, сильные специалисты, профессора, мне очень нравилось там учиться, и было там много интересного. Училась я там 6 лет – с 1992-го по 1998-й годы.
- А почему ты выбрала именно этот вуз?
- Всё просто, Ари. Я могла бы изрядно покритиковать институт Сурикова, например, но не буду, потому что даже если бы мне бы удалось его закончить, то я бы там получила… образование, а, вот, в ПСТГУ я получила… профессию! Это важно, но дело не только в этом. Вуз для верующих, православных людей, а я верую и задумала расписать храм, а в те годы они массово восстанавливались из руин, поэтому и решила там научиться монументальной живописи (фреске), а церковь я уже присмотрела.
- Анна, а как ты нашла эту церковь?- В 1991-м году друзья привели меня в сельский храм, где я познакомилась со священником, Михаилом Дмитриевичем Тараном, украинцем по национальности, отсюда и его фамилия, и произношение, который стал моим работодателем и непосредственным начальством.
Храм в процессе восстановления с 1991 по
- Ничего, всё нормально, мне нравится, как ты рассказываешь. Давай дальше.
- Тогда мы задумали грандиозный проект. Было запланировано строительство женского монастыря, художественной гимназии, где будут учить ещё и церковному искусству, иконописной, керамической и свечной мастерских, кузницы и др. И всё это будет по моему проекту и оформлено мной. Думала, что распишу храм, напишу туда иконы, оформлю весь интерьер, ограду и территорию вокруг, крестильный храм построим, и его тоже распишу. Часовню строить начали... Мне были обещаны и стабильность, и работа до самой пенсии. Поэтому я и училась спокойно, а все каникулы там жила, как отшельник. Или мы куда-нибудь ездили, например, в Дивеево, где купались в Святом источнике, ходили по Канавке с молитвой, прикладывалась к мощам св. Серафима. В Псково-Печерский монастырь к архимандриту Зенону в мастерские ездили, потрудилась в Толгском женском монастыре и в иконописной мастерской на Соловках, что было очень хорошей практикой в профессии. На Соловецком подворье в Кеми моё имя записали в вечное поминание. Потом, на преддипломную практику в 1997-м году, я поехала на Волгу, в Ярославскую область. Село называлось Богослово. Приехали в лагерь из нескольких рубленых изб, где жили члены общины, рожая там детей. Меня поселили в избу. Церковь восстанавливалась медленно. Внутри было очень холодно, сыро, отовсюду дуло, а железная печь «Булерьян», сделанная на оборонном заводе, почти не грела. Закончив, измерения, чертежи и рисунки, я выдохнула с облегчением. Мы там купались в Волге, я рисовала на пленэре карандашные пейзажи. В одну из ночей изба церковного старосты, сгорела в один момент, ещё до приезда пожарной команды. Повезло, что дом был на отшибе. Староста остался голый и без вставных челюстей. Приехали его сыновья, собрались, было, везти отца в город, но тот ехать отказался, решив остаться и начать всё с начала, поэтому мне повезло - в машине было место. К полуночи я была уже дома. По возвращении - вновь студия, пленэры, песни под гитару... а надо было быть внимательнее, так как снова стала накаляться обстановка на работе. Я не могла этого не почувствовать, но предпочитала ничего не замечать. Закрыв глаза на всё, спрятала голову в песок, и это - моя любимая поза. Ещё никто сзади не пристроился. Я надеялась на то, что пронесёт, всё уладится, и всё будет хорошо. Мне была просто необходима эта замечательная творческая работа на свежем воздухе, и я не в состоянии была рассматривать такой вариант, что её у меня не станет. Боялась и помыслить о таком развитии событий.
Прочитала о Сезанне, Ван Гоге, Тулуз-Лотреке и дневник Марии Башкирцевой. Сравнение с нею было не в мою пользу. Увидела то, насколько я не развита по сравнению с ней. Она знала языки, играла на фортепиано, много читала, причём, в 13 лет(!) серьёзные книги, как и Зинаида Гиппиус, чьи воспоминания прочту позже. А книги, которые они читали в отрочестве, мне не осилить и теперь! Потом ничего не поняла в книгах Кандинского «О духовном в искусстве» и Павла Филонова «Проповедь о поросли мировой». С большим трудом осилила фолиант Фаворского и совсем не осилила труд г-на Волкова о композиции. И если бы это не была чужая книжка, то я бы вышвырнула этот «кирпич» в окно или в костёр. После этого по совету Наставника еле-еле одолела «Проблема формы в изобразительном искусстве» Адольфа Гильдебрандта и с большим трудом поняла смысл текста, но дало мне